Испытание вечностью - Храмов Виталий Иванович (читать книги без регистрации полные txt) 📗
— Флаги снимают. Траур, — сказала Маша.
— Они — ответят!
— Миша, ты обещал! Я — тоже тебя прошу — не лезь. Прошу, пожалуйста. Всё что угодно сделаю! Уволюсь, побегу за тобой, как дурочка, на край света! Всё, что угодно! Только не оставляй меня! Я понимаю, что моя просьба — ничто, но я — очень прошу!
Миша внимательно посмотрел на неё.
— Два, — резко бросил он, как боевой приказ. Тем же тоном, командным.
— Что? — не поняла Маша.
— Батя мне поставил условие — два сына. Поможешь?
— Хоть десять. От тебя — хоть десять. А на что условились?
— Пока не будет двух наследников — не видать мне дальнейшего, как своих ушей. Пока не будет двух Михалычей — Батю я не увижу.
— А на свадьбе он не будет? — расстроилась Маша.
— Надеюсь — нет. Иначе это будет не свадьба, а Сталинград. Отец патологически не умеет отступать. А что?
— Ты подумал, что я по службе интересуюсь? Нет, любимый. Я — не дурочка. Хотела познакомиться с великим и ужасным…
— Гудвином, — перебил Миша.
— Каким Гудвином? — удивилась Маша.
— Есть такой сказочный персонаж, — усмехнулся Миша. Со злорадством понимая, что это он у Бати заразился привычкой сбить пафос момента нелепой, неуместной шуточкой.
— Невоспитанный солдафон, — вздохнула Маша, гладя торпеду приборной панели ладонью, проведя пальцами по большому, сильно наклонённому, выпуклому сразу во многих направлениях стеклу, — перебил девушку. А я хотела познакомиться с твоим отцом. И — боялась.
— А чё — боялась-то? Он, вообще-то, мягкий и пушистый. Когда спит зубами к стенке.
— Шутишь всё, — вздохнула Маша, — а как не приглянусь я твоим родителям? Не понравлюсь?
— Головы не забивай! — рыкнул Миша, втискивая машину на 60 км/ч в просвет двух машин на перекрёстке, — Нравиться, не нравиться, спи моя красавица! Батина присказка. Мой выбор. Да, что я перед тобой? Слушай — правду! И — решай, пока не поздно! Отец и его лучший друг генерал Вишнин — тебя нашли. Выступили, как сваты. Они нас свели, как кобелька и сучку. Если бы ты им не понравилась — служила бы и дальше в райотделе. Какой области?
— Свердловской, — всхлипнула Маша. Слёзы бежали из глаз. Салон машины закружился перед ней, лобовое стекло и ряды машин за ним стремительно улетало вперёд, крутясь.
— Маша, Маша, Солнышко, тебе плохо? Прости, меня, дурака! Правда, солдафон! — машина приняла вправо, остановилась.
Хлопнула дверь, открылась дверь около девушки, сильные, настойчивые руки помогли выбраться из машины.
— Щас мороженку съедим, газировочки попьём, в теньке посидим. Не слушай меня, солдафона! Привык дрючить дубовых новобранцев! С девушками у меня — совсем никакого опыта.
— Почему? — тихо спросила Маша, усаживаемая на скамейку.
— Больной я, Маша. Немтырь. Молчун. Два слова связать не могу с девушками. «Бе-ме-кхе» — вот так разговариваю. Матерюсь только ловко. А в бою — только так и надо.
— Не заметила, — слабо улыбнулась Маша.
— Это я с тобой — болтун. Ожил. Ты моя индивидуальная, персональная Муза. Я тебе ещё песни петь буду и стихи писать. Только не бледней так, ладно?
Миша был так искренне напуган, так жалостлив его голос, что Маша ткнулась лицом в его плечо и разрыдалась. Миша гладил её волосы, дёргая волоски наждачкой дублённой кожи своих ладоней, причитал, успокаивал.
— А тебе не обидно? — Маша отстранилась, глядя в глаза Мише.
— Что именно?
— Что нас свели, как лошадей, как породистых собак? Для случки. Для улучшения породы?
— Какой породы? Маша? Я — немой сирота, которого Медведь подобрал на руинах Сталинграда, ты — детдомовская. Порода!
— У меня по бабкиной линии — князья. Дворяне.
— Акуеть! Ой, прости! И чё? Ну, совпало. Бывает. Ты не виновата, что предки — тунеядцы. Сама-то ты — не такая.
Маша даже разинула рот от удивления. «Улучшение породы»? Миша считает — ухудшение.
— Всё одно — мне отвели роль породистой сучки, клушки, что должна высиживать яйца и кудахтать над цыплятами.
— Есть такое, — кивнул Миша, не стал отрицать, — но, любая бабка, любой дед — хочет, чтобы сноха была — клушкой. Потому что хотят внуков. А у Медведя под это целая госпрограмма подведена. И теоретически грамотно оформлена. Демографическое возрождение. Во как! Не много, не мало! Ему мало тысяч Медвежат, ему дай сотню тысяч внуков!
— А тебе не обидно, что ты — как бык-производитель?
— А я — не бык-производитель. Я — Маугли. Я — это я. А ты — это ты. И я не обязан им ничем, кроме земного поклона, что дали мне тебя.
— Даже так?
— Ну, смотри! Закончился бы у меня отпуск. И отец — в бегах. Государственный преступник он, так? А я? Неблагонадёжный — отца не сдал. Всё, о карьере — можно забыть. Будто я о ней грезил. Но, Героями Союза — не разбрасываются. И поеду я в джунгли Амазонии, прерии Трансильвании, в пустыню Пальмиры или ещё какую жопу, местных учить проходить минные поля с целыми ногами и кишками.
— А ты — можешь?
— А то! А ты — так и просидела бы всю жизнь в райотделе, заполняя опермутки по пьяным поножовщинам. Или ещё вариант — подложили бы тебя под диппредставителя какого, нужного твоим начальникам.
— Фу!
— И не отказалась бы. Комсомольская сознательность, то, сё. Так что — нормально. Я благодарен этим старым волкодавам за тебя. И детей рожать ты будешь не им, а мне. Если захочешь. Не захочешь — перетопчатся.
— Правда? — с надеждой спросила Маша, смотря в глаза Миши.
— Вот те крест!
— Дурак!
— А ты думала — тебя в станок поставим и поставим план по ежегодному увеличению поголовья и надоев?
— Честно — да, — рассмеялась Маша.
— Так ты, дерёвня! «Княжна»! Ты — Человек! Не забывай об этом. И имеешь право любому показать голую корму и кукиш. Даже мне. Даже, желательно. Корму, я имею в виду. И сейчас! Такая…! Я уже — соскучился.
— На-ка! — Маша сунула Мише под нос сложенные кукишем пальцы, — прямо на улице? Или, как собаки — в кустиках? Потерпим. Я тебя не на помойке нашла, чтобы дорогое мне так вот марать.
— Ну, вот! Вопрос — исчерпан? Полегчало? Плакать не будешь? Хорошо, не накрашенная — сейчас бы размазалось.
— Я не крашусь.
— Ничего, мои бешенные сестрёнки — научат.
— Ты хочешь сказать — я не красивая? Мне надо краситься?
— Не надо краситься. Ты — самая красивая на свете. «Свет мой зеркальце скажи…» Просто я — пророк и увидел это в будущем. В будущем. А ты мне так и не дала однозначного ответа — «да» или «нет».
— Конечно, да! Я буду для тебя — кем захочешь! Хоть княжной, хоть половой тряпкой. Хоть клушкой и станком для повышения надоев. Для тебя!
— Вопрос исчерпан! — подвел итог Миша, вставая. Глаза его опять стали жестокими, движения — резкими, — не забывай об этом, когда будешь сейчас докладываться на ковре начальства.
— Я — уволюсь!
— Не обязательно. Я говорил, что я — пророк? Следующим твоим заданием — буду опять я. Цель — тоже я. Задача — внедрение в среду. То есть, в мою семью. Установление контактов, наблюдение. Работа под прикрытием. Где тут расхождение с нашими с тобой планами?
— Миша, я не понимаю тебя! Я должна буду «стучать» на тебя?
— Да. Очень часто и очень подробно. Исчерпывающе подробно. Исчерпывающе. Чтобы у них не было желания внедрять другого агента.
— Другого? Агента? Убью! — Маша оскалилась.
Миша холодно усмехнулся:
— Поехали, воительница моя. Прямо в точку — «Валькирия»! По дороге сказку расскажу.
— Сказку?
— Про Большую Медведицу. Есть такой человек, Палыч. Был он когда-то всесильным, грозным наркомом. И был один необычный, странный человечек, который никак не хотел контроля над собой. Вкусы и пристрастия человечка изучили и решили ему внедрить связь. А он, человечек, возьми и перевербуй связь! Да ещё и сделал её ВПЖ.
— Военно-полевой женой?
— А то! Теперь у них — тысячи детей и они жаждут внуков.
— Твои родители? А Палыч — Берия? Медведица — агент?
— А то! До сих пор своему начальнику за чаем с плюшками про своего неугомонного мужа докладывает. Жалуется. Всё надеется — отправят его в отставку, дома засядет. Ща-аз! Батя — вообще финт ушами выкинул — ушёл в нелегалы. Ищи его теперь, свищи! Пеки жданки.
