Неожиданность (СИ) - Попов Борис (хорошие книги бесплатные полностью txt) 📗
— Ничем и никак никто нам не поможет! Это я тебя, как не последний среди кудесников маг заверяю. Нет у нас такой человеческой магии, чтобы большую потерю крови заместить.
— Пусть тогда учитель Добрыни волхв Захарий замену тебе ищет. Я-то и с коляски боем поруковожу.
Богуслав скрипнул зубами.
— Обидно. Столько лет готовился, ждал этого похода, и из-за плевой ошибки всего лишился! Жаль, что Марфе ведьму не показал.
— А собака-то чем тут может помочь? — не понял я.
— Вместе с умом я в нее нюх на всякую нечисть и черных колдовских людишек, в том числе и ведьм, заложил, увидит — не ошибется.
— А она Мавру разве не видела?
— Да Олег взялся гнусить: напугает этакая зверюга безухая и бесхвостая добрую женщину, не надо нам тут никаких собак. Повелся тоже оборотень на ее чары, разомлел. Думал небось, хватит тут и одного волчары, нечего всяких среднеазиатских волкодавов в дело впутывать. При Марфе-то и ты всегда в наличии, вдруг не на минутку заглянешь, а присядешь вдали от богатырки-жены с приятной бабенкой сбитень хлебать, кто ж тебя знает. А этим создашь ему нешуточную конкуренцию в борьбе за постельные утехи.
А сейчас Марфа нас не только от зверья лесного и лихих людей караулит, но и от леших, водяных и болотных бережет. Черный волхв или ведьма тоже незамеченными не подкрадутся.
Сторожевая Марфа неожиданно внимательно и напряженно стала вслушиваться в ночную темень, поводя головой. Послушал за компанию и я.
Ничего необычного. Заливисто храпит тучный святой отец, ему жиденько вторит двухметровый богатырь, тихонько возятся Ваня и Наина, всхрапывают лошади, взвизгивает периодически оборотень. В общем, у нас в лагере все, как обычно, тихо и спокойно.
— Вон, забеспокоилась собачка, — заметил я, — слышит или чует какую-то опасность в чаще.
— Не обращай внимания, — отмахнулся Богуслав, — мало ли в спящем лесу неслышимых человеческим ухом звуков — перетаптывается во сне лось, храпит отожравшийся за лето кабан, подкрадывается к какому-нибудь спящему зверьку ночной хищник соболь, всех не перечтешь. А сколько ночью шарахается филинов и сов, сычей и сипух? Ого-го! В общем, есть кого ночью послушать чуткому сторожевику.
Какая-то из ночных птиц прямо в тему заухала в ночи.
— А это кто? — спросил я знатока местной фауны.
— А черт их разберет! — ответил знатный краевед.
Мы за день особо не утомились, боярин лежал целый день в люльке, я покачивался в комфортной колясочке, поэтому пока умаянная команда дрыхла без задних ног, беседовали о разных разностях.
— Оставь меня только не в Киеве, а на родине — в Переславле. У меня там жена, дети, усадьба…
— Князем сидит родной сын — Владимир Мономах, — ласково продолжил я.
— Догадался все-таки, пришелец из будущего, — вздохнул Богуслав, — эх, не умерла бы так рано моя Настенька, не женился бы ни в жизнь! А у вас что, пишут о моем участии в развитии рода Рюриковичей?
— О тебе в летописях ничего не пишут, а у Анастасии и имя забыли. Историки ничего узнать не могут, имена крутят самые разные — тут тебе и Анна, и Ирина, и Анастасия, и еще кто-то, но чаще пишут гречанка или девушка из византийской императорской фамилии. Уверенности в том, что она дочка самого императора, никакой нет. Все запорошила пыль веков.
И, как писал великий русский писатель и поэт Иван Алексеевич Бунин:
Но имя Смерть украла
И унеслась на черном скакуне.
А среди Рюриковичей одни из самых лучших и разумных, это твой сынок Владимир Мономах и внучек Мстислав Великий. Чувствуется действительно знатная кровь боярского рода Вельяминовых.
Полежали молча. Богуслав погордился своей славной кровью, поразбавившую гниловатую кровицу Рюриковичей, у которых частенько князья носили прозвища Окаянный, да Гореславич, а я думал: а вдруг подлетит какая-нибудь черная паскуда?
Вспомнились истории о полетах ведьм на помеле, летающих йогах, средневековом монахе Джузеппе из Копертино, полеты которого видели тысячи людей, среди которых был папа римский Урбан восьмой, повелевший это запротоколировать в церковных записях, кардиналы, адмирал и даже одна принцесса.
Сотни полетов известного своей чрезвычайной тупостью будущего католического святого в храмах и возле них на глазах у многочисленных прихожан, невозможно оспорить. Конечно, инквизиция потащила его на разборки, и после их пыток он окончательно отупел и даже перестал летать, но от реальности этих полетов не отопрешься рассказками о непреодолимой силе земного тяготения. И очевидно, что за Джузеппе, он же Иосиф, похлопотал кто-то из ватиканского руководства, иначе его, как и остальных летунов той поры, проводили бы в присутствии ликующей толпы на костер.
В православной церкви ни одной такой истории не зарегистрировано и не запротоколировано. Конечно, наши не злые инквизиторы — пытать будущего святого в подвалах. Пришибли бы быстренько грешника где-нибудь на задворках, и концы в воду. Но все это лично мои языческие измышления, не имеющие под собой никакой реальной основы. Документов-то никаких нету!
— А вот то, что ведьмы летают, это реальные истории или выдумки? — поинтересовался я у Богуслава.
— Конечно реальные, зачем про это придумывать.
— Ну, может чтобы уважали больше…
— Какое уж тут к этим паскудам уважение! Самый негодящий и подлый народ во всем мире! След вынуть, порчу навести, человека сглазить, скот поморить, неурожай вызвать, от них подлостей не перечесть!
Бабам ворожат, помогают им мужиков приваживать. Приворожит несчастного какая-нибудь дурища, он света белого не взвидит, подстилкой перед ней делается, так ей это не весело, она вишь гордого любила, за такого замуж хотела, вот и начинает его от себя гонять. А мужичок хуже собаки к ней ластится, готов ноги целовать, даже бить себя позволяет.
Ну, натешится эта поганка его унижениями, иногда оберет до нитки, разлучит с настоящей любимой, истинной суженой, а то и уведет из крепкой семьи, от верной жены и деток, оставшихся без него голодными, и выкинет, как износившуюся тряпку. И остается мужик нищий, бессемейный и несчастный один-одинешенек — прежняя то жена обычно назад не принимает. А если примет, еще хуже докука — он по разлучнице день и ночь тоскует. Вот эти присушенные в петлю и лезут. Бывает травятся или топятся, но это гораздо реже.
А если выскочит за него замуж эта гадюка подколодная, так обоим весь белый свет немил. Она уже этого мужчину терпеть не может, изводит его и тиранит, как умеет, даже спать с собой рядом не кладет — ютится он, бедолага, в каких-нибудь холодных сенях, на коврике возле печки или возле кровати своей повелительницы. А чаще его гонят на конюшню, в сарай или на сеновал.
И лечить их очень тяжело — только ведьма, которая эту гадость на человека навела, точно знает, как ее снять. Не дай бог в такую кабалу попасть!
— А как это — след вынуть?
— Страшное, брат, дело. Самая злая порча, какую только выдумать можно. Находит ведьма след, оставленный человеком где угодно — на песке, сырой земле, примятой траве. Колют этот след иголкой, произносят заклинание, потом аккуратненько вынимают, несут домой, суют в дымоход и умеренным жаром сушат. Вот тут-то и настигает человека проруха: вся жизнь ему делается не мила, берет его злая тоска-печаль, настигает тревога, хотя причин для нее никаких нету. Говорят, что можно и вдавлину от головы на подушке использовать, но сам я с этим не сталкивался, врать не буду. И лечатся такие несчастные люди гораздо хуже обычных сглаженных. Тут наша магия вообще не действует. А не лечить — их эта болезнь быстро изводит, и они в молодые годы безвременно умирают. Удар кинжалом и то человечней — мук меньше. Поэтому знающие старики внимательно следят, как бы ненароком свой след где не оставить, затирают явный оттиск носком обуви.
— И вообще что ль помочь нельзя?
— Как нельзя, все можно. Но для этого вынувшую след колдунью надо поймать и выбить из этой мерзавки, чтобы она эту злую порчу сняла. А потом лучше ее просто убить, чтобы она тебе не мстила, а добрым людям не пакостила.
