Трехглавый орел - Свержин Владимир Игоревич (книги онлайн полностью бесплатно txt) 📗

– А что же Россия?

– Россия? – переспросил лорд Баренс, как видно, собираясь с мыслями, чтобы получше объяснить положение дел в местах, куда лежал наш путь. – Конечно же, эта зараза не обошла и ее. Насколько я знаю, в Россию ритуалы вольного строительства завез император Петр вместе с другими иноземными диковинами. Понятное дело, я говорю не о покойном муже нынешней императрицы, а его предке. Он же организовал и первую ложу в Кронштадте. Впрочем, там масонство не получило широкого распространения. Вероятно, европейский мистицизм далек славянскому духу, но факт остается фактом, российское масонство в сравнении с европейским и американским – детский лепет. Кучка любопытствующих сановных франтов в ожидании фокусника. Кстати, фокусник, похоже, туда уже направляется.

– Вы имеете в виду Калиостро?

– Его самого, друг мой, его самого. Но нас сейчас волнует совершенно другое. Я уже говорил тебе об этом. Под крышей одной из петербургских лож работает наша резидентура. Долгое время это было идеальное прикрытие. Таинственность, высокие звания, масонский храм, где наши успешно оборудовали камеру перехода. В общем, лучше не придумаешь. Но буквально месяц назад российский адмирал и мастер Ложи «Аристея» граф Алексей Орлов, брат фаворита государыни, привез в Санкт-Петербург некую очаровательную самозванку, которую я пару лет назад знавал в Париже под именем графини де ла Тремуйль. Теперь она выдает себя за дочь императрицы Елизаветы и гетмана Разумовского.

Все было бы ничего, если бы в любовном чаду граф Орлов не высказался в таком духе, что, мол, посадили на престол одну императрицу, можем посадить и другую. Он, видимо, забыл, что у стен есть уши. А у них, кроме ушей, оказался еще и длинный язык. Думаю, излишне говорить, что среди людей, приведших Екатерину на престол, было изрядное число масонов. Поэтому государыня довольно долго мирилась с наличием близ трона всех этих архитекторов царствия Божия. Впрочем, не благоволя им. Однако теперь у нее появился повод присмотреться к ним получше, и то, что она увидела, ее, прямо скажем, не обрадовало.

Беда не в том, что молодые люди, нацепив передники, изукрасив свой наряд символами мертвой головы и стройинвентарем, игрались в наследников убиенного строителя Соломонова храма, дедушки Хирама. И не в том, что они пытались постичь законы мироустройства, деля свое время между мистериями и оргиями. В конце концов, все это всходы посеянного самой же Екатериной вольтерьянства. Беда в том, что все без исключения российское масонство имело посвящение германское, шведское или французское. В общем, как принято говорить там у нас, вероятного противника.

Постарайтесь понять, это весьма важно – Екатерина не природная правительница России. У нее здесь нет корней, нет своего клана, готового поддержать каждое ее начинание. По большому счету, ее права на российский престол более чем иллюзорны. Она бесприданница из крошечного Ангальт-Цербстского герцогства. Это младшая ветвь Асканийского дома. Ее величество великолепно помнит, что брак, приведший ее на трон, это результат политической игры императора Фридриха, наперсника императрицы Елизаветы Лестока, французского посланника де Шатарди и вице-канцлера Бестужева. Она казалась самой смирной, самой безопасной кандидатурой на роль супруги внука основателя Российской империи, к тому же обладающего правом на датскую корону и Гольштейнское герцогство, запирающее выход из Балтийского моря. Вы помните, как рвалась к власти тихоня Фике и как ее получила? То, что теперь делает эта женщина в России, – вещь неслыханная. Перед ее деяниями меркнут даже петровские реформы.

Что же сегодня получает Екатерина от российского масонства? Поддержку? Вовсе нет. Она получает агентов влияния, способных открыть замыслы чересчур самостоятельной императрицы всем возможным врагам. Простит она такое? Да никогда!

– А как же наша ложа? – улучив паузу в страстном монологе лорда Баренса, поспешил спросить я.

Чрезвычайный посланник поморщился:

– Вопрос остается открытым. Скорее всего мы постараемся придать этому творению чуждого, то есть нашего, разума иную форму. Ну и, конечно же, самые верноподданнические устремления. Девиз сезона: «Свобода есть вдохновенное служение Вышнему. Служа другому – истощаюсь».

Заглушая последние слова моего собеседника, пронзительно заныла боцманская дудка:

– Убрать винджсейл! Приготовиться к повороту оверштаг!

Я посмотрел за борт. Волны, по которым неслась «Сельвания», казалось, посерели, словно кто-то выстирал в них гору грязного белья.

– Меняем галс, – отметил лорд Баренс. – Входим в проливы. Гиблое место. Придется брать лоцмана. Кстати, Вальдар. – Лорд Баренс посмотрел на меня со странно хитрым выражением. – Чувствуешь ли ты небывалый подъем и прилив сил?

Я посмотрел на него удивленно:

– Не то чтобы очень.

– А зря! Сними шляпу, мой мальчик. Мы входим в воды Вестфольда.

Услышав эту тираду, я прочувствованно уставился на горизонт, стараясь представить себе, как вылетает из-за какого-нибудь встречного островка дракар моих могучих предков под черно-алыми парусами. Однако вдали не было видно ни острова, ни фьорда, ни самого малого захудалого парусника.

Глава пятая

Эту страну мои давние предки величали Гардарика – гряда городов. Величали с почтением и охотно шли на службу к здешним государям, укрепляя державу россов и овевая свои имена вечной славой.

Прямо по курсу «Сельвании» лежал Санкт-Петербург, откуда отдаленный потомок этих вольных конунгов планировал грозить шведам через прорубленное в Европу окно. Все на «Сельвании» готовились к торжественному прибытию. Яхта украшалась словно для адмиральского смотра. Слепила глаза позолота, плескали по ветру вымпела, и чуть голубоватые паруса из Нима сменили просоленную ветром и морскими брызгами рабочую походную парусину. Я уже вполне окреп, и лишь рука, по-прежнему висящая на перевязи, напоминала о недавних передрягах.

Проникаясь царившим вокруг возбуждением, я старался представить, чем встретит меня Северная Пальмира. Представить то, что должно было составлять мою будущую работу. Спокойнее всех казался лорд Баренс. Только ритмичное постукивание тростью о палубу выдавало его волнение. Все ближе и ближе была петровская столица Российской империи. Когда же марсовый закричал, что на горизонте виден град Петра, он последний раз стукнул тростью и поспешил удалиться в каюту, дабы принять соответствующий высокому статусу вид.

Уже вышел наперерез нам, бороздя Маркизову лужу, патрульный бриг из Кронштадта. Уже виднелся в подзорную трубу ангел на крепостном шпиле и кресты на храме у входа в Неву.

– Господи боже мой! – послышалось внезапно за моей спиной. – Так ведь это же Никола Морской.

Я едва удержался, чтобы не обернуться. Голос, пробормотавший эти слова, был вполне знакомым. Не стоило даже оборачиваться. Он принадлежал Питеру Редферну. Первоклассному английскому слуге Питеру Редферну. Вот только слова эти были произнесены на чистейшем русском языке. Система «Мастерлинг», которой был оснащен мой «символ веры», позволяла мне судить об этом вполне определенно. Я скосил глаза на выдраенный до блеска иллюминатор, в котором отражался Питер, и то, что я увидел, поразило меня не менее, чем то, что я услышал. Камердинер лорда Баренса истово осенял себя крестным знамением. Насколько я мог судить, исконно православным. Я активизировал мыслесвязь:

– Дядя, у меня для вас странная новость. – Думаю, удивление в голосе читалось даже по телепатической связи. – Есть основания предполагать, что ваш камердинер, как бы это так точнее выразиться…

– Гони его сюда, – возмущенно рыкнул лорд Баренс. – Я тут не могу выбрать, какой камзол лучше надеть. У меня до сих пор парик не пудрен, а его где-то носит!