Зима стальных метелей (CИ) - Лабунский Станислав (книги бесплатно без TXT, FB2) 📗
Иду по дивным местам, смотрю, в основном, под ноги. Потянешь связки — считай уже покойник. А о переломе лучше вообще не думать, не кличь беду — она мимо пройдет. Поэтому проселочная дорога появилась внезапно, только что по мху шел, и вот кювет, колея наезженная, и разбитая допотопная машина на обочине. Пахнет бензином и машинным маслом, трупным запахом и неприятностями.
Огляделся я по сторонам — слишком сложная постановка для розыгрыша. Взял карабин наизготовку и рванулся к машине. Не хотелось долго находиться на открытом месте. И с разбега влетел в лужу крови, что натекла из простреленного неоднократно грузного тела, одетого в древнюю форму Красной Армии. Расстегнул нагрудный карман гимнастерки, вытащил командирскую книжку и командировочное предписание. Кто ты был? Начальник финотдела 461 стрелкового полка… Выполнение задания командования… Дата — 4 августа 1941 года… Выдача денежного довольствия отдельному батальону…
Прощай, Анзор, не увидимся, повезло тебе, педерасту гнойному. Я бы сейчас убегать не стал, просто всадил бы тебе вилку в глаз, и провернул бы раз несколько. Где-то кто-то опыты ставил, по единой теории поля или неделимости хронопотока, а меня в прошлое забросило. Да еще в такое время и место, где шансов выжить практически нет. Меня уже нет. Только стреляться все равно не буду. Не дождутся, гады.
Дальше уже действовал автоматически, доверяя инстинкту выживания. Мы с детства дружим втроем — я, он и интуиция. Развернул документы и шлепнул их в кровь. Разделся догола, натянул армейские галифе, куртку шофера накинул на голое тело, документы в карман, ТТ в кобуре на ремень, справа — как у покойного владельца было, хотя слева выхватывать удобнее. В кабине под ногами три мешка с деньгами. Беру. Часы на руке. Снимаю. Пока в карман, пусть там полежат, не могу сразу на себя надеть — противно. Водка — непременно взять. Сухари, бинт, чистые портянки и подштанники. Кисет с махоркой, портсигар с папиросами, винтовка Мосина с примкнутым штыком, две фляжки, солдатская книжка шофера без фотографии, тоже берем, вдруг пригодится…
Смерти нет, ребята. Это я вам как врач говорю. Или как очень опытный санитар.
Хотя, конечно, положение у меня просто катастрофическое…
Прикинем все плюсы и минусы ситуации.
Рассчитывать можно только на себя. Это плюс, это надежно. До весны здесь доживет только каждый четвертый. Все остальные — сдохнут. Загнутся, кони двинут, ласты склеят, умрут от голода, холода и жажды. Это минус. Пробиться поближе к руководству нельзя. Там все места заняты. А меня уже ждут оперативники и следователи НКВД, военная контрразведка, особые отделы трех фронтов и двадцати армий, военный трибунал и море стукачей, штатных и добровольных. Хорошо подготовилась советская власть к моему появлению. И все хотят или сразу меня убить, или на лесоповал отправить, чтобы я там умер, ворочая тяжеленные бревна.
За местного мне себя никак не выдать. У меня даже пластика и походка другая. И взгляд. И речь. Есть над чем поработать. Спрятал трофейные карабины, сбросил маршрут за последние сутки в память телефона, обеспечил себе возвращение к пещере, путь к истокам. Воду из бутылок перелил во фляжки, пластик сжег. Телефон в носок, кроссовки поверху портянками повязал, обмотки такой способ называется, винтовку на плечо, трофейный финский «Лахти» во внутренний карман куртки, ноги буду приволакивать и начну заикаться. Буду контуженого солдатика изображать. Но без перебора. А то, если решат, что симулирую, чтобы в тыл попасть, просто расстреляют — в назидание остальным. Перед каждой атакой в каждом полку трусов и задержанных дезертиров перед строем кончают, дают понять бойцам — здесь не шутят. А чтобы в плен не сдавались, у них всех родственников в заложники взяли. Попадет солдат в плен — а его родня сядет в лагерь. Согласно приказу номер двести семьдесят. Обидно будет просто лечь в общую братскую могилу для невезучих дурачков, постараемся такой участи избежать…
Вот и вышел к людям. Может быть, зря? Нет, здесь не отсидишься, в Карелии партизан не было. Финны их за неделю переловили, и больше, за всю войну, таких попыток не предпринималось.
По дороге брели люди в форме. Завывала мотором засевшая в яме машина. Вокруг нее метался сопровождающий, хватая проходящих мимо за рукава. Пойманные небрежно от него отмахивались. Пора мне было определяться, кто я, военный финансист или водитель? Капитаном быть лучше, чем рядовым. Но первая же ведомость приведет меня прямиком в особый отдел. Останусь лучше серой скотинкой, немного контуженым заикой. И слегка прихрамывая и шаркая ногами, я пошел прямо к машине.
— Глуши мотор, запорешь на хрен! — застучал по капоту, не забывая заикаться. — Лопата есть? — спросил у водителя.
Молодой сопляк весеннего призыва 41 года вытащил из кузова малую пехотную лопатку.
— Бери топор, иди в лес, жерди руби. Штук шесть, — занял я его, чтобы под ногами не путался.
А сам стал края промоины равнять, ссыпая землю под застрявшее колесо. Винтовку прислонил к дверце, а неподъемный рюкзак закинул в кузов, наполовину заставленный ящиками. Куртку туда же бросил, принимаю с голым торсом солнечные ванны под нежарким солнцем в месяце августе. Пот за ушами течет струйкой, камешки под лопатой скрежещут, а злые финны уже идут на Хийтолу, с коварным намерение утопить нас в Ладоге. А с чего финнам быть добрыми? Это же советские самолеты 25 июня Хельсинки бомбили, не думая, что придется однажды платить по счетам. Их вообще отучали думать, забывая простую народную мудрость — дурака и в церкви бьют…
Тут штатный водитель с жердями нарисовался. Подложили мы их в яму, проверили уровень масла в движке, воды долили, ремни подтянули, грязь смахнули ветошью. Наш командир только рот открыл, чтобы покрыть нас матом, словно апостолов, как я его опередил. Увидел четверых пограничников, и махнул им рукой. А в руке бутылка водки зажата.
— Т-т-толкайте, и поедем, — делаю им предложение, от которого невозможно отказаться русскому человеку, какую бы он форму не носил. — Я к-к-контуженый, в ухо кричите громче…
Надо было бы сначала взад сдать для разгона, только мне неизвестно было, как это чудо техники на задний ход переключается. Да и шесть человек такую машину с любым грузом из такой ямки на руках вынесут. Включил двигатель нежно, выноси родной, враг рядом, пора убегать! Застучал он довольно цилиндрами, и вылетела наша ласточка на ровное место.
— Давай за баранку, водила, блин из Нижнего Тагила! — кричу молодому солдатику, а сам запрыгиваю к бойцам НКВД в кузов, к своему рюкзаку и винтовке.
Задумка моя была правильной. За десять километров, что мы проехали, на дороге два поста стояло, но к машине с пограничниками никто интереса не проявлял. Как не крути, а НКВД это наследник ЧК, со всей ее жуткой славой. Да и своих подвигов за наркоматом было немало. Два состава политбюро чекисты сожрали подчистую. Правда, и у них кровь лилась рекой. Сначала старые кадры прибалты перестреляли. Потом Ягоду и его подельников Ежов зачистил. Педераста Ежова товарищ Берия к стенке прислонил.
Пять составов сменили за десять лет, после смерти Железного Дровосека. Феликса, то есть, Эдмундовича. И это правильно. Сотрудник органов простым работягой уже жить не сможет. Кто хоть раз прикоснулся к власти, ощутил пьянящее чувство превосходства над другим — тот уже иначе относится к жизни. И убить его надо просто из милосердия — чтоб не мучился. Товарищ Сталин так и поступал — нет человека, нет проблемы.
Только война нас и здесь достала. Встал на дороге ободранный в кровь дядя моих лет с волчьим взглядом исподлобья, и накрылась наша поездочка медным тазиком.
— Старший лейтенант НКВД Снегирев, — лязгнул он. — Следую к командованию с важными сведениями.
Наш сержант его оглядел внимательно, чуть не обнюхал и признал за своего.
— Садитесь, товарищ старший лейтенант. Только пункт назначения нам еще не известен, — доложил он.
И все вопросительно уставились на меня. Обстановку я приблизительно представлял.
