Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума - Лазарчук Андрей Геннадьевич (полная версия книги TXT) 📗
— Добровольцы тоже не лучше, — заметил Платон Кронидович. — Пьют, нюхают какую-то гадость… В основном студенты-недоучки…
— Э, брат, врешь! — сказал Петр. — На добровольцев-то как раз и вся надежда у той смятенной России. Они с мужичками не церемонятся, даже военно-полевых судов не устраивают. Если бы не эскадрон этого самозваного графа Кудрявцева, нам бы и вовсе не воротиться. Нет, отец Георгий, там еще не все потеряно…
— А по-моему, безнадежно, — сказал Довгелло. — Варвары вошли в Рим, и победы редких Аэциев дела не решат. Да и для ваших добровольцев мы все равно были кучкой сумасшедших в маскарадных одеждах. Представьте себе, батюшка, эти комиссары нас приняли за театральную труппу и потребовали представить шиллеровских «Разбойников»…
— Редкий негодяй был этот Макар Хомяков, — сказал Кронид Платонович. — Но даже и у такого не стал бы я вырезать звезды на спине…
— Какие звезды? — ужаснулся отец Георгий.
— Видите ли, святой отец, у этих мятежников нечто вроде символа — пятиконечная звезда…
— Так что же вы хотите, — сказал священник. — Они даже не скрываются. А кто эти звезды вырезал?
— Офицеры русские, — вздохнул Петр. — Спасители наши. Ну да и те их тоже не милуют. Я на втором бастионе даже в самый горячий день столько трупов не видывал, сколько эти красные пленных расстреляли. Свои — своих! Не турок, не башибузуков — своих! Русских!
— Значит, не такие уж мы свои нашим мужичкам, — сказал Платон. — Давайте-ка выпьем, мать их перечницу…
— Охти, ведь дети тут! — встревожился отец Георгий.
— Эти дети, батюшка, уже такого насмотрелись и наслушались, — махнул рукой Петр. — Я и то старше был, когда при мне человека шашкой располовинили… Ничего, злее будут. — Он сжал поднятый кулак. — Вот так это зверье станем держать! Школы им? Докторов им? Банник им в казенную часть по самые гланды!
Отец Георгий задумчиво выпил, занюхал ржаной корочкой.
— Вот многие помещики и не бывали в грядущем, а в точности так же думают, — сказал он. — Зреют, как сказано, гроздья гнева, и урожай… М-да …А все же нет иного выхода, разве как в любви и смирении. Не дело вымещать на предках грехи потомков, стыдитесь, Петр Кронидович… И незачем было в грядущее заглядывать, сказано же: «Ворожеи не оставляй в живых». Но что же ты, Илюша, душа моя, помалкиваешь?
— А у него идеалы рухнули, — злорадно сказал Платон. — Как услышал песенку: «Пароход идет прямо к пристани, будем рыбу кормить…» Э-э …Как их, дьяволов…
— Коммунистами, papa,— подсказал Платон-младший.
— Вот-вот. А те, в свою очередь, тоже музицируют: «Пароход плывет, волны кольцами, будем рыбу кормить добровольцами». Танцуют все!
— А ты, брат, — бледный Илья поднялся с дивана, — а ты разве не разочаровался в своей науке? Слышал кашель того штабс-капитана, который газов наглотался?
— Брось, наука тут ни при чем. Что дубина, что газ — все едино.
— А с чего все началось? — не унимался Илья. — С войны! Вот такие, как наш Петруша, в штабах засиделись, силушку почувствовали…
Младшим Панкратовым-Довгелло в конце концов надоели разговоры взрослых, они переглянулись и, спросившись у дедушки, помчались в Сабуровку — лупить впрок еще ничего не подозревающих внуков кузнеца Филиппушки.
— А парни наши все-таки молодцом там держались, — самодовольно сказал Платон. — И Серж не пропадет. Как он этому солдатику песку-то в глаза кинул!
— Чувствую, что не увижу его больше, — сказал Фома Витольдович.
Тем временем отец Георгий пересел поближе к Крониду Платоновичу.
— …Значит, вы и в той будущей Сабуровке были?
— Были, отче.
— А не спрашивали у местных о судьбах своих потомков?
— Не до того было, батюшка, впрочем… Какой, однако, у вас живой ум, отец Георгий! Ведь и в самом деле! Этот варнак Хомяков учинил мне форменный допрос не хуже Николая Павловича. Но я и государю не лгал, не стал и хама обманывать. Кто таков? Бывший государственный преступник второго разряда Кронид Платонов Панкратов, говорю. Комиссар мой в смех: Кронид Панкратов? Декабрист? Да как ты, гнида дворянская, смеешь светлое имя поганить? Мы ему памятник здесь воздвигнем после победы мировой революции, а тебя расстреляем. У нас, мол, в Сабуровке все знают, что сразу после отмены крепостного рабства все Панкратовы со слугами, чадами и домочадцами уехали за море, в Калифорнию…
— Стало быть, вам суждено уехать, — сказал отец Георгий.
— Мы и уедем, батюшка. Только не в Калифорнию.
«Раньше в Сосенках только одна Изумленная Барыня жила, а теперь все господа спятили!» — рассказывали сабуровские мужички, приезжая в город. Но там и без них уже знали, что в Сабуровке что-то затевается невиданное и неслыханное. Из Москвы, из Петербурга то и дело тянулись в имение тяжело груженные фуры, приезжали какие-то неведомые люди, а потом туда пригнали даже целый табун рысаков с завода графа Орлова.
Огромный дворец старика Сабурова наконец-то был заселен целиком — Кронид Платонович выписал к себе и литовскую, и малороссийскую родню, и даже двое братьев снохи-гречанки прибыли, а уж о родственниках Марысички Мордмиллович и говорить не приходится. Приезжала в основном молодежь — всякие двоюродные и внучатые племянники, о которых в другое время навряд ли бы вспомнили. Сейчас все шли в дело. Гости не шатались праздно — молодые люди обучались джигитовке и рубке лозы под руководством старого вахмистра, знакомца Петра Кронидовича со времен Хивинского похода, девушки перенимали у деревенских мастериц умение прясть и ткать, сеять и обрабатывать лен, ухаживать за больными и заготавливать провизию.
Петр Кронидович пошел в ученики к Филиппушке и, сказывали подмастерья кузнеца, дошел в ремесле до совершенства — правда, ковал он по большей части холодное оружие.
Сыновья Платона Кронидовича и вовсе чудили — соорудили двухколесный экипаж, править которым можно только стоя, и раскатывали на паре коней по лугам — Петруша правил, а Платоша стрелял из лука по тыквам. Дениса же Панкратова с Зиновием Довгеллой неоднократно видели бегавшими в рогатых шлемах.
«Деньги-то некуда девать — вот и бесятся», — говорили мужички, хотя, по их, мужичков, расчетам, деньги уже давно должны были кончиться, даже если все заложить и перезаложить.
Окрестные помещики полагали, что большое панкратовское гнездо попросту готовится к переменам, должным наступить после эмансипации крестьян, и желает завести передовое европейское хозяйство, для чего и выписано из Голландии стадо коров, из Англии — отара тонкорунных овец, а откуда-то из Греции даже козы, как будто своих не хватает.
Мужики это поняли по-своему: дескать, в Сибири было Крониду Платоновичу откровение, что грядет новый Всемирный Потоп, вот он и вознамерился построить ковчег, а теперь собирает всякой твари по паре. Мужики, норовя заработать на водку, тащили в имение пойманных зайцев, белок, перепелов и очень удивлялись, когда их вместе с живностью отправляли в известном всякому русскому человеку направлении.
Но самые серьезные, основательные сабуровские землепашцы языками зря не мололи, но справляли всякую работу, заданную барином, потому что за нее барин, о диво, платил, и можно было скопить денег на будущий выкуп земли. А болтунов били — тоже серьезно и основательно.
Разумеется, странные приготовления в Сабуровке не могли не привлечь внимания начальства, учитывая прошлое Кронида Платоновича. Начальству было объяснено, что Панкратовы желают основать русскую колонию на одном из островов Тихого океана, а поскольку остров сей населен лишь дикими племенами, то и придется туда завозить все — от гвоздя до ружья. Подобных прожектов в России было к тому времени множество: кто-то собирался покорять Абиссинию, кто-то — Египет, да и времена военных авантюр Черняева и Скобелева были уже на подходе. И неясным оставалось в свете новых веяний, что дозволено, а что нет. Российская энергичность бушевала, как река, взломавшая лед. Так что власти вскоре перестали обращать внимание на полоумных утопистов.
