Московское золото или нежная попа комсомолки (СИ) - Лёха Лётчик (электронные книги бесплатно .txt, .fb2) 📗
«Да, так меня зелёные человечки депортируют обратно», — с грустной иронией думал он, ощущая, как тоска заполняет его до краёв.
К концу недели Лёха, с его развесёлым характером и готовностью помочь в любой ситуации, стал желанным гостем на кухне, в хозяйственной части, в ТЭЧ и особенно в медсанчасти. Его появление в любой из этих точек части неизменно вызывало улыбки и оживление среди персонала.
«О! Кстати! А не заглянуть ли в санчасть?» — пронеслось у него в голове. Лёха мысленно представил процедурный кабинет во всех деталях: белоснежные простыни, запах спирта, знакомую улыбку и нежные губы товарища военврача третьего ранга. Эта мысль вернула ему отличное настроение, и ноги сами направились в завлекательном направлении.
Честно отсидев весь срок ареста в проклятом сарае, Лёха наконец вышел на свободу на одиннадцатый день своего заключения. По-хорошему надо было бы сгонять домой, но, стараясь выслужиться, караул доставил его прямиком в штаб. Он старательно привёл в порядок свой единственный комплект обмундирования, насколько это было вообще возможно, и, подталкиваемый в зад разводящим караула, отправился на доклад.
Попав ровно на утреннюю планёрку на командном пункте, Лёха застал командира полка в самом разгаре раздачи руководящих трындюлей.
Товарищ майор, увидев Лёху, моментально вскипел и принялся долго орать на него за мятую форму одежды. Запал на Лёхе не иссяк, и командир переключился на комиссара, саркастически вопрошая, в какую такую дупу смотрит партия и комсомол. Под конец досталось и командиру эскадрильи, который выслушал гневные вопросы о том, почему вместо занятий его подчинённые позволяют себе являться на развод в таком виде.
В завершение, сверкая глазами, командир ткнул пальцем в Лёхину грудь и, кипя как самовар, с пламенной решимостью огласил приговор:
— На У-2 его! Ты у меня будешь газеты по ночам возить! Разгильдяй! В распоряжение начальника штаба, — озвучил приговор Крокодил Гена, как за глаза стали называть командира полка с лёгкой руки Лёхи, — кто у нас закреплён за самолётом? — спросил он начальника штаба.
— Пока никого, вы же знаете, есть некоторая нехватка личного состава и особенно лётчиков, — ответил штабист.
— Вот и отлично! Забирайте Хренова. Товарищ лейтенант, через месяц жду вас с докладом об успехах, — подвёл черту командир.
— Есть, отправиться на У-2, товарищ майор! — ответил Лёха и улыбнулся.
05 апреля 1936. Лётное поле аэродрома Кача и его окрестности.
Для того что бы научиться ходить, надо ходить,
Что бы научиться летать, надо много летать.
Лёха шел, как в забытьи, глядя в землю, будто отыскивал там ответы на все свои несчастья. Мелкие камешки разлетались от его пинков, словно отражая его раздражение и накопленную досаду. В каждом шаге звучал протест, в каждом движении читалось сопротивление всему, что его окружало.
А больше всего Лёха мечтал о простом удовольствии, к которому он привык в ином мире. Оказывается, иногда все, что тебе нужно для счастья — это тишина ванной комнаты, возможность спокойно, без лишних взглядов, достать телефон сидя на белом друге и написать коротенький текст. Отправить сообщения нескольким девчонкам, ловя пару ответных смайликов, не отягощенных идейными штампами и требованиями борьбы с врагами.
А потом — душ. Горячий, настоящий, обволакивающий. Тот самый душ, под который можно подставить лицо и стоять, пока струи воды смывают с тебя все невзгоды, очищают не только тело, но и душу, пусть ненадолго, но достаточно, чтобы опять стать человеком.
Эта картина в голове была настолько реальной, что Лёха аж почувствовал, как по телу прокатилась тёплая волна. Спина сразу зачесалась, напоминая, что уже скоро его ждёт баня.
«Ну хоть в чём-то плюс», — с весёлой улыбкой подумал он.
— Хороший нос за три дня удар чует, — вдруг спонтанно в Лёхином мозгу пронеслась мысль...
Глава 7. Тряпочки, палочки, Красные лётчики и серые волки
Коротко грохнул выстрел, запахло сгоревшим порохом, снизу раздался дикий скулёж, и туша волка тяжело свалилась на землю, дергая лапами и пытаясь отползти от такой опасной дичи. Остальные звери отступили, но только на мгновение. Стая мгновенно кинулась на менее удачного собрата, волоча его прочь от самолёта и раздирая в клочья. Оттащив останки в сторону, волки с рычанием стали жадно жрать его. Потом стая разлеглась вокруг, более сильные грызли останки, слабые скулили. Периодически волки снова начали кружить вокруг самолёта, время от времени проверяя прочность его обшивки и пытаясь понять, как добраться до так вкусно пахнущей дичи наверху.
05 апреля 1936. Лётное поле аэродрома Кача и его окрестности.
История с сортиром моментально разошлась далеко за пределы части и стала популярной байкой среди военных. Много позже Лёха слышал ее в совершенно различных фантастических вариантах и с различными действующими лицами.
За инцидент с сортиром Лёху «сослали» на учебно-транспортный самолетик в распоряжение начальника штаба. Формально обоснование звучало невинно — дескать, самолёт есть, а постоянного пилота для него нет, нужно восполнить этот пробел.
Когда Лёха впервые увидел У-2, его реакцию можно было бы назвать шоком. Ему хотелось обнять это местное чудо инженерной мысли и плакать. Моторчик, работающий на смеси бензина и касторового масла, две открытые фанерные кабины, крылья, покрытые перкалью... Что-то вроде летающей этажерки, которую почему-то назвали самолётом. Краса и гордость отечественного авиастроения, как её величали на политзанятиях.
Его товарищи осваивали истребители И—5, большую часть времени маршируя на плацу с разведёнными руками, изображая крылья и «пеший по лётному». Полёты на И—5 организовывались редко, от силы раз—два в неделю. Первым всегда летал командир полка, за ним шли командиры эскадрилий и звеньев. Система отжима лётного времени в сторону начальства работала безотказно, и до молодых лётчиков, таких как Лёха, очередь доходила по остаточному принципу. Получить заветные 3—4 часа налёта в месяц считалось удачей.
Оказалось, что многим выпускникам лётных училищ было ещё рано выпускаться в самостоятельный полёт на истребителе, даже если речь шла об И—5 — с Лёхиной точки зрения, устаревшем биплане, но здесь считавшемся современной техникой, выпущенной всего пять лет назад.
Пока его товарищи ждали своего редкого шанса на взлёт в небо, Лёха не вылезал из кабины полотняного кукурузника. Пусть этот самолёт и был далеко не тем, о чём он мечтал, но хотя бы летал много и постоянно.
Сам того не желая, командир полка, переведя Лёху на медленный У-2, оказал ему неоценимую услугу. За последующие четыре месяца Лёха налетал в десятки, если не в сотни раз больше, чем было положено по любой норме. Неприхотливый самолётик оказался нужен всем: начальству для совещаний в Херсонесе, штабу флота для доставки пакетов и донесений, заму по тылу для его мутных схем, когда одно барахло менялось на другое. Лёха возил газеты для комиссара и даже несколько раз обеспечивал парашютные прыжки.
Симферополь, Джанкой, Евпатория и даже Керчь стали для него привычными пунктами назначения.
— Экскурсия по помойкам Крыма объявляется открытой! — обычно декларировал Лёха перед каждым взлётом, в своей обычной веселой манере.
Бывали и дальние полёты. Лёха успел слетать в Одессу, Анапу и даже Ейск. Для У-2 с его открытой кабиной, 100 километрами в час и отсутствием штурмана такие вылазки уже можно было записать в графу «подвиги». Но, по молодости лет и врождённому разгильдяйству, Лёха даже не задумывался об этом.
Он предусмотрительно организовал себе небольшой рюкзачок с минимальным набором вещей и продуктов, который старательно прятал за сиденьем задней кабины. Этот комплект был предназначен для того, чтобы обеспечить себе хотя бы минимальный комфорт вдали от родного аэродрома, и он часто выручал Лёху в его бесконечных «командировках» по Крыму и окрестностям.
Хитро подкупив папиросами и неучтённой бутылкой писарей в штабе, он выменял двухкилометровую карту полуострова одна тысяча девятьсот тринадцатого года издания, которую ловко вписал в своё отчётное имущество во избежание беспредельного отжима.
