Око силы. Четвертая трилогия (СИ) - Валентинов Андрей (читать книги бесплатно .TXT) 📗
Благослови шафран ее живых ланит,
На алтаре твоем дымящиеся хлебы,
И пьяный виноград, и зреющие сливы,
Где жертвенный огонь свои прядет извивы.
Слушать такую нудятину было тяжко. Впрочем, Ольга почти и не слушала – смотрела, а еще больше думала. Не сходилось что-то. Саженная плечистая тетка при амбициях и бриллиантах с Гебами и Фебами в голове – и скромный, тихий Виктор Вырыпаев. Конечно, бывший батальонный – парень что надо, за такого всякая правильная девушка двумя руками схватится. Но эта? В светлых холодных глазах чуть ли не божественность плещется, подбородок, словно нос линкора, мировой простор рассекает, белы ручки вовек за холодное не брались, с двадцати шагов видать. Не барыня даже – боярыня. Такая на инвалида в старой гимнастерке и смотреть не станет, побрезгует.
Может, они родственники дальние? Или знакомый имелся общий, с фронта, к нему на могилу и ходили?
Гадать не имело смысла, можно было лишь подивиться. Интересно, что такая цаца на войне делала, кроме как очередному мужу бока согревала? Или бриллианты – всего лишь видимость, а под блеском и мишурой кто-то иной прячется, куда более опасный?
Стихи, к счастью, кончились, пошли вопросы. Тут уж Ольга откровенно заскучала, ибо речь шла то об имажинистах, то вообще о Филиппе Маринетти и его «Красном сахаре». Миша Огнев, тихо просидевший всю встречу, тоже отличился – полез спорить о каком-то дадаизме. Были вопросы и поинтереснее, про тот же Афганистан, но Лариса Михайловна таковые игнорировала, пояснив с улыбкой, что скоро напишет книгу, в ней-то все и будет.
Спросили о Берлине, куда Валькирия была намерена вскоре отъехать. Вопрос вдохновил, Лариса Михайловна, воздев руки к потолку, громовым шепотом помянула Мировую революцию, но, взглянув на невозмутимого Крадека, предпочла сменить тон. В Германию, как выяснилось, ее зовут давние литературные знакомые, желающие издавать журнал, посвященный современной поэзии. А если и в самом деле случится Мировая, читатели получат еще одну книгу.
Стало ясно – тетку заносит. Не привыкла барыня-боярыня за речью следить и мысли прятать. Ну если так…
Ольга украдкой взглянула на соседа, но Миша был весь на сцене, только из штанов не выскакивал. Девушка, открыв сумочку, достала блокнот. Вот и карандаш пригодился!
«Где Виктор Вырыпаев?»
Написав, прикинула, не стоит ли помянуть Ваганьково, но воздержалась. Вырвала листок, сложила, передала вперед. Валькирия между тем сцепилась с Маяковским. Тот, встав без спросу, принялся громить старое искусство вообще и поэзию в частности. Припомнив читанное сегодня стихотворение «Эрмитаж», поэт пожелал музею гореть фабрикой макаронной, стихи же призвал писать понятные пролетариату, потому как улица корчится безъязыкая.
Валькирия взвилась, блеснув ледяными очами, и ринулась в бой.
Ольга терпеливо ждала. С Маяковским была полная ясность. От фронта прятался, предпочитая писать агитки, отличался редким умением искать и находить выгодные кормушки, из партии же вылетел за участие в грабежах вместе с бандой анархистов. Недавно ЦК в очередной раз отклонил его заявление о восстановлении в РКП(б). Как выразился один знающий товарищ, Маяковскому следует платить, но целоваться с такими, как он, не принято.
Поэта, наконец, удалось усадить, и Лариса Михайловна вновь принялась отвечать на записки. Зотова между тем прикидывала, не могла ли тетка каким-то образом пересечься с Виктором по делам служебным. В аппарате ЦК Валькирия не числилась, в Главной Крепости если и бывала, то редко. Через товарища Радека? Но Крадек тоже не имел никакого отношения к Техгруппе, его удел – в Коминтерне.
Оставалось списать все на случайность. Вдруг они пришли на кладбище порознь и только там познакомились? Помог, скажем, Виктор этой белоручке ведро с песком принести. Но в письме сказано «вместе». «Вместе пришли, уехали вместе».
Ага!
Свою записку Ольга узнала сразу – на видном месте пристроилась, поверх всех прочих. Валькирия, однако, выбрала не ее, а соседнюю, и принялась отвечать. Ольге почудилось, будто она играет в карты, в окопную «железку». Какая масть выпадет? Не подведи, фронтовая удача!
Наконец-то! Взяла, развернула, скользнула равнодушным взглядом:
«Где Виктор Выры…»
Обрезало. Холеные пальцы скомкали ни в чем не повинный листок, сжались в кулак…
– Кто?! Кто это написал?
Даже не крикнула – проорала, словно мертвеца пред собой увидев. Взвившись над столом, махнула рукой, выронила смятую бумажку, вцепилась ногтями в пуговицу на горле.
– Кто?!
Подскочил Радек, схватил за плечо, принялся успокаивать. Затем повернулся к залу, пытаясь унять взметнувшийся к самым люстрам шум. Валькирия, впрочем, уже пришла в себя. Шагнула вперед, вскинула голову, дернула яркими губами.
– Все в порядке, товарищи! Фамилия показалась знакомой, был у нас на Волге, на славном боевом корабле «Ваня-коммунист» такой товарищ. Погиб у Пьяного Бора, ушел на дно вместе с кораблем. Вспомнила я его, и зашлось сердце, словно заново все увидела, через душу пропустила… Но – обозналась, чуть другая фамилия у товарища была – Воропаев…
Много еще говорила: про героев-балтийцев, про десант у Казани, про то, как сам товарищ Троцкий их в бой провожал. Потом, стихи подходящие вспомнив, прочла под аплодисменты.
Ольга уже не слушала. Главное сказано, всего два слова, зато правдивые. «Зашлось сердце». С чего бы твоему сердечку заходиться, Лариса свет Михайловна? Хотелось встать да в лоб спросить – при всех, чтобы свидетелей было побольше. А еще лучше вниз спуститься, к подъезду, где авто боярыню поджидает, разъяснить шоферу, пассажирку подождать…
Понимала – нельзя. Ничего нельзя: ни у товарища Кима спрашивать, ни с этой придумщицей откровенничать. Даже смотреть на нее не стоит, чтобы глазами лишний раз не встречаться. Вдруг почует?
* * *
Вдохновленный встречей, Миша Огнев долго не мог успокоиться, повторяя, что это все следует немедленно записать для истории, ибо о таких людях будут вспоминать и через век, и через два. Затем призвал восхититься скромностью Валькирии, никогда не хвастающей собственными подвигами. А зря! Он сам был свидетелем, как летом 1918-го около Свияжска Лариса Михайлова лично участвовала в спасении фронта от развала. 2-й Петроградский полк, бросив позиции, побежал, за что и был подвергнут «децимации». Расстрельщики, такие же рабочие, поначалу отказались убивать, но Лариса Михайловна лично выступила перед ними, убедив выполнить свой тяжкий, но необходимый долг. Потом вся армия повторяла ее слова о том, что новому мира не требуется лживая формальная справедливость, его удел – справедливость высшая, истинно пролетарская…
Воздав хвалу Красной Валькирии, репортер бросил внимательный взгляд на свою спутницу и внезапно предложил пойти в ресторан, дабы отметить столь интересно начавшийся вечер, присовокупив, что только сегодня получил неплохой гонорар за статью о «Запорожце».
Ольга отказалась.
5
Первый расстрел, в котором участвовать довелось, Леонид помнил плохо. Весь день на улицах мерзли, следили за офицерами, что собрались ехать на Дон. Вражины попались хитрые, в засаду не шли, наружное наблюдение замечали сразу, вдобавок оказались мастерами на предмет переодеваний и прочих клееных бород. Жора Лафар сразу понял: не просто ловкость тут, а специальная подготовка. Потом, когда офицеров все-таки проследили и взяли, выяснилось, что верховодил среди них некий жандармский чин. Но это потом, а в тот январский вечер 1918-го молодой чекист Пантёлкин вернулся на Гороховую злой и смертельно усталый. Хотел служебное оружие сдать, не успел – кликнули. Вместе со всеми, кто с дежурства пришел, построили, проверили наличие патронов и повели в подвал. Там зачитали приказ про революционную законность и высокое доверие, потом вновь выстроили и стали ждать, пока нескольких субчиков в цивильном возле стенки разместят. Леониду очень хотелось спать, к тому же револьвер был старый, толком не пристрелянный. А вдруг осечку даст или, хуже, в руке взорвется?
