В лето 6746 года от сотворения мира (СИ) - Нефёдов Борис (читать книги без регистрации полные txt) 📗
— Может мы туда?
— Нет, мне нужно быть уверенным за эти стены. С тобой — я уверен.
И я пошел к Падеревскому, тяжело переступая под тяжестью только что сделанного.
На главной стене шел кровопролитный бой и только выучка моих бойцов позволяла еще сдерживать ярость монгольских атак. Но прорывы намечались все чаще. Вот один из монголов даже пробился за спины и бросился на копейщика. Тот ударил его поверх щита, а затем отступил в сторону и с силой всадил копье пробегавшему монголу в спину. Ба, да это же княжий крестник! Но сзади на него уже замахнулся саблей еще один противник, но ударить не успел. Сверху на него свалился один из стрельцов, который чуть не по рукоять всадил ему свой тесак в шею, который вошел в нее с каким-то мерзким чавканьем и жутким хрустом ломаемых костей. В попытавшегося напасть на него третьего монгола с двух сторон вошло сразу две стрелы, ему в шею ударил крюк багра и выдернул уже мертвое тело из свалки. Потом я услышал, как хрустнул под ударом ножа хрящ гортани, тело потащили в сторону, а прорыв тут же закрыли соседи слева и справа. Стена еще держится. Но долго ли ей осталось держаться?
Я знаю, что будет дальше. Проходили. Будет идти час за часом, волна нападающих за волной. Постепенно смертельная усталость начнет притуплять чувства, люди еще будут убивать на автомате, но все больше и больше их будет охватывать непонятная отрешенность и безразличие к происходящему и собственной судьбе. Они буду продолжать использовать свое оружие, и все вокруг будет продолжать происходить снова и снова, но оружие будет становиться все тяжелее и тяжелее, пот окончательно зальет глаза и наконец наступит покой. В это время монголы прорвутся и в ярости от понесенных потерь, начнут крушить все живое, убивая без разбора и жалости за тот страх и ужас, который им самим пришлось перенести. Никого не оставят в живых. Ну, где же ты, Архистратиг? День уже на исходе. Мои люди умирают один за другим, а ты…
И тут на меня накатило прозрение. Никакого явления Архангела без меня не будет. Весь промысел Божий как раз и заключается в том, что я (я, человек из другого мира) нахожусь именно здесь. И Господь возлагает на меня эту великую и ответственную миссию. На меня! Я сегодня и есть Михаил Архангел!
Догнавшая меня мысль потрясла меня. Я бы еще может быть долго стоял в таком состоянии, но здесь прямо перед моим лицом в бревенчатую стену вошла стрела и задрожала своим оперением, едва не царапая мою щеку и возвращая к реальности.
Больше не оглядываясь по сторонам, я двинулся к моей коморке. То ли от осознания ситуации, то ли от лязга железа и криков я ничего не слышал.
Монголы побеждают не за счет своих личных человеческих качеств или какой-то особой боевой подготовки, а за счет преимуществ, которые дают им новые средства ведения войны, (луки, равных которым у противников не было или стенобитные машины, с которыми покоряемые народы до этого не сталкивались) и отсутствие любых моральных ограничений в методах ее ведения и поддержания дисциплины. Бой идет заведомо не на равных. И это именно я (я, и никто другой!) должен, как в свое время Самуэль Кольт и его оружие, «уровнять шансы». Именно я должен все поменять местами и взять на себя грех (возможной) победы за то, что она будет одержана (впрочем, лучше сказать — может быть одержана) за счет иных средств ведения войны, еще не известных этому миру. Я не зря оговариваюсь. Один пулемет против этакой оравы гарантии победы дать не может. Вон, стрельцы мои тоже бьют стрелами не хуже пулемета.
Ладно, хватит сопли распускать. Мои новые окна в каморке снова оказались законопаченными. Ничего, я взял заранее приготовленный топор и выбил еще два куска не до конца прорубленного окна в западной стене моей каморки. В помещение ворвался шум боя, но я уже ни на что не обращал внимания и действовал на автомате. Заправил ленту, установил поудобнее сошки Печенега, скинул на полок под себя полушубок, поворочался на нем и, наконец, прижал приклад к своему плечу. Все куда-то отступило. Был я и был мой враг. Пришло, как всегда, в такие минуты какое-то необъяснимое спокойствие. Такое испытывал не я один и мне доводилось слышать, что именно в такие минуты и рождается офицер, а до этого он только «пацан в погонах».
Пора. Потрудимся, джентльмены.
Первую ленту я «подарил» монгольским стрельцам на вышках. Пули как бумагу прошивали их бревенчатую защиту (только щепа летела), а за одно и их вшивую (в буквальном смысле) бронь и тела. Пять — шесть патронов на вышку и птенчик выпадал из гнезда даже без крика «кар-р». Закончив со «скворечниками» этой стороны, остаток первой ленты выпустил по «группе поддержки» монгольских снайперов. Те прыснули по углам, как цыплята от коршуна. Звякнуло металлом, и первая использованная лента на 200 патронов отлетала в угол. Значит, в оставшейся части пристегнутой ленты их осталось еще 500.
Я развернул пулемет, передо мной была сплошная масса шевелящихся тел, неумолимо напирающая снизу и ползущая по стене вверх. Они идут убивать и, если поднимутся, то убьют всех без пощады. Ну что же, ребятки, в таком случае и вам нужно быть готовыми умереть. И я нажал на спусковой крючок. Вся накопившаяся усталость, горечь потерь, ненависть так долго не имевшие выхода и еще что-то, но уже откровенно звериное вырвались из меня наружу. Пулемет бился в моих руках не останавливаясь, я что-то дико кричал и с каким-то необъяснимым бешенством и радостью полоскал эту толпу огненным смерчем. Щелчок — еще минус лента на 200 патронов, казалось бы, почти сразу — еще щелчок, еще минус 200. Подо мной лежало месиво из тел. Патроны сильные, а штурмующие шли тесной толпой. Каждая пуля убивала и ранила несколько человек. Я развернул ствол и длинной очередью на всю оставшуюся сотню «почистил» стену. Щелчок. Лента кончилась.
Внизу был ад, но наверху почему-то было тихо. Может быть мне уши забило от стрельбы в тесном помещении? Но жуткий ор внизу стены я различал хорошо. Или случилось что? Неужели я не успел?
Я кинулся в двери мимо стоявшего столбом Митяя и выскочил наружу. То, что я увидел, мне сильно не понравилось. И нападавшие и защитники стены стояли ошарашенные и не обращая внимания друг на друга смотрели за стену. Ба, да их застопорило, ёкарный бабай. Я вырвал у отца Варфоломея из рук копье и всадил его в живот стоявшему против него с открытым ртом противнику. Тот завизжал, а я заорал во всю мощь:
— Вали их, ребята. Яжелбица, вашу мать!
Чары развеялись. Рев вырвался из сотен глоток моих бойцов:
— Б-е-й!
— Огненный меч!
— Вали их!
При чем здесь огненный меч я в тот момент не понял, но повернувшись к стене наконец увидел, как стремительно исчезают на боевой площадке бурые пятна монгольских малахаев.
Куда подевалась одуряющая усталость? Стрельцы не жалели последних стрел, окрыленные копейщики и меченосцы действовали так, будто только что вступили в бой, без каких-либо признаков усталости. Монголы были сломлены и последние из них в панике просто прыгали со стены, уже не соображая от ужаса, что результатом таких прыжков может быть только увечье или смерть. Дальше смотреть было некогда.
Я снова забежал в коморку, дал подзатыльник Митяю, чтобы побыстрее приходил в себя и начал выбивать себе окно с другой стороны стены башни. На этой стороне стены бой еще продолжался. Центральная башня заслоняла обзор и не позволяла сражавшимся понять, что произошло, хотя сама схватка уже проходила без прежнего ожесточения. Но мои люди продолжали гибнуть, поэтому я медлить не стал. Вставить новую ленту и расположиться у вновь проделанного окна, много времени не заняло. Первую очередь я снова выпустил по монгольским вышкам. Стрельцы у них классные и могли существенно скорректировать результата моего вмешательства не в мою пользу. Но как только щепки полетели от их бревенчатой защиты, штурм фактически прекратился, а когда я перенес огонь на толпу нападающих, те уже скатывались со стены и начали отступление. Но я не дал им спокойно уйти и под бешенный рев моих бойцов стал расстреливать бежавших. Щелчок и эта лента тоже кончилась.
