Балаустион - Конарев Сергей (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
Леонтиск сидел у постели Аркесила, с сочувствием вглядываясь в серое лицо друга. Страдание уже наложило на лицо олимпионика свой отпечаток: черты обострились, под глазами обрисовались темные круги. Аркесил пришел в себя примерно через час после того, как его нога была отделена от тела. Он все время молчал, не реагируя на вымученные шутки и слова ободрения Леонтиска, и с таким отчаянием смотрел на культю, что у афинянина перехватывало горло. Тетка Арита, порывшись в запасах несчастного доктора Агамемнона, нашла какое-то зелье, и накапав в чашку с водой, заставила Аркесила выпить. Через четверть часа, так и не сказав ни слова, олимпионик уснул. Леонтиск сходил к кладовой, где был заперт невольник-предатель, проверил, не наложил ли тот на себя руки, и вернулся обратно.
«Великие боги, как несправедлива судьба! – с жалостью подумал Леонтиск, снова усаживаясь у постели друга. Взгляд афинянина против воли все время возвращался к тому месту, где опавшее одеяло обозначало отсутствие половины ноги. – Почему Аркесил? Проклятье, он ведь даже не успел познать женщину! А теперь… Кого другого от женщин отвратила бы разве что потеря той конечности, что между ног, но Аркесил… Стоило лишь на миг заглянуть в его глаза, чтобы понять, что теперь, когда он превратился в калеку, его комплексы в отношении женщин из волков превратились в драконов и сожрут его заживо. Дерьмовое дерьмо, как сказал бы Феникс. Но нет, не бывать этому! Аркесил, дружок, я не позволю тебе загнуться от презрения и жалости к самому себе. Клянусь Эротом, из кожи вон вылезу, но найду девицу, которая затащит тебя на себя, невзирая на все твои отнекивания. Ты у меня еще станешь настоящим кобелем, друг олимпионик!»
Слегка воодушевленный этим задорным, хоть и, скорее всего, несбыточным замыслом, Леонтиск наконец-то нашел в себе силы улыбнуться. В коридоре раздался звук тяжелых шагов, затем дверь распахнулась, и на пороге появился Лих.
– Ты здесь? – произнес он.
– Тихо ты, разбудишь, – Леонтиск кивнул на покалеченного друга.
– Выйдем, хочу поговорить, – нервозность в голосе товарища Леонтиску не понравилась. Он нехотя поднялся и вышел в коридор.
– Дай мне ключ от кладовой, – протянул руку Лих. – Нужно допросить этого подлого раба…
– А где Пирр? – невпопад спросил Леонтиск. Ему жутко не хотелось отдавать Офита в руки Коршуна.
– Пошел с остальными… вознести благодарность богам, за брата и за себя. Давай… э… ключ.
– Командир велел мне следить, чтобы с Офитом ничего не случилось, – неуверенно произнес афинянин.
Лицо Лиха смяла мгновенная вспышка бешенства.
– А мне он сказал, чтобы я допросил его и вытряс правду о том, кто его послал! – заорал он в лицо Леонтиску, брызгая слюной. – Понял? Какого демона ты тут выделываешься? Ты что о себе вообразил? Страж, мать твою… Я кто тебе, а? Прохожий с улицы? Или друг царя Эвдамида? А? А?
С каждым словом Коршун надвигался на Леонтиска, глядя на него сверху вниз, – он был на полголовы выше. В темных глазах Лиха плескались черные кляксы безумия, рука нервно дергалась возле пояса с оружием.
«Боги, – подумал Леонтиск. – Если он сейчас вытащит меч, мне придется обнажить свой. Ясно, что Эврипонтид ему ничего не приказывал, но… что делать, биться с ним, что ли? Он же совершенно невменяемый. Придется убить его, чтобы остановить. Если он сам меня не прикончит. Проклятье, какая глупость! Что за день сегодня?»
– Держи. Перед командиром сам будешь отвечать, – холодно сказал он, снимая с пояса ключ. И не удержавшись, добавил:
– Великие силы, что с тобой творится, Лих?
– Не твоего ума дело, – огрызнулся Коршун, схватил ключ и почти бегом бросился к кладовой.
Леонтиск, проклиная все, пошел за ним. Ругаясь вполголоса, Лих снял замок, распахнул дверь и ввалился внутрь.
– Выходи, собачий сын! – его голос сорвался на свистящий шепот. – Смерть твоя пришла!
– Господин, пощади, господин! – запричитал Офит.
Коршун за шиворот вытащил его во двор, широко шагая, проволок в сад и, повалив на траву, принялся бить ногами. Леонтиск следом не пошел, остался на крыльце. Невольники, Арам и Орбил, стучавшие топорами у боковой пристройки – снова рубившие кипарис для погребального обряда – прекратили работать, изумленно и мрачно наблюдая за происходящим. Леонтиск вспомнил, что Офит был их товарищем на протяжении многих лет.
– Говори, сволочь! Говори! Говори! – орал Лих. – Кто послал тебя? Кто дал тебе змею?
– Господин Лих! – рыдал раб. – Я все сказал… я не знаю…
– Кто? Кто? – Лих его не слышал, с искаженным лицом изо всей силы пиная лежащего на земле человека куда попало. Леонтиску стало ясно, что Коршуна совершенно не интересует, что расскажет ему истязаемый.
– Человек… с закрытым лицом, он был в доме… Я все рассказал… клянусь! А-а-а! господин Лих! Не надо…
– Не надо? – тяжело дыша, Лих выпучил глаза, словно от изумления. – Ах ты, мразь! Не надо, значит…
Приняв решение, он резко выхватил меч.
– Ли-их! – закричал Леонтиск, бросаясь вперед. – Ты что, перестань!
– Стой, где стоишь! – молниеносно повернулся к нему Коршун. – Стой, или, клянусь богами, я за себя не ручаюсь!
– Ты что, с ума сошел? – зло воскликнул Леонтиск, но остановился. – Эврипонтид сказал, что раб нужен ему живым, для допроса…
– Ни хрена он не расскажет, этот ублюдок, – рявкнул Лих. – Знал бы что, так давно бы уже рассказал…
И повернувшись к побледневшему невольнику, прошипел:
– Снимай одежду. Быстро, падаль!
– Господи-ин! – простонал Офит, дрожащими руками стягивая хитон.
С суровым выражением лица Лих на полклинка вонзил меч в землю, затем вытащил и воткнул ручкой вниз, так, что из земли торчал только полуторафутовый железный зуб.
– Ты предал своего господина, негодяй, – тихо и страшно произнес Коршун, глядя сверху вниз на голого, трясущегося от страха и холода человека. – Ты подложил ему в постель ядовитую гадину, так отплатив за доброе отношение.
– Господи-и-ин Ли-их! – провыл Офит.
– За это сейчас ты раздвинешь руками свои вонючие ягодицы и задницей сядешь на этот меч, – жестко закончил Коршун. – И не заставляй меня повторять, собака!
Обливаясь слезами, несчастный на гнущихся ногах подошел к торчащему из земли жалу.
– Лих! – заорал Леонтиск. Краем глаза он заметил, что Арам и Орбил от ужаса выронили из рук инструменты.
– Иди в Аид, афиненок! – огрызнулся, не спуская глаз с жертвы, Коршун.
Меж тем Офит, двигаясь медленно, как во сне, встал над мечом, неловко согнул худые ноги. Всхлипнул, опустился ниже, ниже. И вскрикнул, когда острие коснулось его тела.
– Пощады, добрый господин, – прошептал он растянутыми кривящимися губами.
– Не тяни. Вниз! – Коршун был неумолим.
Дрожа всем телом, закрыв глаза, Офит начал опускаться. Его сморщенный сизый орган болтался, едва не задевая меча, по ноге медленно потекла струйка крови. Из горла несчастного вырвался прерывистый вой.
– Быстрее, отродье! – внезапно Лих бросился вперед и с силой ударил несчастного ладонями по плечам. Раздался резкий вопль. Меч вошел в анус раба на всю длину. Офит упал на спину, вывернув клинок из земли, и забился в конвульсиях, дико крича. Коршун стоял над ним, оскалившись в зловещей усмешке.
– Это ж надо, весь меч дерьмом измарал, урод, – вполголоса пробормотал он, нагнувшись над телом раба, когда оно прекратило последние судорожные движения.
– Ты – больной, самый настоящий безумец! – покачав головой, проронил Леонтиск и, резко развернувшись, пошел к дому. По его спине стекал липкий холодок ужаса.
– Поведай мне, милейший эфор, как твой хваленый убийца собирается сделать свою работу, когда его детская затея со змеей провалилась, и поднялась такая шумиха? – голос Леотихида был наполнен таким же смертельным ядом, как зуб черного аспида.
– Эврипонтиды должны… уйти и уйдут. Мастер Горгил взялся за дело и выполнит его, – пожал мощными плечами Архелай. В своем особняке эфор, казалось, чувствовал себя увереннее, чем в царском дворце, на чужой территории.
