Вторая жизнь Арсения Коренева книга третья (СИ) - Марченко Геннадий Борисович
[1] Владимир Васильевич Трофимов — министр здравоохранения РСФСР с 1962 по 1983 гг.
Глава 4
— Арсений Ильич, доктор, ну пожалуйста! Ну что что вам стоит⁈
Я остановил своё движение по коридору отделения, с грустью посмотрев на пациентку из 11-й палаты.
— Елена Евгеньевна, поймите, с вашим диагнозом иглорефлексотерапия ни к чему, вам операция не грозит. Давайте подождём хотя бы с недельку, побудете на медикаментах, а уж если прогресса не увидим, то я возьму вас в свою программу.
— Обещаете?
— Елена Евгеньевна, ну что вы, право, как маленькая, — вздохнул я. — Ступайте в палату и выполняйте предписания врача. Уверен, у вас всё будет хорошо, и постарайтесь настроить себя на оптимистический лад.
Я дождался, когда женщина скроется в своей палате, и снова повернулся к окну, пряча руки в карманах халата. Пациентка отвлекла меня от задумчивого созерцания природы в редкую свободную минуту. Похоже, снег лёг окончательно. Да и срок подошёл, 2 декабря на календаре. Белое покрывало, укрывшее землю и крыши домов, создавало на душе новогоднее настроение.
Но теперь уже невольно снова задумался о том, как расширить практику иглоукалывания. Потому что желающих пройти эту процедуру становилось больше с каждым днём — слава летела впереди меня. Вот и Еленочка Владимировна (соседки по палате именно так называли эту ухоженную дамочку бальзаковского возраста) решила, что чудесные иглы вернут ей и здоровье, а заодно, видимо, и молодость. Остальные, конечно, выстроились в очередь за здоровьем. Причём из других отделений тоже рвались на процедуру, и я не знал уже, как их всех отвадить. Работал-то с иглами я один, тут со своим-то отделением дай бог управиться. Причём ДАРом практически не пользовался, только в самых редких случаях, когда на иглоукалывание особой надежды не было. Впору организовывать курсы иглорефлексотерапии и готовить учеников.
Хорошо хоть помещение специально под меня выделили на нашем этаже, а то поначалу чувствовал себя каким-то бедным родственником, выкраивая время на сеанс в процедурной, когда там появлялось «окошко». Комнатушка, в которой я теперь хозяйничало, была меньше процедурной раза в два, но нам с пациентом хватало. Кушетка с матрасом и подушкой влезла — и то хорошо. Был ещё стул, на который мой подопечный складывал верхнюю одежду типа больничной пижамы. Радовало, что за эти сеансы мне с декабря обещали доплачивать полставки от моей зарплаты кардиолога. Не сказать, чтобы я так уж в деньгах нуждался, но и бесплатно работать как-то не слишком приятно.
— Арсений Ильич!
Я обернулся на знакомый голос. Ну конечно, Романовский собственной персоной. На тонких губах змеится кривая ухмылочка, хотя, подозреваю, пытается изобразить дружелюбие.
— Извините, что отвлёк вас от созерцания окрестностей, но в вашей 9-й палате у Герасимова подскочило давление. Сильно подскочило, до 220. Почему-то я узнаю об этом от дежурной сестры раньше вас. Вы уж примите меры, что ли.
Я покосился в сторону столика дежурной медсестры, та, внимательно наблюдавшая за нашей беседой, но вряд ли что-то слышавшая, всё же, видно, поняла, о чём речь, пожала плечами и развела руки в стороны, всем видом демонстрируя, мол, я тут ни при чём.
— Час назад во время обхода давление у него было нормальное. Хорошо, что Ольга Владимировна встретила вас, а вы меня, — съязвил я. — Сейчас же приму меры.
Я поправил висевший на шее стетоскоп и направился в 9-ю палату. Внутри меня всё кипело, но внешне я был спокоен. Вот же гадёныш, всегда найдёт, к чему прицепиться. Дня не проходит, чтобы не поддел, и желательно на виду у коллег. Хорошо хоть по большому пока не гадит, но чувствую, как только случай представится — тут же наложит мне на голову солидную кучу. И радостный будет наблюдать, как я обтекаю.
У больного и правда давление подскочило. Переволновался старичок после встречи с родственницей, сообщившей, что его внучка слегла с корью. Успокоил, что в наше время корь лечится на раз-два, назначил капельницу с магнезией, к вечеру давление удалось нормализовать.
Между делом провёл сеансы иглорефлексотерапии с несколькими пациентами. К вечеру, как обычно, навалилась приятная усталость. Из больницы шёл домой через парк Белинского по так и не растаявшему снегу (всё ж таки заоконный градусник в ординаторской показывал минус два на улице), который приятно похрустывал под ногами. Ещё и сверху медленно падал, обещая к утру небольшие сугробы. Фонари, стоявшие ровными рядами, как солдаты почётного караула, меланхолично освещали пустынные в этот час аллеи желтоватым светом.
Шёл и думал, что вечер снова придётся коротать одному. Мама на позапрошлой неделе всё же перебралась к своему Юрию Васильевичу, а я остался в квартире на Карла Маркса единственным хозяином. Мама появлялась по выходным, варила на неделю щи-борщи, пекла пирожки, помогала с уборкой-стиркой, и вновь убегала к своему немолодому возлюбленному. Похоже, там у них всё достаточно серьёзно, если Юрий Васильевич уже предложил маме узаконить их отношения. Да-да, и до этого дошло. Глядишь, мамуля быстрее меня второй раз замуж выскочит, нежели я первый раз женюсь. Эх, Танька, Танька…
С экс-невестой мы с тех пор, как высказали всё друг другу у входа в театр, больше не пересекались. Интересно, как у неё дела? Так-то по идее мне должно было плевать, что в её жизни происходит, но всё ж таки не совсем мне чужой человек. Может, опять замуж собралась, только на этот раз за своего дипломата… Ладно, плевать, у неё своя жизнь — у меня своя.
— Слышь, земляк, время не подскажешь?
Грубоватый голос с хрипотцой вырвал меня из раздумий. Передо мной стояли мужчина и женщина. Мужику лет сорок, не очень высокий, но широкий в плечах женщина выглядела чуть помладше. Причём была размалёвана, будто какая-нибудь жрица любви с Тверской из 90-х. При этом щеголяла в полушубке и меховой шапке, и то и другое было пошито то ли из собаки, то ли из лисицы. Мужик был усат, однако на подбородке и щеках проступала щетина, словно он решил с запозданием отрастить ещё и бороду.
Я потянул вверх левый рукав пальто.
— Половина восьмого.
— Хорошие часы, «Командирские» вроде?
— Они, — подтвердил я, подумав, что бы сказал мужик, увидев на моём запястье «Ролекс».
— Слушай, может, закурить заодно найдётся?
Вот же пройдоха, не удивлюсь, если он следом и деньжат взаймы попросит.
— Не курю, — развёл я слегка руки в стороны, и двинулся дальше.
А когда миновал парочку, то услышал за спиной вместо удаляющихся шагов странное и подозрительное движение. Обернулся в последний момент, когда рука с зажатым в ней ножом с длинным узким лезвием уже летела в мой живот. А изначально, похоже, метил в почку. И тогда мне бы сразу пришёл белый и пушистый зверёк.
Кончик ножа всё-таки вспорол ткань пальто и даже слегка рассёк кожу на животе, где-то чуть выше пупка. Там, куда попал кончик ножа, почти не болело, но ощущалось что-то влажное и горячее. Не сделай я шаг назад — и лезвие могло достать до внутренних органов. А тут был шанс убежать. Тем более что соперник, не ожидавший от меня такой прыти, на несколько секунд застыл в нерешительности.
— Бей его, Егор, бей же! — крикнула женщина.
И даже подтолкнула своего хахаля в мою сторону. Вот же сука!
У меня была возможность убежать, и я, пожалуй, ею бы воспользовался, но подвёл невесть откуда взявшийся ледок под свежевыпавшим снежком. Нога неожиданно поехала, и я моментально оказался в некоем полушпагате. Убежать не получилось, но благодаря столь неожиданному для всех участников событий пируэту я, возможно, избежал смерти, так как в следующий миг клинок разрезал воздух над моей головой.
— Ах ты ж, прыткий какой, сучонок!
Это уже Егор (если это было его настоящим именем) прокомментировал. Хотя мне уже было по хрену, кто там чего комментирует, поскольку в данный момент я оказался в несколько, мягко говоря, беспомощном состоянии, тогда как соперник твёрдо стоял на ногах. Вот же… Похоже, придётся снова клеить ласты, как говорит один из моих пациентов Сорокин, чьи пальцы были синими от татуировок. Даже интересно, получится ли в ещё раз возродиться?
