Александровскiе кадеты. Смута (СИ) - Перумов Ник (серии книг читать бесплатно .txt, .fb2) 📗
Однако пробиваться сейчас оказалось трудно, как никогда. Белые воронки почти сливались, Юльке едва удавалось отыскать лазейку.
Как и в прошлый раз, она начала задыхаться. Голова кружилось, в глазах темнело, она едва разбирала препятствия, всё сделалось вдруг серо-бесцветным. И золотистая лента под ней тоже стала серой, абсолютно неразличимой.
Тут впору было запаниковать, но Юлька это уже переживала, в самую первую вылазку с ба и дедом. Из отбойного, относного течения даже не слишком хороший пловец вырвется без особого труда, если знать, что надлежит сделать.
А она знала.
Отставить в сторону страх, знать, что она может. Что это просто «трудности пути», что она справится.
Она прорывалась, она прокладывала дорогу всё дальше и дальше, и почти проложила — но, когда оставался последний шаг, Юлька словно упёрлась в незримую преграду. Сделать одно завершающее усилие никак не получалось, серая (уже не золотая) лента вилась прямо под ней, а погрузиться в неё — никак.
Это было чем-то новым. Но, новым или нет — только вперёд!..
Она пыталась, пыталась и пыталась. И помнила при этом, что «пассажиры» её всё-таки очень даже старенькие, и добраться до цели надо как можно скорее.
…И, когда она наконец отыскала щель в невидимой преграде, это была именно щель. Ощущение было — словно протискиваешься между стеной и шкафом, играя в прятки. Только здесь это было отнюдь не игрой.
Твёрдая земля под ногами. Небо над головой. Николай Михайлович держится за сердце, Мария Владимировна поддерживает его под руку, Игорёк выкатывает из пузырька шарик нитроглицерина.
— Ох, слава Богу, Юленька! Что-то тяжело в этот раз пришлось, да?
Юлька только кивнула. У неё самой подкашивались ноги.
Они попали туда, куда и шли — на Каменноостровский проспект, где снята была и даже обставлена квартира.
Летний день, тёплый вечер. Вот только…
— Это что ещё такое? — Игорёк, вытаращив глаза, уставился на криво намалёванные буквы.
Прямо наискось шла аршинная надпись, при одном виде которой за сердце схватилась теперь и сама Мария Владимировна.
«Вся власть Совѣтамъ!»
— Господи, царица небесная, защити и оборони!..
— Спокойно! — Николай Михайлович уже взял себя в руки. — Юленька, на пути сюда ничего не случилось?
— Ужасно трудно было, — призналась Юлька. — Еле пробились.
— Что-то меняется… — пробормотал профессор. — Начальные стадии процесса показывали изрядные отклонения…
— Потом, дорогой. Идём домой. Надо обживаться, дел невпроворот…
— А лозунг?
— Мало ли кто чего не стене намалюет, внучек. К тому же сам видишь — надпись уже изрядно поблекшая, старая. Может, забастовка какая была, вот и изобразили. Так, где у нас дворник?
Дворник сыскался. Как положено в «приличном доме для чистой публики», носил он аккуратный серый фартук и до блеска начищенную медную бляху.
— Голубчик, Степан, — узнала его бабушка. — Отвори нам, пожалуйста. Пятнадцатая квартира… и… что это у тебя седины-то так прибавилось, Степан?
Дворник, заметивший «барина с барыней и чадами», рысью подбежал к ним, вгляделся.
— Простите великодушно, барыня, не признаю вас. Пятнадцатая квартира? — там там их превосходительство генерал Емелин жительство имеют…
— Какой-такой Емелин? — возмутилась бабушка. — У нас договор найма! И как это ты нас не помнишь, Степан Евграфыч, если совсем недавно ты же нам вещи помогал носить? Вот, читай, ты же грамотный!
— Погодите… погодите… — ошарашенно забормотал дворник, сдвигая картуз на затылок. — Пятнадцатая квартира… точно, помню, история с ней была… сняли её на год, заплатили вперёд…
— Так я о чём тебе толкую, любезный⁈
— Так год-то прошёл, барыня! И не один!.. То когда ж было, кто ж такую квартиру пустой держать станет!..
— Постой, постой, дорогой, — вмешался дедушка. — Вижу, тут какое-то недоразумение. Значит, квартиру сдали?
— Сдали, барин, да и как не сдать?
— А вещи⁈
— Вещи все целы! Помилуйте, барыня, у нас дом приличный, не малина воровская! Аккуратно вывезли всё и сложили! Управляющий все бумаги имеет!.. Так это вы, выходит, были? То-то я смотрю — узнавать не узнаю, а лица-то вроде как знакомы!.. Только где ж вы, барыня, были?..
— Где надо, — с каменным лицом уронила бабушка. — Ну, веди тогда к управляющему, любезный. А заодно объясни, что это у тебя за безобразия на стенах написаны? Почему не убраны?
— Уберём, барыня, закрасим! Дому вообще ремонт требуется! Чека у нас тут разор навела, да, слава Богу, прогнали мазуриков!..
— Чека? В смысле Чрезвычайная Комиссия?
— Она,— кивнул дворник. — Как переворот-то случился, ну… леворюция эта…
— Революция…
— Да барыня, что ж вы так побледнели? Прогнали ж мазуриков! И государь вернулись! Аль не знаете⁈
— Знаем, знаем, любезный, — поспешил Николай Михайлович. — Ну, коль управляющий здесь, то…
— Здесь, барин, третьего дня вернулся. Пойдёмте, он-то во всём разберётся…
Управляющий и в самом деле разобрался. Робкие его попытки выяснить, куда же барин с барыней пропали аж на семь лет, Мария Владимировна пресекла со всей решимостью. Мол, главное — вернуть вещи. И, кстати, нет ли иной квартиры, свободной? Очень уж ей нравится этот дом, где сумели сохранить их с супругом собственность!
— Сохранили, как есть сохранили! — залебезил управляющий. — Извольте-с сами убедиться, госпожа, ничего не пропало!.. И квартира есть, как не быть!.. Многие-с уехали, и того-с, с концами, контракты не продлили!.. А многие и того-с, с прошлой весны как съехали, так и всё!..
— Значит,1915-ый. Революция разгромлена. Добровольцы победили, — бабушка сидела, зажмурившись и запрокинув голову. — Что ж, Николай Михайлович, дорогой, всё-таки у них получилось!.. Получилось у наших кадет!.. Уверена, они тут сражались; надеюсь только, что живы…
— Даст Бог, живы, — профессор перекрестился.— Вот ведь удивятся!..
А Юлька с каким-то странным и горьким сожалением подумала, что, вот, кончается, не начавшись, их дружба. Ведь Феде, Пете и Косте сейчас уже по восемнадцать лет, если не по девятнадцать. О чём им говорить с двенадцатилетней девчонкой?..
Проблему, почему они оказались не в 1909-ом году, а в 15-ом, Николай Михайлович решительно отставил. Как и болезненный лично для него вопрос, почему не случилось никаких изменений в их 1972-ом, несмотря на успех кадетской миссии в 1917-ом.
— Потом все вопросы, потом! Сперва устроиться здесь, а потом уже разбираться! Почему случилось то, что случилось — выясним непременно, но не сразу!
Проще всего оказалось с паспортными книжками. В хаосе революции и гражданской войны очень многие остались без документов, масса архивов сгорела, оказалась растрёпана, рассеяна, и вот, пожалуйста — по предъявлению всего лишь каких-то’выписок из церковной метрической книги' добропорядочным подданным Российской Империи Марии Владимировне и Николаю Михайловичу Анофриевыем были выписаны паспорта. Относились они к дворянскому сословию, что подтверждалось выписками из соответствующих родословных книг Харьковской губернии. Над университетскими дипломами пришлось попотеть; от полноценной копии отказались, не под силу было от руки всё это воспроизвести в Ленинграде осенью семьдесят второго. Заменой стали «заверенные копии», готова была история о «пожаре в имении, уничтожившем семейные архивы», однако она не пригодилась. Теперь всё можно было валить на великую Смуту.
Юлька и Игорёк ходили по городу. Он казался и тем же, что они видела в 1909-ом, и совершенно другим. Куда меньше работало магазинов, и народу на улицах стало куда меньше. По Неве не ползли в таких количества суда и судёнышки, замерли баржи у Гагаринского пенькового буяна, там, где в 1972-ом высилось Нахимовское училище.
Но над Зимним дворцом развевался Императорский штандарт. Государь, не любивший это место и предпочитавший всему уютную гатчинскую резиденцию, на сей раз изменил себе и оставался в столице, наводя порядок.
