Свободная территория России (СИ) - Богданов Александр Алексеевич (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
Глава 11
В полумраке комнаты белели подушки и покрывала четырех застеленных кроватей. Они были свободны за исключением той, что стояла в переднем углу возле гардероба и тумбочки. На ней сидело закутанное в простыню человеческое существо. Черты худого и бледного лица ее были неясны, но в левой руке тлел малюсенький табачный светлячок. «Откуда вы?» надломленным, но несомненно женским голосом спросило существо. «Я из Башкирии,» солгала Маша. «Мы приехали сегодня.» «А я живу здесь месяц… И все одна,» в голосе ее послышались истерические нотки. «Нинель Ефнатьевна Полторацкая,» существо протянуло для рукопожатия свою холодную и слабую лапку. От вида ее морщинистой конечности Маше сделалось противно. Маша осторожно коснулась ее кончиками пальцев и представилась вымышленным именем. «Если вас угнетает мое курение, то не закрывайте форточку,» разрешила Нинель. «Когда я жила в Бронксе, то из-за дыма соседи ненавидели меня.» Маша сделала непонимающее лицо. «Не волнуйтесь, Нинель Ефнатьевна, я привыкла. Мой муж тоже много курит.» «Ааа…,» одобрительно протянула Нинель. «Кто ваш муж?» «Кем же ему еще быть?» притворно вздохнула Маша. «Охраняет священные рубежи нашей социалистической родины.» «Пограничник значит,» допытывалась Нинель. «Ну, а вы кто будете?» «Я по тому же ведомству, что и он. Куда муж — туда и жена.» «Это правильно. Так и должно быть — как нитка за иголкой.» «Откуда вы? Где это — Бронкс?» «Это очень далеко,» с удовольствием зажмурилась Нинель; бывалая рассказчица предвкушала внимание участливой и терпеливой слушательницы. «Я вам еще не говорила, что мы с мужем десять лет прожили в Нью — Йорке? У меня секретов нет. Бронкс это один из районов Нью-Йорка. Всем моим друзьям я рассказала об ужасных буднях тамошней жизни. Вы наша — вы умеете хранить тайны; с вами я поделюсь!» Она засмолила последнюю папиросу, достав ее из опустевшей коробки и, выпустив под потолок густой клуб дыма, немного раскачиваясь, монотонным протяжным голосом завела…
«Мой муж — негодяй, сукин сын и кавалер. Он всегда помыкал мной, бедной девушкой, и называл меня фригидной и сушеной воблой. Может годы спустя таковой я и стала, терпя его издевательства, хотя до рукоприкладства не доходило. Я всегда черпала поддержку в чтениях работ Ленина — Сталина и в беседах с парторгом. Они поднимали мою партийную мораль и дисциплину, и укрепляли веру в торжество коммунизма.» Существо смахнуло слезу и, пыхнув дымом, продолжало. «Женаты мы были уже 5 лет, как вдруг как раз перед самой Bеликой Oтечественной Bойной нас послали в Америку. Я ехать к капиталистам не хотела, но, надо значит надо. Партийный приказ не обсуждается. Прибыли, осмотрелись, обжились. Нас, советских, особенно никуда из посольства не выпускали, мы всегда за забором жались, но на годовщину великого октября вывозили нас на консульском автобусе за ограду; показывали и объясняли ужасы города желтого дьявола, и как отчаявшиеся безработные по улицам шастают и зубами от голода щелкают. Но муж мой с нами на автобусе не ездил. Ему было не до развлечений. Он был оперативником НКВД и ходил в одиночку, куда ему заблагорассудится. Он знал отлично, что такое разведывательная работа и конспирация, и его начальство за успехи хвалило. Пока я в бухгалтерии дебит с кредитом на счетах подгоняла, мой благоверный по Нью-Йорку рыскал и шпионов вербовал. За каждого завербованного ему давали премию и он из кожи вон лез, чтобы побольше иx навербовать. Дурковатых в любой стране хватает — один в карты проигрался, ему срочно деньги нужны; другой половой извращенец — ему надо себя реализовать; третий кокаину нанюхался и взбрендило ему весь мир перевернуть — вот такие красавчики и шпионили для коминтерна. Надо сказать, что контрразведка их быстро ловила и сажала, но мужу моему было до фонаря, премию свою он за них уже получил. Тем не менее, я за него волновалась. Я ему всегда говорила, «Боря, посмотри с кем ты имеешь дело, ведь они психопаты. На тебя враз набросятся, загрызут и ничего от тебя к утру не останется». «Ничего Ниночка,» успокаивал он, «у меня с собой пистолет десятизарядный и я по самбо тренированный; отобьюсь». Много их Боря перевидел, но все-же предпочитал работать с нелегалами. Он их всегда очень хвалил. Люди тихие, серьезные, вдумчивые, по вечерам или в шахматы играют, или на радиопередатчике морзянку отстукивают, но все до одного так законспирированы, что родная мама их не признает. Работают в подполье годами, жен в Америке заводят, хотя у всех в СССР семьи без них скучают, но за это начальство им аморалку не шьет. Хуже всего, когда кто-то из московского руководства к буржуям перебегает; он всегда с собой всю шпионскую картотеку прихватывает и сдает ее американцам. Тогда — пиф — паф! ой-ёй-ёй! — многих нелегалов арестовывают и переворачивают в двойных агентов; сколько трудов пропало, ведь с детских лет их к этим заданиям готовили, язык зубрили и к обстановке приучали, и оказалось все понапрасну; вместо пользы — вред.» Нинель заметно опечалилась и опустила голову. «По моему это ужасно несправедливо и с этим надо бороться. Я собираюсь написать письмо президенту США, чтобы он не принимал этих подлецов-перебежчиков, а топил всех подряд в озере Мичиган!» Наступило длительное молчание, Маше показалось, что рассказчица задремала, ее руки обвисли, донесся легкий храп, но нет, Нинель встрепенулась и вновь потекла ее речь. «Летели годы, я обвыклась и Боря стал привлекать меня к конспиративной работе — ходила я тайные знаки под мостами проверять, в подземке от слежки на платформы выпрыгивала и в парикмахерской микрофильмы украдкой мне в карманы подсовывали, в то время как наша агентша химическую завивку на моей макушке накручивала… Прекрасные времена! Какая романтика! Приятное с полезным, родина нам медали и ордена присваивала за то, что мы американским буржуям жизнь портили. Я расцветала, улыбалась, следила за модой и даже бросила курить, пока не случилось досадное происшествие. Год наступил 1951-ый и прислали к нам в консульство молодую супружескую чету из Ленинграда. По прибытии аппетиты у них разгорелись, в магазинах всего полно, очередей нет и всё они хотят сразу купить, да шишей на это, кроме скромного советского жалованья, нет. Но, я о другом. Мужа обязали шофером служить, а жену в столовой обеды подавать. Супружница его мне сразу не понравилась — писаная красавица, но тихоней прикидывается, глазки закатывает и лебедем ходит. Все мужики наши на нее облизываются и комплименты говорят, жены ихние на официантку бесятся, но мой Борис хуже всех учудил. Ах, мерзавец! Опоил он кралю эту неподступную в укромном уголочке. Наложил ей в стакан пилюль засекреченных, от которых у людей головы шалеют; его на работе такими снабжают. Она глотнула, тут же отключилась и он ею воспользовался. На следующий день муж ее все узнал, стал ругаться и трясти кулаками, «Что за безобразие», кричит, «я до тов. Берии дойду». Консул наш, птица стреляная, посмотрел на них и в тот же час выслал парочку эту назад в СССР, пока они к американцам не переметнулись. В Москве же было разбирательство и в результате меня с Борей тоже отозвали. «Достаточно вы в Америке жировали», сказали нам, «дайте и другим бабла набрать». Все, что мы заработали в США нам оставили: и на машину есть, и на шубы меховые, и на костюмы чесучовые и на провиант заморский, но счастья мне нет — ушел от меня Боренька. «Фригидная ты», говорит, «и бесчувственная как дохлая рыба; потому-то меня на других тянет».» Нинель опять утерла слезы. «Вдобавок пока мы по заграницам шлялись, московскую жилплощадь у нас отобрали. Эвакуированные в войну москвичи вернулись и нашу квартиру себе присвоили; вот с ними я сейчас и сужусь. Жить мне негде, хорошо, что товарищи из министерства сюда поселили. Я разузнала данные самозванцев и просигнализировала о том, что на моей жилплощади свила гнездо оголтелая банда белогвардейских фашистов. Их тут же арестовали и допрашивают с пристрастием. Меня в подвальный этаж МГБ два раза на очную ставку вызывали. Очень удобно, что мы все здесь. Товарищи уверяют, что они скоро сознаются и мой жилищный вопрос будет тут же решен. Вас, милочка, тоже могут вызвать по любому поводу, не думайте, что обойдется.» Нинель прищурила глаза и внимательно пригляделась к своей собеседнице, потом переспросила еще раз, но та не отвечала. Завалившись на бок и не разувшись, поджав под себя ноги, Маша крепко спала. В нагрудном кармане ее оттопыривались документы. На лице Нинель появилась маска размышления. Кожа на лбу собралась гармошкой, брови поднялись, зрачки раширились. Легко соскочив с койки, она нагнулась над спящей и, отстегнув пуговку, проворно вытащила содержимое кармана. Подойдя к окну, в мертвенном свете уличных фонарей она перелистывала страницу за страницей, читая и запоминая, ее губы шевелились. Тихое и размеренное дыхание Маши было едва слышно. Пробежало несколько минут. Удовлетворив свою любознательность, Нинель на цыпочках подкралась к соседке и вернула документы на прежнее место.
