Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума - Лазарчук Андрей Геннадьевич (полная версия книги TXT) 📗
— Ваня, — сказала она тихо, — как ты меня напугал…
— А …— но я уже все понял.
— Черт с ним. Тебе лучше?
— Мне уже почти хорошо. Вот ты здесь — и мне хорошо. Ладно, если все в порядке, то ты спи, а я пока поброжу. Ложись нормально, в кресле разве сон?
— Да у меня там… беженцы …
— Ложись на мою.
— Ваня, что подумают…
— Что подумают, то и подумают… Как честная девушка, ты должна будешь выйти за меня замуж. Всего-то делов.
— Убедил, — сказала Ираида, на четвереньках, но с пантерьей грацией перешагнула с кресла на кровать, растянулась у стенки, переливчато вздохнула и засопела носом.
В приемной сидели четверо: Крис, Коломиец, «братец Майкрофт» и Ященко, по-прежнему связанный, но уже без пластыря на морде.
— …не волнуйся, — говорил братец по телефону. — Не пропадем. Ты понимаешь, я вдруг понял, что работать под настолько неблагодарными людьми — просто опасно. Вот и все. И больше ничего. Никаких демаршей. А ты подумала… Ну, я понимаю. Нет, тебе показалось. Да вот сидим с ним, как раз именно это все и обсуждаем. Да-да. Хорошо. Спокойной ночи. Я тебе говорю: обойдется. Конечно.
Он положил трубку и кивнул мне, приглашая присоединиться. У Альберта была славная черта: где бы он ни появлялся, всем сразу делалось понятно, что здесь он главный. Даже на конкурсе поваров.
— И дальше, — сказал он, водя карандашом над картой — той, которую составляла Ираида по материалам колдуна Митрофанова. — Вы этого знать не могли, потому что пожарные имеют приказ: все данные секретить. Насколько мне известно, почти десять процентов пожаров от якобы курения в постели — это случаи самовозгорания. Непонятно? Люди загораются. Вспыхивают. Иногда просто ожоги получают, иногда — только пепел остается… Не объясненный наукой феномен. Поэтому — держать в тайне. Все, что не объяснено наукой, на всякий случай держится в тайне… Так вот, я — совершенно случайно — знаю доподлинно, что все отмеченные вами пожары относятся именно к этим случаям.
— Оп-па… — сказал Коломиец и посмотрел на Ященко. Тот замотал головой, не издавая ни звука. Видимо, звук ему запретили.
Это все было интересно и важно, но меня ждали насущные дела в другом месте.
А кроме того — вспомнилось сквозь бессознанность, сквозь бред, как предлагал Ираидин дед кое-что Ященко… где два, там и пять… — и теперь надо было решить, что мне с этим воспоминанием делать…
Разобравшись с нуждами организма, я даже затеял его помывку — после чего усталый, но обновленный выбрался обратно. Альберт рассказывал колдуну про случай в тюремном изоляторе и демонстрировал кассету с записью последних слов Рудика Батца.
— …то есть мы вас просто убьем, а потом поставим эту кассету — что вы будете делать? Как я понимаю, мозг не должен быть разрушен, поэтому придется душить… Вот доктор подскажет: как нам убить товарища полковника с наименьшими повреждениями мозговой ткани?
— Он еще и товарищ полковник?
— Разумеется, давно выбыл из рядов по причине естественной смерти… в каком году? В восемьдесят четвертом?
Колдун закивал. Кажется, он уже плавал в собственном ужасе.
— Цепляли на них погоны — будто марки на конверт клеили, — сказал Альберт с досадой. — Вон, таскается у нас один — всего-то и умеет, что Алена Делона вызывать, а уже генерал… Так какие ваши рекомендации, доктор?
— Покопаюсь в аптечке, — сказал я. — Подберем что-нибудь… А если просто кровь выпустить? Он же именно это практиковал?
— Да, наверное, — прищурился Альберт. — Так сказать, подобное подобным…
— Панкратов говорил, что возьмет его любым, живым или мертвым — все равно. Судя по всему, подобного рода смерть для них не значит ни черта. Равна простуде. Я ведь прав? — Крис посмотрел на Ященко. Тот сумрачно кивнул. — Так что будем делать?
На кухне вдруг засмеялись, Альберт досадливо поморщился. Потом из кухни появился какой-то совершенно лишенный растительности человек с кейсом — похоже, тем самым, который мы вылавливали еще в Талды-Кургане. Человек приветливо мне кивнул, и я вдруг узнал в нем охранника Пашу…
— Вот, — сказал он. — Можно опробовать.
— А смех почему?
— Предыдущие записи слушаем. Там такое…
— Отставить. Отмотать на начало, скопировать, оригинал и копию мне. Ясно?
— Так точно. Разрешите идти?
— Идите.
Паша четко повернулся налево кругом и скрылся.
Альберт положил руку на кейс и стал смотреть на Ященко. А у того лицо вдруг как-то обмякло и растеклось. Заблестели слезы. Губы зашевелились.
— Я ведь тебя… — и сглотнул. Коломиец приподнялся было, но Альберт движением пальца показал: не надо. — Я тебя… маленького, вот такого… а потом? считай, до генерала и довел…
— Я знаю, — сказал Альберт.
— Алик, — сказал Крис, — давай: только я. Меня он до генерала не доводил, мне проще.
— Тебе я жизнь спас… эти обезьянки из тебя такое бы фрикасе сделали…
— А я иной раз думаю: на хрена? Лучше бы меня замочили тогда. Баллада о неизвестном джазисте… Куда бы приличнее стал сюжет, чем то, что получилось. Ты мне жизнь спас, ты ее и обгадил всю. Живу, как пидор… вон, перед Иваном стыдно…
— Это вы о чем? — спросил я.
— Хлопцы, не нужно, — быстро сказал Коломиец. — Он специально вас на тему завел.
— Да ладно, теперь уж чего… Тем более нашелся тот майор. Так и так Иван бы все узнал…
— Какой майор?
Это спросили одновременно и я, и Ященко. Но Ященко тут же понял, а я, конечно же, нет. Но он понял. И сказал с ужасом:
— Этого не может быть…
Крис убито пожал плечами:
— Здесь что-то нечисто…
Крис усмехнулся — очень даже сардонически.
— О чем вообще речь? — встрял я.
Коломиец замычал, как от зубной боли. Даже за щеку взялся.
Крис тоже поморщился, но как-то по-другому. И начал:
— Это было в семьдесят пятом году…
Марков посветил фонарем:
— И здесь тоже…
Он спрыгнул вниз, Терешков подхватил его, удержал от падения.
— По крайней мере три вагона с гробами, — сказал Марков. — Наверняка и остальные…
— Теперь бы найти место, где спрятаться, — сказал Терешков.
— Разве что на платформе, под брезентом. — Марков был непреклонен.
— Еще есть время поискать что-то получше…
Он оказался и прав, и не прав. Дверь одного из вагонов оказалась незапертой, но гробы — штабель под потолок — хранили в себе такой мощный запас подземного холода, что уже через полчаса Марков начал стучать зубами. Он хотел выскочить наружу и погреться, но по телу поезда пробежала громыхающая волна, и вагон тронулся…
— Дурак ты, Крис, — сказал доктор. — Хорошо же ты обо мне думал…
— Дурак, — с легкостью согласился Крис.
— Как будто я отморозок упертый и ни черта не понимаю.
— Ну… вот.
— Проехали тему, — сказал Альберт. — Антон Григорьевич, твое последнее слово.
— Последнее?
— Да.
— Мое?
— Не тяни резину.
— Я бы… полезным …мог…
Он замолчал, и никто не захотел перебить это молчание.
— Ладно. Я ничего не прошу. Я… только ясамзнаю, чего заслужил. И вы не знаете, и никто не знает. Много на мне грехов. Чрезвычайно. Не о прощении прошу. А прошу о милости великой: будете казнить шамана — вспомните обо мне. Как будто я это делаю. Хорошо?
— Хорошо, — сказал Альберт.
И он раскрыл кейс так, чтобы Ященко смотрел в открывшееся мерцающее нутро.
— Все, ребята. Теперь отойдем… на кухню, что ли. Покурим…
Казалось, говорить просто не о чем. Хорошо, что нижние чины в присутствии начальников вели себя отменно. То есть догадались налить.
Первым нарушил по-настоящему долгое молчание барон Хираока:
— Однажды мастер меча Сета Миура отправился на легкой лодке кэга вверх по реке Агано, вытекающей из озера Инавасиро. Он плыл два дня, а на третий день ему встретилось страшное чудовище иссэро, целиком состоящее из дерьма. Чудовище сказало: «Давно я охочусь за тобой, Сета Миура! Вот ты и попался. Сейчас я съем тебя». Но мастер меча расхохотался ему в ответ: «Нет, иссэро, это я тебя съем!» И съел.
