В лето 6746 года от сотворения мира (СИ) - Нефёдов Борис (читать книги без регистрации полные txt) 📗
Видимо, моя упреждающая бомбардировка кого-то сильно взбесила и кем-то великим на той стороне был отдан приказ на штурм. В трехстах метрах от нас, из леска у дальнего конца поляны, появились и стали продолжать выходить все новые и новые воины, заполняя все пространство. По тому, как они двигались, как готовились к рывку, как проверяли оружие и бронь на груди, было ясно, что это не вчерашние (в своей массе) ремесленники и крестьяне, а профессионалы. Это тебе не хашар. Не ошибешься, даже если доспехи прикрыты.
Я усмехнулся. Только у русских привычка надевать что-то поверх брони не прижилась. У наших все железо сверху. Своих-то бойцов с огромным трудом заставил кольчуги под полушубки спрятать. Так у них мода пошла, по Новгороду полушубки нараспашку носить. А как же, доспехи должны быть всегда напоказ, стоимость-то у брони какая! А раз у тебя такая броня есть, то ты, бесспорно, и богатый, и успешный. На тебя и люди (ну и женщины само собой) совсем по-другому смотрят.
Впереди у готовившихся к атаке — открытое простреливаемое пространство. Каждый из них понимает, что спасение в такой ситуации только в одном: прикрыться щитами и быстро атаковать, стремительным броском сокращая расстояние до стены. При этом разгон нужно начинать практически сразу, поскольку с середины этого расстояния стрелы врага становятся исключительно меткими и опасными и нужно подбежать к этому пункту на хорошей скорости.
Появились и первые островки из монгольских бурых малахаев. С каждым стрельцом — по два нукера с тяжелыми, чуть не в рост щитами и охапкой стрел. Подробнее рассмотреть не успел. Не знаю каким образом, но у монголов был дан приказ на начало штурма. Вражеское море, вначале как бы раскачиваясь и медленно, но все быстрее и быстрее устремилось вперед, а из леса все выходили и выходили новые силы. Что-то внутри меня дрогнуло. Казалось, что ничто и никто не сможет остановить эту плотную и стремительную массу вооруженных людей. Я знал, что все полторы сотни моих стрельцов, что остались на этой стене, сейчас посылают стрелу за стрелой, но их результата видно не было. Бегущая масса тел захлестывала упавших и, сомкнувшись над ними, продолжали свой бег. Но вот толпа стала спотыкаться, мои стрельцы стали отстреливать воинов, несущих лестницы, и те, падая, успевали создать небольшой затор, но чьи-то новые сильные руки подхватывали их ношу и несли ее дальше, чтобы тоже, может быть через мгновение, выпустить ее из внезапно ослабевших пальцев убитого тела. Но вот враги уже под стеной, устанавливают лестницы, забрасывают на колья крюки с привязанными волосяными веревками. Еще несколько мгновений и вот уже вся стена покрылась чуть не сплошным слоем разгоряченных тел, стремительно надвигающихся на вершину вдруг ставшего таким низким частокола. Да, это тебе не хашар.
Метрах в 80 от стены монгольские стрельцы (не в линейку, а, чтобы не мешать новым потокам атакующим, один за другим и в шахматном порядке) установили ростовые щиты с бойницами и, прикрываясь ими, начали посылать стрелу за стрелой в защитников крепости. Вот уже волна атакующих начинает захлестывать вершину частокола, кажется, вот-вот и она перехлестнет ее. Я уже был готов послать за своим резервом — моей спешенной кавалерией, но здесь открылись окна башен и началось открытое «избиение младенцев». Почувствовав слабину, и «сенокосилка» на стене заработала более ритмично, деловито и без истерик делая свое дело. Нападающие сыпались с 20-ти метровой высоты как горох, внизу из-за их тел начала стремительно уменьшаться высота стены. Но это как будто вообще никак не сказалось на атакующих. Какие воины! Они продолжали свой путь наверх, а из леса продолжали выходить и выходить подготовленные резервы.
В бою наступило этакое равновесие, подобное натянутой до предела леске, готовой порваться как струна при самом незначительном рывке рыбы. Кто-то должен был… Я подал свой сигнал. Застоявшиеся стрельцы из окопов нанесли свой мощнейший и хорошо подготовленный удар. Две с лишним сотни луков, казалось, безостановочно били с близкого расстояния, выкашивая целые улицы и переулки в рядах атакующих. Крепко досталось и монгольским стрелкам. Кто-то стал выхватывать их луки из мертвых рук, кто-то пытался развернуть щиты. Этих валили в первую очередь, а те, кто пытался повернуть щиты и уйти от смерти с флангов, попадал под безжалостные стрелы с фронта.
Наконец, на поле появились новые монгольские стрелки и нукеры, защищавшие их с трех сторон ростовыми щитами. Эти сразу вступили в единоборство с моими стрельцами, но те, молодцы, моментом ушли вниз и стали оттуда безнаказанно расстреливать в спину вражеских воинов, атакующих стену. Между теми, кто уже висел на стене и резервом (впервые!) образовался заметный разрыв. Людей же на стене расстреливали на выбор. Жесточайшая схватка наверху перемалывала оставшихся. Штурм захлебнулся. В это время сверху сбросили на атакующих пару бревен и леска порвалась. Почувствовав это и, думаю, больше с целью сохранить лицо нападавшие получили команду отступить, и под восторженный рев тысячи глоток моих бойцов начали спешно покидать поле битвы, а потом и просто побежали. Но сразу скажу, уйти удалость не всем. С большими потерями монголы (точнее «татары») отхлынули от стен.
Штурмовать окопы никто не спешил и мои стрельцы, еще немного порезвившись и получив команду на выход, не торопясь покинули их. Вынесли четырех убитых и было полтора десятка раненых. Но как только их отправили с санитарами, люди, как это часто бывает после смертельной опасности, стали неожиданно веселыми, говорливыми и шумными. Но я не дал им даже несколько минут выговориться и сбросить пар, сразу отправил на стену. День не закончился, и атака степняков могла повториться с минуты на минуту.
Чтобы окопами не могли воспользоваться монголы, немногочисленные опоры в них были обрушены, а проходы под стеной сразу засыпали заранее приготовленными огромными каменными глыбами, камнями поменьше и, в конце, щебнем. Справившись с этим, я передохнул пять минут и направился на другой край стены проследить за тем, как там выполнены аналогичные работы.
Боевая площадка была чуть не по щиколотку в крови. Отрубленные пальцы, руки, какие-то куски плоти, которые трудно опознать и валявшиеся без счета, внутренности и просто блевотина сгребались на лопаты и выбрасывались наружу. У стены стояли пустые ведра из-под золы и песка. Их явно не хватило. Около них катались две отрубленные головы, которые почему-то еще не успели убрать. Видно, что бой здесь кипел тяжелый. Меня встретили командиры родов войск. Я потребовал доложить о потерях. В отличие от «окопников», потери в людях на боевых площадках оказались более существенными. Убитых было не так много, немногим более шести десятков, но вот число раненых — почти полторы сотни — на мой взгляд зашкаливало. Тем не менее, по сравнению с тем слоем мертвых тел, что покрыло все поле… это была бесспорная и славная победа.
Вместе с отцами командирами я вышел к «своей» башне, где с двух сторон собралось фактически все мое воинство, за исключением оставленной на стенах сторожи. Нас встретили восторженным ревом сотни глоток и долго я не мог начать говорить. Наконец, они утихомирились, и я смог поздравить их. Но надо было еще что-то сказать, а речи толкать я, скажу честно, не очень большой мастак. А тут еще говорить надо с солидными перерывами. Дело в том, что толпа большая, задние ряды слов не слышат и те, что впереди им мои слова пересказывают по цепочке. На это им нужно давать время.
Закончил свою речь я, на мой взгляд, красиво:
— Мы должны, как солдаты Фабия…, поклясться не умереть или победить…, а вернуться только победителями и сдержать клятву…Сюда мы шли биться…Я шел биться… и Я желаю биться… И жице, то есть и жить.
Ну надо же было здесь пробиться к моей импровизированной трибуне какому-то тугоухому десятнику:
— Не понял, Михаил Игнатьевич, Яжелбицы и Ижицы, это что такое?
— Это, батя, у нас новый клич теперь такой. Означает, победить и остаться живым — не то пошутил, не то правда так понял какой-то довольно молодой сорванец.
