Честное пионерское! Часть 1 (СИ) - Федин Андрей (лучшие книги без регистрации .TXT, .FB2) 📗

Надя прикрыла за собой дверь — я рванул в её комнату. Придвинул к гостиному гарнитуру стул, распахнул дверцы антресолей. Жалкие запасы Надиного нижнего белья меня не интересовали. Как и попахивавшие нафталином ткани (приобретённые в магазине или «приватизированные» в швейном ателье?). Меня интересовали другие материалы — те, которые я вчера заметил лишь мельком, когда Надежда Сергеевна искала образцы своих работ (попросил показать мне её вышивку). Я увидел в шкафу толстую бобину с белым блестящим шнуром; а ещё мне там же привиделась другая — с бумажным шпагатом. Вчера я не придал этим верёвкам значения. Лишь отметил в уме, что в прошлом израсходовал подобных материалов не один километр.

Я вынул из антресоли обе бобины — поставил их на стол. Там же, в антресоли, обнаружил и обёрнутый в бумажную заводскую упаковку сутаж (разных цветов и ширины, уложенный в мешок из шёлковой ткани). Сутаж мне понравился — он заставил разыграться мою фантазию. Но всё же я вернул его обратно на полку: его время пока не пришло. А вот к упаковочным шнурам я присмотрелся внимательно. Повертел концы верёвок в руках — прикинул, какая и для чего сгодится. Когда-то я работал и с одной, и с другой. Прекрасно помнил их свойства. Поэтому от использования бумажного шпагата отказался — пока (его очередь, возможно и придёт — в зависимости от «выхлопа» за мой труд). Сделал выбор в пользу белого — полипропиленового.

Вся моя добыча вернулась на свои прежние места до возвращения из магазина Надежды Сергеевны.

Я встретил Надю у порога. Сыграл роль заботливого сына: забрал у Мишиной мамы сумку с продуктами (именно сумку — полиэтиленовые пакеты пока не в ходу, и были «здоровской штукой», со слов моего рыжего соседа по палате). Выгрузил покупки в холодильник. Полюбовался современными упаковками — в процессе раскладывания продуктов на полки. Отметил, что мне они помнились иными: не столь невзрачными (на бутылках с кефиром этикеток не обнаружил — ни тебе информации о производителе, ни уверений в полезности продукта). «Молоко пастеризованное, — прочёл я на треугольном пакете, — ёмкость пол-литра, цена шестнадцать копеек». А вот сырок «Дружба» меня порадовал — обликом упаковки он вполне походил на своего потомка, что встречался мне в магазинах будущего (вот только стоил сейчас всего двадцать три копейки).

Бутылку кефира я утащил на кухню, где на столе, в тарелке (на пропитанном жиром тетрадном листке) меня дожидались румяные оладьи (вчерашние я «приговорил» вчера — Надя не поленилась: утром испекла новую партию). Фокус из фильма о миелофоне у меня не получился: сколько не стучал по крышке на бутылке с кефиром пальцем (как делал это Весельчак У) — смять её не смог (то ли пальцы пока слабоваты, то ли Весельчак в фильме жульничал). Надя наблюдала за моим баловством молча, терпеливо. Не сказала ни слова, и когда я принялся хлебать кефир из бутылки — только вздохнула. Я прислушался к вкусовым ощущениям. Одобрительно хмыкнул. Советский кефир оказался вполне приличным на вкус — если только мне это не чудилось после месяца спартанской жизни на лишённой всего, кроме калорий, больничной еде.

Прикончил бутылку кефира — и лишь после этого поинтересовался у Нади: «не найдётся ли» у неё длинного и прочного куска шнура. Заметил мелькнувшую у неё во взгляде тревогу. Поспешил успокоить Надежду Сергеевну: пояснил, что в больнице меня «кое-чему» научили (совершенно неопасному — даже полезному). И я хочу «это» повторить — дома. Потому что много гулять на улице пока не могу: силёнок не хватало. Заявил, что она сама меня вчера ругала за долгую прогулку (чем смутил и пристыдил Мишину маму). Объяснил, что не хотел бы весь день сидеть у экрана телевизора: «доктор говорил, что это вредно». Но и бездельничать я не желал. Отправил Надежду Сергеевну «порыться в закромах», принести мне ту самую бобину белого полипропиленового упаковочного шпагата. Надя пояснила, что «по случаю» купила его за рубль у соседки, работавшей в почтовом отделении.

— Что ты будешь с ним делать? — спросила Надежда Сергеевна (всё ещё настороженно).

— Не с ним, а из него, — ответил я. — Красивые и полезные вещи. Вот увидишь: они тебе понравятся.

Ещё до полудня я приступил к работе. Вооружился измерительной лентой и ножницами. Надю из своей спальни не прогнал — позволил ей присесть на стул и наблюдать за моим «превращением в паука». Подумал вдруг, что Человек-паук наверняка увлекался макраме. Чем, если не узелковым плетением он убивал свободное время, имея под рукой огромное количество материала, годного для изготовления всевозможный забавных и полезных вещиц?

Я хмыкнул и пока не слишком уверенно отрезал шесть семиметровых кусков полипропиленового шнура, сложил обрезки пополам, собрал те в пучок — закрепил их на металлической спинке кровати.

— Что это будет? — спросила Надежда Сергеевна.

— Подвеска для кашпо, — ответил я. — Хочу повесить в своей спальне на окно твою герань.

Я затянул на собранных в пучок остатках шпагата завершавший работу узел — подровнял получившийся «хвост» ножницами. Мысленно поздравил себя с окончанием «тестового» изделия. Бросил взгляд на циферблат настенных часов, совершил в уме нехитрый подсчёт. Одобрительно кивнул: пришёл к выводу, что успею завершить задуманное. На плетение первой подвески потратил почти три часа. Решил, что это замечательный результат для новичка. Ведь я пока и был новичком в узелковом плетении.

Хранившиеся в моей голове знания и воспоминания о прошлых умениях и достижениях не делали из меня мастера. Потому что руки пока работали неторопливо — «не помнили» тонкостей работы: моторная память плетения узлов в них ещё не появилась. Я был сродни «диванным экспертам», когда вязал свои первые в этой новой жизни узлы: много знал о технике макраме, но сам при этом ничего не умел. Потому я и потратил «целых» сто семьдесят минут на своё творение.

Прикинул: следующую подвеску сплету минут за сто пятьдесят — может и быстрее. Это приемлемый срок… для начинающего. Стандартного часа на одно изделие достигну уже завтра-послезавтра. Нарисованный в голове план с выходом в третий день после начала работ на производство семи подвесок в сутки больше не казался фантастическим. И это с учётом того, что я не гнался за упрощением труда — выбрал за эталон не самый простой образец (сам его придумал — в прошлой жизни), и не пренебрегал качеством.

Я решил, что узелковое плетение — оптимальный способ в кратчайшие сроки обзавестись продукцией, за которую не стыдно было бы получить деньги. Именно «получить». Потому что предпосылок для активной торговли товарами «народного творчества» я пока не замечал. Хотя когда-то зарабатывал плетением изделий из верёвок неплохие по тем временам (даже для взрослого человека) деньги. Вот только тогда Советский Союз уже с «головой» нырнул в перестроечные процессы, а перед гражданами СССР приоткрылась дверь в Европу.

Началось это после правительственного постановления от тысяча девятьсот восемьдесят шестого года, значительно облегчившего выезд из Советского Союза. Жители приграничных (и не только) городов активно разыскивали близких и дальних родственников за пределами страны (тех, от кого могли бы получить «приглашение»). Активно восстанавливали родственные связи с зарубежной роднёй и жители Великозаводска. Те, кому повезло «достучаться» до заграничной родни, ринулись в Европу — с целью получения импортных товаров.

И обнаружили вдруг, что торговля иностранной валютой в СССР по-прежнему запрещена; от рублей в Европе толку мало; а провоз через таможню ценностей ограничен. Способов получить иностранные деньги для покупок вожделенного дефицита нашлось не так уж много. Кроме значков со словами «Перестройка, гласность, ускорение» (и с изображением генсека), они мало чем могли заинтересовать «заграничных товарищей». Товары категории «народное творчество» оказались прекрасным вариантом для подарков родственникам-иностранцам.