Выполнение замысла (СИ) - Савелов Сергей Владимирович (мир книг TXT) 📗
- Кушать будете? - поинтересовалась женщина.
- Галина Петровна, я думаю, стоит подождать хозяина, - ответил Ксенофонтов, - если можно чай… и кофе, - попросил, покосившись на меня.
- Можно, - улыбнулась, - могу молочка предложить. Где накрывать?
- Кофе с молоком, пожалуйста, - встрепенулся я.
- Сережа у нас кофеман, - пояснил Петр Петрович, улыбнувшись. - Мы здесь в гостях. Если можно накройте на веранде или на воздухе. В стенах в городе насиделись. А здесь хорошо! Дышится-то как! - глубоко вдохнул с наслаждением.
- Проходите за дом, там беседка есть. Туда все принесу, - предложила. Париться будете? Баню топить? - поинтересовалась.
- Мы вообще-то на рыбалку собирались. С Григорием Васильевичем решим потом. Сейчас не надо, - отказался Ксенофонтов.
Пошли по тропинке вокруг дома. За домом оказалось значительное пространство, но всего несколько соток занятых деревьями, в том числе яблонями и кустами. В углу двора виднелись гряды. В другом углу - здание, вероятно, бани с верандой. Недалеко находилась крытая беседка с круглым столом посередине и пластиковыми стульями вокруг. Туда мы и направились. «Скромно, очень скромно живет Член Политбюро и Первый секретарь Обкома КПСС!» - мысленно отметил.
Бывал в будущем в многоэтажных хоромах «новых русских» с множеством комнат. С биллиардными, бассейнами, теннисными кортами. Там были столовые, гостевые, детские комнаты, кабинеты, спальни. Только почему-то жили в этих хоромах в лучшем случае только муж с женой и все, не считая горничной (или как там прислугу называют). Как потом догадывался, что хозяевами активно использовались всего несколько помещений в огромном доме. Остальные пустовали. Их двери открывались только для уборки или показа гостям, таким же коммерсантам или нужным людям. Детские комнаты были, но дети уже давно выросли и разъехались. Редко кто из бизнесменов стоил эти хоромы в молодом возрасте, когда дети были маленькими.
Хотя, возможно, у скоробогатеев из южных республик дома заполнены родственниками и знакомыми. Вероятно, я бывал не у всех типов нуворишей.
Скрытой целью приглашений гостей для этих встреч была обычная кичливость оригинальным полом, лестницей из драгоценных пород дерева, вычурной мебелью или коллекциями. Один разбогатев, начинал коллекционировать атрибуты Вермахта, другой - награды, третий - холодное оружие. Причем, в обычной обстановке это были нормальные, веселые, образованные люди.
Я не помню из будущего о жизни в своем доме. Только проживание на две квартиры - своей и родительской. А мечтал о жизни в простом двухэтажном деревянном доме. Я бы жил под крышей, чтобы в ненастье слышать шум дождя. В окно хотелось видеть кроны деревьев, поле или водоем, чтобы наблюдать, как под ветром колышутся ветви, травы или волны. В доме обязательно должен быть камин и современная кухня. Баловать себя различными блюдами, рецепты которых выискивал в интернете, любил.
Мои мысли оборвало появление Галины Петровны с чашками и вазочками. Взглянув на курящего Петра Петровича, она принесла сверкающую пепельницу, банку индийского кофе, сахарницу и графинчик с молоком. Третьим рейсом доставила парящий чайник с подставкой под него и заварной чайник. Пожелав приятного аппетита, удалилась. Ксенофонтов начал, как обычно «колдовать», заваривая чай, а я насыпал ложку кофе и две сахара в чашку. Залил все кипятком. Размешал и добавил молока. Отхлебнул глоток. Кайф! «Как мне все-таки не хватает привычного Нескафе!» - посетовал мысленно.
Некоторое время сидели молча, наслаждаясь августовским вечером и любимыми напитками. Где-то вдалеке слышался шум машин, лай собаки, мычание коров. Петр Петрович погрузился в свои мысли и курил сигареты одну за другой. В какой-то момент мне стало жалко этого немолодого человека. Но тут же всплыли в памяти бабушки, продающие на многочисленных развалах стихийных барахолок штопаные шерстяные носки, потрепанные книжки и многочисленные безделушки, сохранившиеся от прежней жизни. Пенсионеров, подсчитывающих мелочь перед кассами супермаркетов. Гайдаровскую и Ельцинскую денежные реформы в одночасье сделавшие большинство населения страны нищими.
Вспомнил свою шестнадцатилетнюю соседку, которая с подружками-ровесницами тусовалась ежедневно на одной из остановок в центре города, дожидаясь клиентов, чтобы сделать минет за установленную таксу в восемьдесят рублей в начале девяностых годов.
Вспомнил телепередачу о русской семье, состоящей из матери и двух красивых дочерей четырнадцати и шестнадцати лет, которые проживали в одном из чеченских сел в период независимой Ичкерии. Их мужа и отца убили у них на глазах, а вся чеченская молодежь села каждый вечер навещала их дом для удовлетворения похоти. Только с приходом наших войск им удалось вырваться в Россию.
Вспомнил видео из интернета о маленькой девочке-заложнице с отрезанными пальчиками. У ее отца-бизнесмена бандюки вымогали деньги, похитив дочь.
Встряхнул головой и передернулся, прогоняя жуткие сцены-видения. У каждого поколения своя война! Сейчас молодежь еще в большинстве своем верит в идеалы добра и справедливости. Еще не делят в школах и во дворах на своих и чужих по национальному признаку. Хотя в армии, в частях, где преобладают национальности с Кавказа или южных республик уже заметно притеснение славян. Кто столкнулся с этим во время срочной службы, уже теряет веру в интернационализм и дружбу между народами.
- О чем ты думаешь? - слышу голос Петра Петровича.
Вижу встревоженное лицо Ксенофонтова.
- Такое ощущение, что ты хочешь кого-то убить, - сообщает.
- Слишком много таких. Только боюсь, это ничего не изменит. Нельзя человеку позволять жить в условиях безнаказанности и вседозволенности, - размышляю вслух.
- Откуда у тебя такие мысли? Почему тебе это пришло в голову? Давно этот дар у тебя? - засыпал вопросами.
- Дар ли это? Больше похоже на проклятье, - признаюсь.
- Не поделишься? Может легче станет, - предлагает.
- Легче не станет уже никогда, - не соглашаюсь. - Давайте дождемся Григория Васильевича.
«Вот, наверное, почему неосознанно я радую близких и дорогих мне людей, казалось бессмысленными подарками», - вспоминаю сегодняшние размышления о своей глупой щедрости. Меня тревожит - сможет ли Романов сохранить привычный образ жизни в стране для всех? Не допустит ли обнищание населения и бандитский «беспредел»?
Деньги у меня никто не возьмет, кроме мамы. Копить бесполезно. В девяностые годы многие тысячи рублей на сберкнижках и «в чулках» превратятся в рубли, если их вовремя не перевести в валюту.
Надоела неопределенность. Когда же приедет Романов?
Окончание Главы 2.
Ксенофонтов. Романов.
С Петром Петровичем досидели до сумерек, поужинали бутербродами под кофе и чай и пошли укладываться. Расположились в гостевой комнате на двоих. Казалось, заснул еще на пути головы к подушке.
Вырываюсь из сна от того, что меня трясут за плечо.
- Сергей! Просыпайся! - слышу голос Ксенофонтова.
«Какого черта!» - ругаюсь про себя. Неужели пора вставать? Темень за окном. В комнате свет не горит, но от освещения в коридоре через открытую дверь в комнате вижу одетого Петра Петровича, склонившегося надо мной.
- Сергей! Григорий Васильевич приехал, хочет тебя видеть, - сообщает тот причину ранней побудки.
«Ему, что завтрашнего дня мало будет?» - ругаюсь мысленно. Натягиваю спортивки с майкой и плетусь за Ксенофонтовым.
В просторной столовой за столом вижу Романова и двух крепких молодых мужчин. «Охрана. Ох, рано, встает охрана!», - язвлю про себя. Галина Петровна убирала уже со стола. Видимо поздний ужин или ранний завтрак у новых гостей уже заканчивался. «И на этом спасибо!» - промелькнула благодарная мысль.
- Добрый.… Э-э.… Здравствуйте! - замялся, но нашелся я.
Охранники синхронно кивнули, а Романов исподлобья недобрым взглядом смотрел на меня. «Да он же пьяный!» - вдруг замечаю. Нездоровый румянец, глаза мутные, но сидит спокойно, руки, сцепленные в замок лежат на столе.
