АН -7 (СИ) - Безбашенный Аноним "Безбашенный" (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗
Конечно, я один хрен не пропал бы, и чего-нибудь мы бы с ребятами один хрен придумали, но в целом вся жизнь сложилась бы совсем иначе. Это сейчас, когда она УЖЕ сложилась так, как сложилась, всё кажется естественным и само собой разумеющимся, но тогда — всё ведь складывалось спонтанно, шилось наспех белыми нитками и зависело от множества непредвиденных случайностей. То, что случилось — намного лучше того, что могло бы случиться при иных обстоятельствах, а посему — моё огромное человеческое спасибо покойному старику Волнию! Как за то, что он сделал для меня сознательно, так и за то, в чём он столь удачным для меня образом облажался…
24. Будни управленца
— Мне каждый день по нескольку раз жалуются на строгости карантина, — сказал Миликон, — Неужели они настолько необходимы?
— Теперь — в особенности, великий, — огорчил я царя, — Эпидемия перекинулась из Нового Карфагена в Барию и Абдеру. Это — уже точно. По не проверенным сведениям — вспышки болезни в Секси и Малаке.
— Уже проверено, — мрачно поправил меня Васькин, — Утром мне донесли, что та же самая болезнь. А по не проверенным пока данным она уже и в Картее, и думаю, что это подтвердится в ближайшую пару дней. А это уже совсем рядом с проливом, так что Гадес и Ликс с Тингисом — на очереди в течение недели.
— Но ведь это значит, что пока там болезни ещё нет? Так зачем же мы закрыли порты раньше времени? Придут известия — тогда уж другое дело. Всех предупреждали, и все всё поймут правильно, а непонятливых я сам выгоню взашей. А что я могу сказать им сейчас? Что правительству виднее? Не за таким ответом ко мне идут люди!
— Когда придут известия из Гадеса — будет уже поздно, великий, — возразил я, — Болезнь поражает человека не сразу. Первые дни он ещё не чувствует её и никому на на что не жалуется. И сам он считает себя здоровым, и другие считают, что он здоров, но он уже заражён и уже передаёт эту заразу от себя другим. Скорее всего, зараза уже проникла и в Гадес, просто не успела ещё проявиться явной болезнью. Так же случится и у нас, если мы провороним её приход.
— Болезнь уже свирепствует в Карфагене, Утике и во всех прибрежных городах Нумидии, — добавил Хренио, — В Италии поражён не только Рим с Лациумом, но и почти вся Этрурия. Болеют и в лигурийских консульских армиях, и на Сардинии, и в Массилии. Как вам всем уже известно, уже весной консулы этого года имели трудности с воинским набором из-за этой эпидемии, и из-за нехватки солдат сенат даже позволил им прямо на пути в Лигурию забирать в свои войска всякого встречного. Слыханное ли дело? Конечно, это оправдывалось спешкой на помощь проконсулу Луцию Эмилию Павлу, осаждённому лигурами прямо в собственном лагере, но всё равно случай показательный. А недавно мне донесли, что в Риме начали сходить с ума. Как я уже докладывал вам ранее, из-за высокой смертности среди горожан поползли слухи о злонамеренных отравлениях, но теперь это дело уже официально рассмотрел сенат и вынес постановление поручить расследование смертей одному из преторов будущего года. Представляете, что он там понарасследует в стремлении исполнить поручение и отличиться? — мы рассмеялись всем правительством.
— Боги всё-же лишили их разума! — не далее, как на прошлой неделе я зачитывал нашим письмо от Гнея Марция Септима, моего римского патрона, с немалым сарказмом упоминавшего об этих дурацких выдумках, а в особенности — о том, что на эту тему уже шушукаются и на задних скамьях сената, где сидел и он сам как бывший квестор и эдил. О том, что вопрос при таком ажиотаже вокруг него может быть рассмотрен и в официальном порядке на заседании сената, он написал как о циркулировавшей между его друзей шутке, которую никто не воспринимал всерьёз. Упоминал патрон и о заключённых несколькими заднескамеечниками пари, кто из плебейских трибунов применит право вето, если столь сумасбродное предложение всё-таки прозвучит на заседании сената.
Юлька тогда, порывшись в выжимке из Тита Ливия, нашла в ней упоминание о письме в сенат от претора будущего года Гая Мения, который в нагрузку к доставшейся ему по жребию Сардинии получил ещё и задание расследовать дела об отравлениях вне города, так претор жаловался, что осудил уже три тысячи человек, а всё новым и новым доносам конца-края не видать, и он уже понял, что придётся или бросить расследование, или отказаться от провинции. Мы тогда гадали, был ли мальчик, и по масштабам истерии заключили, что дело явно в смертях от эпидемии, число которых пробудило в трудящихся массах оголтелую паранойю, так что наш главный мент знал, о чём говорил…
Прежде всего тут, конечно, скудоумие и лёгкая ангажируемость малограмотной толпы сказывается. Одно дело, когда боги на юге полуострова гневаются — там понятно за что. Я ведь упоминал уже, что в Кампании и Апулии укрылись от преследований всё те же вакханутые, которых там продолжали находить и вылавливать? А раз они там выявляются и наверняка ведь Вакханалии свои втихаря продолжают, то и не может быть двух разных мнений, кто там гневит богов. Но одно дело распутный юг страны, и совсем другое центр — суровый и благочестивый Лациум. Нас-то за что? А значит, не может это быть карой от богов, а наверняка происки каких-то злодеев. Ну а придя к столь логичному выводу, толпа ведь всегда найдёт, кого злодеями назначить, а если вдруг не сообразит сама, так демагоги ей с удовольствием подскажут. Кто сказал, что приснопамятная охота на ведьм возможна лишь у христиан Средневековья? Хоть и терпимее античный мир к паранормалам и к тем, кого за таковых принимает, хватает своего мракобесия и в нём, да и личных счётов почти в любом большом и дружном социуме успевает накопиться предостаточно, и как тут при столь удобном случае не свести их под шумок? Наверняка начался самосуд, как и давеча на юге "сапога", и тогда уже не важно, верят ли во вздорные обвинения отцы-сенаторы, а важно навести порядок — если не пресечь безобразия, так хотя бы уж ввести их в какое-то подобие законных рамок. Вот отсюда и растут, скорее всего, ноги у сенатского решения о расследовании по доносам, не блокированного ни одним из плебейских трибунов.
И тогда уже вступает в действие фактор служебного рвения. Ведь что есть цель и смысл жизни римского элитария? Это его cursus honorum. Прошёл он его если и не весь, то хотя бы уж по консульство включительно — жизнь удалась, а если так и не достиг его и не уселся опосля на почётных передних скамьях среди сенаторов-консуляров, стало быть, и жизнь его прожита зря. Но преторов избирается каждый год шесть штук. Позже, Юлька говорит, вспомнят и о принятом ранее законе и будут избирать то по шесть, то по четыре, но пока-что ещё избирают по шесть, так что шансы достичь претуры у римского элитария неплохие. Но цель-то ведь — консульство, а консулов каждый год избирается всего двое, и выходит, что в среднем лишь одному из трёх преторов светит вожделенное консульство. А значит, надо хорошенько отличиться во время претуры, чтобы повысить свои шансы на консульских выборах. Хорошо тем, кто в Риме свою претуру исполняет, находясь на виду у избирателей и нарабатывая у них очки. Неплохо тем, кто в воюющей провинции победу одержит, за которую сенат триумф присудит. А как отличиться тем, кому и с провинцией не повезло? Только и остаётся такому, что служебное рвение на каждом шагу проявлять в надежде на то, что другим не повезёт, и они отличатся меньше. И тут вдруг такой подарок судьбы, как дополнительное поручение сената, да ещё и по столь животрепещущему для избирателей вопросу, как выявление и кара возмутивших народ гнусных злодеев!
Конечно, воинская слава ценится повыше, и военный триумф более удачливого соперника всегда затмит славу борца с вредителями. Но во-первых, войны и в воюющих провинциях не каждый год случаются, так что это надо ещё, чтобы сопернику повезло. А во-вторых, и везения может ещё не хватить. Это консулам сенат триумфы полноценные присуждает, если есть за что, а преторам — весьма неохотно и скупо, так и норовя триумф для них зажать, а ограничиться простой овацией, которая хоть и тоже почётна, но совсем не так, как настоящий триумф. А ведь и её ещё нужно суметь заслужить, и если этого не удалось, то и славы никакой не будет. А популизм — он ведь тоже на маленьких простых человечков действует безотказно. Вон как те же плебейские трибуны популярность себе в массах нарабатывают, и не перенапрягаясь особо служебной рутиной, и занимаясь больше саботажем, чем созидательной деятельностью! А тут — аналогичная возможность судьбой преподнесена, и кем надо быть, чтобы её упустить? Ну подумаешь, пострадают от этого люди, обвинённые в злодеяниях тёмной толпой, так толпа же зато довольна будет, а она и есть будущие избиратели. И это даже хорошо, что всем этим ему приходится заниматься в зоне далее десяти миль от Рима, то бишь в сельской местности. Голосование на выборах окончательное по трибам идёт, одна триба — один голос, а из тридцати пяти римских триб только четыре городские, а все остальные — сельские. Пусть те четыре голоса городскому претору достаются, не жалко, ведь ему-то достаётся — если он сумеет удоволить толпу в сельских трибах, конечно — тридцать один! Их ещё может, конечно, перехватить везунчик триумфатор, но это неизбежный в таком деле риск, и если такой беды судьба не допустит — популярность в сельских трибах перед консульскими выборами почти гарантирована. И тогда — вожделенное консульство и уже гарантированное вожделенное место на передней скамье сенаторов-консуляров после него! Есть ради чего пойти на поводу у той толпы!
