Балаустион - Конарев Сергей (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
– Не могут, – твердо ответил Скиф. – Лишь слепцы и безумцы борются с судьбой, словно команда попавшего в ураган корабля, не понимая, что каждый отчаянный взмах весел, вместо того, чтобы спасти, приближает их к безжалостным скалам. Я слушаю богов, и я не слепец, и поэтому не стану одним из матросов.
«Конечно, ведь ты – крыса, бегущая при первых признаках течи», – с досадой подумал Мелеагр, но сказал более мягко:
– Каковы же подтверждения этой предопределенности, которые заставили тебя… столь существенно пересмотреть свои взгляды? Сейчас, клянусь богами, обе стороны сходятся лишь в одном – что все еще слишком неопределенно.
– Я говорил, что слушаю богов, – терпеливо повторил Скиф.
– Ты имел аудиенцию у владыки Зевса, достойный Полемократ? – не смог сдержаться Мелеагр. – Или, быть может, приватную беседу с Фебом или Палладой?
– Бессмертные вещают людям волю свою посредством оракулов и знамений, – помолчав, ответил верховный жрец. – В году наступившем не проходит и дня, чтобы мне не сообщили о плачущей статуе, рождении двухголового ребенка, говорящем быке или нашествии гигантских крыс. Сии знамения свидетельствуют, что грядет великое потрясение мира.
– Но они не говорят, что победу одержат Эврипонтиды, – Мелеагр начал терять терпение. – А большим потрясением может быть все, что угодно. Неурожай в Египте, например. Или вспышка дурных болезней, что разносят блудницы.
Скиф покачал головой.
– Боги прочат великое будущее сыну Павсания. Никогда еще, говорят оракулы, не являлся миру человек, который настолько изменил бы лик земной. Он – карающий меч богов, и всякий, ставший на пути его, будет уничтожен. Сбываются самые древние и зловещие предсказания. Грядет час Балаустиона, цветка крови. Нас всех ждет буря, огонь, страдания и… возрождение, – в голосе жреца появились пророческие нотки, а в глазах зажегся огонек экзальтации. – То, что свершится, ни в коем случае не благостно, не правильно и не справедливо. Но этому быть суждено, и это произойдет. Хотим мы, или нет, будем препятствовать этому, или…
Речь эфора прервалась горловым спазмом, он схватился рукой за шею и, растирая кадык, прохрипел:
– Я не хочу погибнуть в этом огне. Я хочу закончить свои дни в собственной постели, окруженный покоем и заботой родных.
– Но… – нахмурился Мелеагр.
– Я видел сон! – выдавил, прервав его, эфор. – В нем была смерть, жестокая смерть, и эшафот, залитый кровью, и трупы, истерзанные и нагие… Над всем этим возвышался на троне младший Эврипонтид в черной одежде и золотой диадеме, а на плечах у него сидели вороны. И вороны, каркая и хлопая крылами, выклевывали глаза у насаженных на копья голов. Там была и голова твоего хозяина, Анталкида. И царя Эвдамида. И… моя.
Эфор замолчал, уронив голову на грудь. Мелеагр широко раскрытыми глазами глядел на него, чувствуя, как по плечам помимо воли прокатывается холодная и липкая волна ужаса.
– Но… этот Пирр, он всего лишь человек, – наконец, смог он разлепить склеившиеся губы.
– Он смертен, да. Но его хранят бессмертные силы, коим подвластны и души людские и отродья зла. Слышал ли ты, что черный аспид, ядовитейший и самый злобный из гадов, не тронул Эврипонтида, а спал, положив главу ему на грудь? – голос верховного жреца сорвался на визг. – Пирра Эврипонтида много раз пытались убить, но яд и железо выкашивают людей вокруг него, сам же он невредим. Неуязвим!
Тяжело дыша, Полемократ трясущейся рукой открыл стоявшую на столе шкатулку, достал из нее изящный флакон с нюхательной солью, поднес к носу и несколько раз шумно вдохнул. Затем произнес, уже более спокойным тоном:
– Поэтому говорю тебе, Мелеагр, сын Фаилла: беги из стана недругов Эврипонтида. Беги, коли хочешь остаться в живых.
Мелеагр испытывал странные чувства, овладевшие им куда сильнее, чем он мог желать или допустить. Язык прилип к небу, члены онемели, по затылку стекал холодный пот. Дело небывалое – он, всю жизнь подчинявшийся твердому голосу рассудка, вдруг расклеился от бредней спятившего жреца! Однако эти бредни были необъяснимо, гипнотически убедительны. Мелеагр даже потер кончиками пальцев лоб и виски, как будто пытаясь избавиться от наваждения. Ощущение было такое, словно где-то глубоко внутри надломился стержень, на котором держались его принципы и мировоззрение. Боги, какой стыд! Облизав губы и приказав себе собраться, советник попытался усмехнуться:
– Ты меня почти напугал, уважаемый. Всеми этими знамениями и оракулами. Но я – поклонник рационального мировоззрения, и ни разу в жизни не видел ни одного знамения. Ничего такого, чего нельзя было бы объяснить естественными причинами…
– Неверие губительно, – вздохнул Полемократ, с жалостью глядя на собеседника. – Мой глас, как вопль Кассандры, не долетает до сердец. Увы, я не могу спасти весь мир, только себя и тех, кто мне поверит. Что ж, ожидай своего знамения, несчастный, но не удивляйся, если им окажется свист топора у твоей шеи.
Мелеагр, уже вполне взявший себя в руки, собрался возразить, но в этот момент в кабинет ворвался молодой жрец-иерофор, тот самый, с выпученными глазами. На этот раз глаза его готовы были вывалиться на выложенный мозаикой пол, а перекошенное лицо разукрасили красные пятна.
– Господин архиаретер! Ужас и несчастье! – запричитал он. – Там, в переднем наосе!.. Скорее… Там…
– Что – там? – нахмурился, вставая, эфор.
– Беда… кошмар… идемте… – заикался служка.
Отчаявшись получить от него вразумительный ответ, эфор, извинившись перед посетителем, вышел. Мелеагр, заинтересовавшись, поспешил следом.
В мегароне храма галдящая толпа из жрецов и посетителей обступила что-то, находящееся недалеко от главного входа, по правой стороне.
– Дорогу архиаретеру! – крикнул кто-то.
Люди расступились, но этот проем тут же закрыла спина шагнувшего вперед Полемократа. Мелеагр не успел ничего разглядеть.
– Что здесь… – сделав несколько шагов, эфор остановился.
Над толпой висел гомон испуганных голосов. Одна из женщин всхлипывала и подвывала, другая вторила ей однообразными причитаниями. Несколько голосов, звучавшие громче всех, настойчиво требовали тишины.
Эфор обернулся.
– Мелеагр, ты здесь? – лицо Скифа стало еще более бледным, как будто его вымазали известкой. Тут Мелеагр, наконец, увидел то, что видели остальные, и позабыл об эфоре.
На широкой каменной полке, шедшей вдоль стены на уровне груди, с интервалом в несколько локтей были установлены бюсты знаменитых спартанцев. В основном мужчины, сплошь – известные полководцы и государственные деятели. Изображений женщин было немного, на этой стороне – и вовсе одно: бюст Тирсеи, матери прославленного спартанского царя Демарата. Мелеагр видел этот бюст, как и все прочие в ряду, краем глаза, когда полчаса назад проходил мимо. Тогда каменная царица выделялась среди соседствующих мужей только высокой прической и подчеркнутой мастером утонченностью и красотой черт. Теперь же…
…из ушей и рта гипсовой головы медленно и вязко истекала кровь.
Густая жидкость, прочертив багровые дорожки на щеках и подбородке бюста, натекла в приличную лужу на полке, и уже начала тяжелыми, клейкими каплями падать на пол. Да и сами черты лица, казалось, исказились, словно в страшной муке. На глазах Мелеагра правый глаз каменной головы вдруг проклюнулся быстро увеличивающейся багровой каплей, заполнился густой влагой, через пару мгновений зазмеившейся новым потеком по гладкой мраморной скуле.
Порученец по приватным делам затряс головой. Его рассудок еще искал рациональное объяснение происходящему, но сердце знало – знало! – что подобного объяснения не существует.
– Тебе нужно было знамение, недоверчивый господин Мелеагр? – зло воскликнул верховный жрец Полемократ, блеснув желтыми зубами. – Тирсея, прабабка Агиадов, дает его тебе. Беги, беги из стана приговоренных.
Впервые в жизни самообладание изменило холодному, словно мрамор, Мелеагру, сыну Фаилла.
И он побежал.
Эвдамид, хмурясь, глядел на стоявшего против него человека. Эфор Анталкид был внешне спокоен, а в уголках губ крылась обычная ироничная улыбка. Либо толстяк не знает, что стоит на краю пропасти, либо у него чрезвычайно крепкие нервы. Либо, третье, он знает что-то, чего не знает Эвдамид, и поэтому чувствует себя вне опасности.
