На звук пушек (СИ) - Барт Владимир (читать книги TXT) 📗
В конце концов, Шеварди утешил себя народной мудростью, что для торопыги дорого, то терпеливому даром. Да и милость императора не наследство, делать ставку только на нее — большая глупость. Буркнул: «Еще посмотрим!» И погрузился в написание труда по тактике использования митральез.
А Бомон копался в мастерских с картечницами.
Все шло своим чередом, пока военное министерство не вспомнило о Шеварди и не потребовало представить его записки о митральезах.
После трех месяцев изучения рукописи подполковника, генералы из Артиллерийского комитета вызвали Шеварди перед свои очи. Высказавшись комплементарно о предложении усилить кавалерию мобильными батареями митральез, генералы поручили Шеварди разработать и испытать повозки под митральезы и под зарядные ящики. Наиболее подходили для этой цели, по мнению генералов, хорошо известные парижанам фиакры. Генералы были настолько любезны, что уже распорядились закупить необходимое для испытаний количество колясок, чтобы месье подполковник не утруждал себя.
Французская армия обладала тысячами, даже десятками повозок самых разных типов и видов, которые гранились на двух гигантских складах, не считая арсеналов, орудийных парков и депо. Здесь были одноосные и двуосные зарядные ящики, обозные телеги, фургоны маркитантов, кареты скорой помощи и коляски для генералов. Все, что только могло понадобиться в войне из гужевого транспорта. Достаточно только выбрать необходимое и поставить на колеса. Оказывается, там не хватало только парижских фиакров! Которые просто идеально подходят для перевозки митральез. Дерьмо!
— Дерьмо! Дерьмо! — повторял Шеварди всю дорогу до Версаля и даже на полигоне.
— Ну что ж, попробуем из дерьма сделать конфетку, — заявил Бомон и принялся за работу.
На фиакрах были укреплены элементы конструкции, установлены новые усиленные рессоры, заменены колеса, причем на задней оси они стали двойными, а все шины непривычно толстыми.
— Нам не по бульварам кататься, — заявил Бомон.
За каждый франк на переделки приходилось выдерживать настоящие битвы. Но не смотря на все старания и ухищрения Шеварди, суммы выделялись просто нищенские суммы, а времени выбивание этих средств требовало просто уйму. Овес, который съедал жеребец подполковника, стоил чуть меньше, чем готово было выделить министерство на утверждённую им же программу. Слава богу, хоть фиакры оплатили.
Но тут некстати для генералов всплыло, что Луи-Наполеон выделил в распоряжение подполковника Шеварди фонд для опытов с митральезами. Над этими суммами генералы были не властны. В отместку они отложили все платежи до завершения испытаний «боевых колесниц Шеварди».
Впервые в истории Артиллерийского комитета опытные экземпляры снаряжения отправили в длительный поход через всю Францию. На это у генералов даже нашлись средства. Маршрут начинался в Париже, а затем пролегал через Руан, Нант, Тулузу, Марсель, Лион и завершался в Париже. Расстояние, которое должен был преодолеть обоз было в полтора раза больше чем от Парижа до Берлина и обратно. Причем, в маршрутном листе который дали Шеварди в Артиллерийском комитете особо отмечалось, что в Париж должны вернуться все повозки. А самый маршрутный лист следовало отметать у начальников гарнизонов крупных городов вдоль маршрута. С указанием числа повозок. А грузили повозки их с запасом, так как предполагалось, что они должны нести митральезу и боезапас. При этом, не мудрствуя лукаво, установили вес митральезы в 900 килограмм. Столько весило пулевое орудие Реффи вместе с лафетом. «Французская армия должна получить все самое лучшее и надежное», — повторяли они на разные лады, выдвигая все новые и новые требования. Они и больше б загрузили не рассчитанные на такой груз фиакры, ссылаясь, что типовая армейская повозка способна вести на груз в 1200 кг. Но все уперлось в нормы груза на лошадь. В общем, изгалялись генералы как могли, надеясь, что Шеварди или не справится с поручением, или вспылит, получив очередное издевательское указание, и его можно будет со спокойной совестью уволить в отставку.
Слава богу, все когда-нибудь кончается. Закончились и согласования, и обоз наконец тронулся в дорогу.
Бомон зазвал этот поход «Повозкопробег Париж-Драккар», по имени гостиницы в пригороде Руана, где они останавливались.
Шеварди переживал за колеса. Но, слава богу, обошлось. А вот французские втулки подвели. Не смотря на обильную смазку. Уже в Нанте пришлось менять несколько втулок, не ожидая, что они сломаются в пути.
*
И каждую ночь Жоржу снился один и тот же сон. Раз за разом, одно и то же.
Всегда сон начинался одинаково. Жорж был подростком-козопасом и его внимание привлекло марево над вершиной горы, на склонах которого он пас стадо.
«Пойди, глянь, что там», — подтолкнул Жорж блаженного.
И пастух послушался! Он бросил свое стадо, и влекомый любопытством отправился к вершине горы.
Жоржа охватил восторг, душа его пела:
Ну вот, исчезла дрожь в руках,
Теперь — наверх!
Ну вот, сорвался в пропасть страх
Навек, навек!
Эйфория, охватившая Вагуса, передалась пастуху. Спотыкаясь о камни, и скользя по влажной от росы траве, цепляясь за ветки кустарника, пастух упорно карабкался вверх.
Для остановки нет причин —
Иду, скользя…
И в мире нет таких вершин,
Что взять нельзя!
… продолжала петь душа.
Жорж не чувствовал усталости, боли исколотых рук и израненных ног. Зато он чувствовал восторг преодоления. Он чувствовал себя по настоящему живым.
С высоты была видна вся округа. Селение, в котором жил пастух. Еще какие-то селения и город, расположившийся на берегу бухты. И манящее лазурное море. Хотелось стоять и вбирать в себя прекрасный мир, раскинувшийся внизу. Но мальчишка, а вместе с ним и Жорж, повернулся и вновь зашагал к вершине по горячим камням.
У самой вершины марево, привлёкшее внимание пастушка, стало видно более явственно. Превозмогая страх, свой или пастуха, Жорж сделал несколько шагов к краю жерла. Пахнуло жаром. Воздух над жерлом струился, искажая очертания. Но было видно, как из-под спекшейся пыли и камней вырывается дым и небольшие языки пламени. Порыв ветра донес до Жоржа дым. Его пастух закашлялся, а глаза мальчишки начали слезиться от ядовитого и едкого газа.
«Надо предупредить!» — это была мысль пастуха, не Жоржа.
И блаженный бросился вниз, в сторону селения, не разбирая дороги и забыв об осторожности.
Только бы успеть.
Внезапно участок склона перед ним провалился вниз, и пастух упал в образовавшийся провал прямо на раскаленные камни.
Боль.
Жорж почувствовал боль. Сперва он удивился. Ничего подобного раннее в своих снах он не ощущал. Но через мгновение боль стала нестерпимой. Она не оставляла места ничему другому кроме самой боли и причиняемого ею страдания. Жорж вспомнил проклятия, которые выкрикивали распятые рабы, в каком-то из прошлых снов. Он повторил их все и даже больше, всё, что он помнил и забыл, проклиная богов, боль, свое любопытство и дурака, который утащил его за собой в этот ад.
«Успеть, успеть», — твердил в ответ блаженный, плача и воя от боли.
А боль нарастала, не оставив места даже проклятиям.
Жорж молил о милости. Он хотел проснуться. И не мог. Боль играла с ним, как кошка играет с мышкой. Вот боль слегка отпустила его. И вновь догнала и бросила в ад. И так десятки, сотни лет, тысячелетия, поместившееся в одном сне.
Пламя и ядовитый дым выели глаза, лишили слуха, оставив из ощущений только боль.
Во время очередного просветления Жорж неожиданно для себя почувствовал, что вокруг не раскаленные камни провала, ни серые булыжники и пепел вершины, а травы альпийских лугов. Пастушок сумел совершить чудо и вырваться из смертельной ловушки.
Блаженный что-то бубнил о том, что надо кого-то предупредить, что надо успеть… Но все тише и тише, пока не затих. У него просто не осталось сил. Но он не оставил попыток продолжить движение.
