Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума - Лазарчук Андрей Геннадьевич (полная версия книги TXT) 📗
На лестнице им попадается навстречу еще один качок — с картонной упаковкой пивных бутылочек в руке. Он даже (в несвойственной людям подобного типа манере) уступает дорогу и некоторое время смотрит вслед диковинной компании. Потом — идет дальше…
Зеленому «БМВ», возникшему за эти три минуты у входа, барон кинжалом прорезает оба передних колеса. Поднимает вой сирена.
Плевать.
«Волга», за рулем которой Коломиец, выкатывается из двора на бульвар, вливается в железный поток — и несется в сторону Покровки, налево — а-ля джип Панкратова, подрезав с визгом встречный ряд, — по Покровке, еще раз налево…
— Кристофор Мартович, — подала голос Хасановна. — Позвольте посмотреть, что вам Панкратов сунул.
— Да-да, — вспомнил Крис. — Где оно?.. А, вот.
Хасановна осторожно взяла портмоне, взвесила в руках, поднесла к лицу, то ли прислушиваясь, то ли принюхиваясь…
— С ума сойти, — сказал она и раскрыла портмоне. — Просто не могу поверить.
— Что это? — спросил Крис.
— С помощью этой штучки Панкратов заглядывал в будущее, — сказала Хасановна. — Самая ценная вещь, которая у него была. И он ее отдал. Просто так. Не понимаю.
— Что значит — заглядывал?
— Вот сюда — видите, внутри тут зеркальце вклеено? — надо смотреть одним глазом. Через какое-то время… в общем, становится понятно, что будет с каким-то местом, или человеком, или… Он говорил, что с помощью этого зеркальца во время Гражданской избежал десятка расстрелов. Во время нэпа деньги добывал: лотерей тогда было множество…
— Действительно, странно, — сказал Крис. — А вы этим зеркальцем пользовались, Хасановна?
— Выезжала несколько раз по заданию… — Хасановна поджала губы. — Либо эта вещь ему уже не нужна, либо…
— Либо он уверен, что вместе с нею заполучит и нас, — закончил мысль Крис. — Хасановна, а что бы вы сказали по этому поводу? Принять нам его предложение?
— Я так и не поняла до конца, в чем оно состоит, — вздохнула Хасановна.
— Отправиться в далекое доисторическое прошлое и зажить там новой жизнью.
— И все?
— Это не так уж мало.
— Я о другом. Мне не верится, что Панкратов способен так резко изменить себе. Что он стремится всего лишь тихо жить где-то вдали от цивилизации. Нет. Тут что-то большее.
— Мне тоже так показалось, — тихо сказал барон. — Скажите, Дора Хасановна-сан, он оченьвластолюбив?
— Не думаю. Власть для него — один из инструментов, вот и все. Он умеет пользоваться этим инструментом, заботится о нем… И то же самое касается денег.
— А в чем вы видите его настоящую цель?
— Я задаю себе этот вопрос уже семьдесят лет…
— Послушайте, — подал голос Коломиец. — Ведь если он создал что-то в далеком прошлом — то хоть что-то должно остаться? На раскопках там…
— Конечно, осталось, — сказал Крис рассеянно. — Вся мифология, например. Боги, титаны, асы, ваны… герои, чтоб им пусто было. Огонь дарили, огнем жгли…
— Так этот наш Илья Кронидович, он что, получается — Илья-пророк, что ли? — с каким-то быстрым ужасом в глазах взглянул на Криса Коломиец. — С гранатометом?..
Крис помедлил. Потом пожал плечами. Потом кивнул. И снова пожал плечами.
— То есть они и есть — боги? Такие?.. А впрочем… — Коломиец с шипением втянул воздух через уголок рта. — Гады.
ГЛАВА 21
Альберт Мартович, он же «братец Майкрофт», появился собственной персоной вечером, где-то в начале седьмого. Такой же поджарый, как Крис, но сутуловатый, по-генеральски коротко стриженный, с морщинистым лбом и тяжелыми воспаленными веками, он казался старше моложавого Криса не на шесть, а на все тридцать шесть лет.
Возможно, обстановка в квартире, где он бывал нечасто (но иногда задерживался надолго) и где он привык видеть абсолютную расслабленность и необязательность, удивила его — однако виду он не подал. В конце концов, что такого особенного в плотном запахе кофе, табака, виски (Коломиец смахнул локтем на кафельный пол плохо стоявшую бутылку) и ружейного масла? В скоплении знакомых между собой людей — пусть даже вооруженных? В общем состоянии тревоги, ожидания и взвинченности — в наше-то забавное время?
Словом, Альберт Мартович не моргнул глазом, поприветствовал всех, а потом попытался увлечь Криса на пару слов тет-а-тет… и оказалось, что уединиться практически негде.
В комнате Ираиды лежали, ошеломленные случившимся, Даша, племянница епископа Екатерины Максимовны, и овдовевшая попадья Софья Сергеевна — о них вспомнил и за ними слетал Коломиец. В комнате Криса отдыхали перед ночным бдением Рифат и Павлик, за минувшую ночь облысевший абсолютно, вплоть до бровей и ресниц (на что Рифат, проведя лапой по собственной бритой голове, заметил: «Меня передразнивает…»). Железная женщина Хасановна не выдержала в конце концов такого напряжения и теперь тоже спала, успев лишь переодеться в свою пижаму, но уже не в силах расстелить постель — а потому поверх покрывала. На кухне курили Коломиец, молодая женщина в камуфляже, негр Вася и низенький, но широкий в кости японец. В комнату доктора Ираида даже заглянуть не пустила…
— Ладно, — усмехнулся наконец Альберт, усаживаясь на стул Хасановны за широкий ее стол и жестом предлагая Крису занять гостевое кресло. — Поговорим, брат…
— Что случилось? — почти равнодушно спросил Крис.
А случилось плохое. Сегодня Альберта Мартовича вызвал министр и тихо и приватно объяснил, что, даже прекрасно относясь к Альберту Мартовичу и ценя его вклад в криминалистическую теорию и практику, ценя достижения Кристофора Мартовича в деле раскрытия нескольких преступлений и предупреждения еще большего их числа, он, министр, уже больше не в состоянии покрывать очевидные нарушения законности работниками агентства «Аргус» — и кое-что было тут же перечислено, а кое-что другое, видимо, лежало в большой красной папке, по которой министр поколачивал костяшками пальцев, — и потому министр вынужден, просто-таки принужден к тому, что он в последний, ну, в самый наипоследнейший раз закрывает глаза на шалости известного лица, а там — все, и даже простой переход улицы на красный свет светофора повлечет самые тяжкие последствия, самые… вы меня поняли?
— И мы его поняли? — спросил Крис.
— Поняли, — сказал Альберт. — Написал я рапорт, бросил на стол и ушел. Так что…
— Зря, — сказал Крис.
— Наверное. Жалеть буду. Все равно… Но во всем есть свои плюсы. Теперь вот — ручки-то развязаны! — и Альберт действительно показал свои развязанные руки.
— И что ты ими будешь делать?
— Систематизировать. Ребята вы тут хорошие, но работать не умеете ни хрена.
ИЗ ЗАПИСОК ДОКТОРА ИВАНА СТРЕЛЬЦОВА
Было по-настоящему темно, когда я проснулся и почувствовал, что могу встать. То ли во сне, то ли в какой-то полудреме я проанализировал свое состояние как бы со стороны — пригласив себя-врача к себе-раненому — и решил, что тяжесть обусловлена не столько самим ранением, относящимся к легким с кратковременной потерей боеспособности (до семи дней), сколько с отравлением неизвестным ядом с выраженным психотомиметическим действием. Возможно, действие яда прекратилось. Возможно, помог антидот, введенный вовремя. Во всяком случае, я чувствовал, что вынырнул из какой-то глупой мутной депрессии.
И — мог — наконец — встать!
Впрочем, как человек осторожный, я сначала спустил ноги с кровати и сел. Было больно, однако без эксцессов. Теперь следовало привыкнуть к темноте. Когда просыпаешься, видишь почти так же плохо, как если бы вошел в темную комнату из светлой…
Ираида спала в кресле, свернувшись уютно, но вряд ли слишком удобно. Дед ее храпел на полу. В темноте он казался особенно громаден. Диван занимал колдун… Я стал всматриваться — и вдруг понял, что это не лежащий человек, а всего лишь скомканное покрывало!
Так… Я тронул Ираиду за руку — она проснулась мгновенно и бесшумно — и приложил палец к губам. Потом показал на диван.
