Ход кротом (СИ) - Бобров Михаил Григорьевич (читать онлайн полную книгу TXT) 📗
Дядя Сарт опомнился первым и закрыл старику глаза, и принялся разматывать его зеленую дорогую чалму. А Хаким, тоже помнивший обычай, принес из комплекта лопату. Ибо мусульманин, встретивший смерть вне родных стен, должен быть похоронен до захода солнца, и чалма, в таком случае, служит ему гробом.
Хаким не видел трудностей довезти тело в дирижабле до Бухары, но дядя Сарт приказал: хороним здесь. Хорошее место.
А потом дядя Сарт разрезал сверток, вынул оттуда черные ножны, из ножен саблю с простенькой рукоятью, совсем не такую красивую, какая у дяди Сарта висит на стене над почетным сидением в чайхане… Саблей дядя махнул над собой легко, привычно. Убрал клинок в ножны и положил их на тело маленького старика.
Тогда Хаким все понял и не стал спорить.
На обратном пути Самвел, против обыкновения, не цеплялся с вопросами и не размахивал руками. Спросил Хаким:
— Дядя Сарт… Пожалуйста, расскажи, как все устроено в твоей чайхане. Хочу знать.
— Зачем тебе? — без малейшего чувства отозвался дядя. — Разве ты не хотел поступать в летно-космическое?
— Ремесло чайханщика древнее и уважаемое, ты сам это сказал. Нет никаких препятствий сделать чайхану на лунной базе.
Дядя Сарт не улыбнулся:
— И наркомат разрешит? Это же космос, там райком ничего не весит. Придется дойти до Москвы.
Хаким сузил глаза:
— Вы же как-то прошли… Через это вот все. Нам всего-то и осталось уговорить наркомат.
Замыкая круг
Осталось мне уговорить наркомат флота. В конце-то концов, не начнут здесь постройку моего прототипа — и опять никакой истории не бывать.
Загвоздка сразу в нескольких вещах.
Первое, что никакого наркомата военно-морских дел здесь попросту нет. Кораблей уцелело «ерш да карасик». И те, по большей части, вне «коммунизма», где их можно было бы сразу отремонтировать.
Балтийцы, выполнив тяжелейший переход из Ревеля и Гельсингфорса в Кронштадт, спасли корабельный состав. Но после «альбатросы революции» особенных подвигов не совершали. Они больше прославились в десантах и в командах бронепоездов.
Черноморский флот белые никуда увести не успели. Зато парижско-лондонские союзнички беззастенчиво обобрали с него все ценное в уплату за военные поставки Деникину и Врангелю. Но и Союзу тяжелые корабли достались только вместе с Севастополем, уже после разгрома Зимнего Похода, когда на юге воевать уже сделалось не с кем. Сами уцелевшие линкоры мало того, что изрядно попортились от небрежного хранения, так еще и давно морально устарели.
Северного флота попросту не успели построить. Что там корабли, когда на море Белом, Дышащем, не существовало пока что достаточно больших портов, куда можно бы подать снабжение для экипажей; даже причалов, даже казарм на берегу и тех не успели выстроить. Железку до Мурманска и Североморска мы еще только тянули, да и пути до Архангельска, по-хорошему, пришлось перекладывать. А по трассе Беломорско-Балтийского канала и вовсе шли пока только геодезисты.
От флота на Тихом Океане остались воспоминания да та самая песня: «Врагу не сдается наш гордый Варяг!» Приморский Порт-Артур, куда ушли из Владивостока все русские корабли, сухопутный Харбин и вообще вся Манчжурия — откололись. Окопавшиеся там белые, хоть и не полезли на Союз прямой военной силой, но и на контакт, в отличие от Крымской Республики, не выходили, постоянно забрасывая через границу самурайские разведгруппы. Японцы имели в Харбинской России огромное влияние. И уж все русские кораблики, сколько-нибудь годные хотя бы на металл, императорский «Нихон Кангун» слизал, что кошка сметану.
Хорошо повоевали Днепровская, Волжская и Каспийская флотилии. Гражданские моряки и сейчас вовсю ходили по Каспию в ту самую Гилянскую Советскую Республику. Вывозя шелк-сырец, взамен заполняли север Ирана всяким промышленным да железным товаром. Те же гвозди с подковами, косы, стекло и скобы шли среди небогатых персов на ура. Ценой мы перебивали английский товар: плечо перевозки от Киева до Гиляни намного короче, чем от Ливерпуля до Александрии, да потом еще тыщу верст со скоростью самого тормозного верблюда в караване. Джентльмены-конкуренты вербовали по берегам Каспия флибустьеров, наши военморы натаскивали на них экипажи катеров и малых сторожевиков. Уже почти флот, разве что маленький. Учебно-тренировочный.
Еще каспийцы время от времени обеспечивали десанты на восточный, пустынный, безжизненный берег Дарьи Хвалынской, гоняли там басмачей да облизывались на Каракумский канал… Который только еще начали оконтуривать цепочкой фортов. Этим-то каналом и перетянули мы весь Туркестан в свой лагерь, хотя англичане действовали здесь размашисто и уверенно, еще с наполеоновских времен, когда Россия лишь обозначила движение на юг, в сторону Индии — «жемчужины британской короны».
Знаменитая крепость Кушка — та самая, «меньше взвода не дадут, дальше Кушки не зашлют» — появилась именно тогда. К гражданской войне Кушка уже была мощной цитаделью, обильно снабженной всяким запасом. Одних пушек более двухсот, да пулеметов за полтысячи, да самая мощная рация в Средней Азии, принимающая не только Ташкент, но и Москву, и Лондон. Командущий, генерал с говорящей фамилией Востросаблин, стоял костью в горле любому беку-эмиру, а мелких курбаши кушал на завтрак. Дескать, мзды не беру: за державу обидно.
Собрав почти сорок тысяч, подступил к стенам Кушки тот самый Энвер-паша, еще когда владел Душанбе и вполне серьезно мог получить себе всю Восточную Бухару… Половину Таджикистана, кусок Узбекистана, Киргизии, еще и с Ферганой, если нашими словами. Тогда даже Востросаблин обеспокоился и велел радисту постучать ключиком: беспокоят ли еще кого южные границы России?
Отозвались на призыв о помощи большевики в Ташкенте, за много километров к северу. Пришли в Кушку три цеппелина, выгрузили патроны, свежие газеты, агитационные материалы, новые батареи для рации, да десяток двигателей Стирлинга, работающих без топлива, на перепадах между ночной прохладой и дневным бесконечным солнцем.
Встали цеппелины на корректировку крепостных пушек, и живо кончились моджахеды у Энвера-паши. А потом и Душанбе у него забрали. А потом и вовсе пропал Энвер-паша. Кто говорил: свои зарезали, кто стращал, что еще всплывет убийца ливанцев и армян, только им уже мало кто верил.
Генерал же Востросаблин перешел на сторону красных, и не пропал никуда. И сейчас еще сидел в своей Кушке, а на мощный сигнал его рации наводились цеппелины «Юго-строя», которых туркестанцы теперь не трогали.
Они ведь строят канал!
Ценность воды знает лишь тот, кто умывался песком. Когда новости о канале разошлись достаточно широко, даже басмаческое движение заметно усохло, превратившись из всенародного возмущения «кафирами» в удел отъявленных одиночек-беззаконников. Именно таких одиночек, отказавшихся от рода, чтобы не навлекать на него кровную месть, и называли «абреками». Это уже потом название распространилось на всякого разбойника вообще.
Вот и выходит, что Каракумский Канал дело со всех сторон хорошее. Туркмены уже успели окрестить его по-своему: «Шайтан-дарья», подобно тому, как называются тут все реки: Аму-дарья, Сыр-дарья, а Каспий — Дарья Хвалынская. Все машины, паровозы, дирижабли называются, соответственно, шайтан-арба. Сильно подозреваю, что так цветасто все это именуется лишь для нас, «кафиров», а между своими в ходу названия попроще.
Впрочем, как ни назови, пароходы меж барханами вполне в русле авантюры. Что называется, в струе. Жаль только, что по несуществующей Шайтан-дарье, что по широкой бешеной Аму-дарье, можно пускать разве бронекатера.
С одной стороны, тоже флот. С другой — опять речной!
Так что вместо гордого «народного комиссариата по военно-морским делам» при наркомате обороны имелось всего лишь «управление по делам флота». Начальник этого управления как раз и назывался «замкомпоморде». Именно же: ЗАМеститель КОМандующего ПО МОРским ДЕлам.
Итак, первое: прежде, чем уговорить наркомат, его нужно создать.
