Год Мамонта - Романовский Владимир Дмитриевич "Техасец" (читать полные книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
Прислушиваясь к своим ощущениям, он понял, что не очень расстроен. Расстраиваться было некогда — у рыжих женщин, в частности у этой вот рыжей женщины, все всегда на нужном месте, включая родинки, не говоря уж об эрогенных зонах. Он занялся Брун всерьез, как не занимался ни одной женщиной последние лет пятнадцать — да, с того момента, как Забава произнесла с балкона речь, придуманную им, и обнародовала приказ, им составленный. Да. Это только беззаботные вольноопределяющиеся, не облеченные властью, вдохновенно ебут женщину. Властители женщину используют. А она их.
Под утро они уснули, и Зигварду приснилось, что он — огромный мамонт, весело и свободно бегущий через поле, топча высокую траву. На него с опаской и восхищением смотрели птицы и звери, а он делал вид, что спешит по важному делу. Земля сотрясалась от его поступи. С боков раздавались аплодисменты, но было непонятно, кто хлопает — людей не было.
А Брун снилось, что ей тепло и уютно, и она очень устала, но все еще одержима желанием, а сверху лежит на ней Зигвард и, раздвинув и задрав ей ноги, грубо и приятно ее ебет, время от времени хлопая ее то по ягодице, то по груди, то по бедру, то по щеке. Открыв глаза, она убедилась, что все на самом деле так и есть — именно пощечина ее и разбудила.
Побритый Гор успел приготовить завтрак. Даже если бы он не слышал их оргазменных криков, по растерянной счастливой улыбке Брун и по не очень уверенной походке Зигварда и так можно было бы все понять.
После завтрака Брун ушла прихорашиваться, а Зигвард, оставшись один на один с отцом новой любовницы, обнаружил, что чувствует себя совершенно свободно. Раньше отцы его стесняли и раздражали. Но что властелину чей-то отец! Впрочем, ему хотелось сделать Гору приятное.
— Я в двойственном положении, — сообщил он. — Я одновременно славский конунг и ниверийский Великий Князь. Долго это продолжаться не может. Вскоре от обоих титулов придется мне отказаться и, возможно, назначить нового конунга и нового князя.
— И чем же вы займетесь после этого? — бритый Гор выглядел моложе и ироничнее.
— Мир в Троецарствии невозможен, пока конунги и князья правят своими странами, а ими не правит никто. Я создам себе новый титул и новый статус.
— Империю? — предположил Гор.
— Да, — подтвердил Зигвард. — Именно император положит конец всем междоусобицам. Но вот незадача — императору нужна своя столица. Ни Астафия, ни Висуа, ни тем более Арса для этой цели не годятся — они слишком привязаны к своим странам. Нужен совсем новый город, столица всей империи, на пограничье. Вам хорошо знакома местность, где находилась Колония Бронти. Какие-то постройки наверняка сохранились. Постройте мне там столицу, а? Я предоставлю вам какие угодно средства и сколько угодно рабочих рук.
Гор был стар и мудр, разбирался в людях, испытывал неприязнь к соблазнителю своей дочери, несмотря на то, что очень хорошо ее знал — но какой же зодчий откажется от такого предложения?
Когда Зигвард ушел, нахлобучив неказистую славскую шапку, ничем не напоминавшую лавровый венец императора, Гор, отчитав Брун как следует за безудержное блядство и пригрозив выдать ее замуж за Иауа, смягчился, сказав:
— Ты, дура конопатая, провела ночь — знаешь с кем? Он, возможно, будущий правитель всех трех царств. Во как.
Брун это понравилось. Гор поведал ей о планах Зигварда.
— Не знаю, — сказал он. — Не нравится мне ни он, ни его затеи, вот что.
— А дело ведь не в этом, — заметила умная Брун.
— Не в этом, — согласился Гор. Немного помолчав, он добавил, — Ладно. Построю я ему его… Зигвардополь… чтоб ему провалиться…
За ночь случилось несколько происшествий, были трения между контингентами, а два воина, слав и нивериец, дрались на дуэли и ранили друг друга. Раны были легкие. Зигвард, прибыв на место и узнав об этом, принял первое свое решение, идущее вразрез с методами Кшиштофа и Фалкона, которые не задумываясь просто повесили бы виновных. Дуэлянтов вызвали на овальное пространство с деревом по середине, заменявшее в поселении площадь. Их поставили на четвереньки и привязали к дереву, после чего воины постучались в каждый дом, и вскоре все местные кникичи были на площади. Некоторые жевали соломинку. Зигвард лично выбрал из толпы двух среднего возраста и работящего вида баб и выдал обеим золотую монету и прут. Дуэлянтам спустили штаны. Население и воинство внимательно смотрели, обмениваясь комментариями, как бабы деловито и старательно секли голые ягодицы забияк. Секли долго. Сначала ягодицы покраснели, потом на них появились рубцы, и вскоре показалась кровь. Зигвард еще немного подождал, а потом велел бабам остановиться. Дуэлянтов развязали.
Зигвард обратился к воинству.
— Все поединки и драки, — сказал он, — будут заканчиваться именно тем, что вы сейчас видели. В случаях смертельного исхода для одного из забияк, победителя или победителей сперва высекут, а потом посадят на кол. Можно было бы придумать что-нибудь более изощренное, но мне некогда — время военное. Если кому-то здесь требуются уточнения, пожалуйста, обращайтесь. Работящих баб в Кникиче много, прутов полон лес.
Уточнения не потребовались.
Не желая выглядеть в собственных глазах неблагодарным оппортунистом, Зигвард отобрал десять ниверийцев, некогда служивших в элитном батальоне под началом Хока, назначил им командующего, и послал отряд в глубокую разведку в Артанию с самыми широкими полномочиями. Каждому из десяти была обещана очень щедрая награда. Можно было послать и славов, но Зигвард опасался, что в случае освобождения Кшиштофа славы привезут его не куда надо, а в Висуа, а это нарушило бы его, Зигварда, планы. Фалкон и Кшиштоф враждовали двадцать лет, наращивали и реформировали армии, имели большие возможности, и тем не менее императором ни тот, ни другой не стал — значит, не годились. А Зигвард годился.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ. ОТ УЛИЦЫ СВЯТОГО ЖИГМОНДА ДО ДОРОГИ В КНИКИЧ И ОБРАТНО
Примерно половина проституток на Улице Святого Жигмонда носила маски, закрывающие две трети лица. Никто не знал, когда и как возникла эта традиция, но многое замечали, что при наличии масок количество клиентов вырастает, пусть не каждый день, но периодически. Только те проститутки, которым нечего было скрывать и чьи лица вызывали у клиентуры умиление, не носили масок.
Если ты проститутка и стоишь каждый день на Улице Святого Жигмода у стены, в тени, то очень скоро ты научишься отмечать потенциальных клиентов издалека — по походке, по осанке, по одежке. Даже если клиент приехал в карете — у карет клиентов особый вид, и колеса скрипят особо, и лошади особо мотают гривами и фыркают. Скоро, на четвертый, примерно, день, ты уже знаешь всех своих товарок и конкуренток, всех владельцев здешних домов — грязных, слюнявых, небритых и бесчестных типов — сдающих комнаты в аренду на час, всех торговцев плохими глендисами и прокисшей журбой, всех нелегальных торговцев сексуальными аксессуарами, всех владельцев таверн, где вечерами со всего города собираются сутенеры. Ты теряешь свое имя и получаешь кличку, порой обидную, к которой вскоре привыкаешь. Если ты — магнит для клиентов, то за тебя будут драться сутенеры, и тот, который победит, будет грубо заботиться о твоем здоровье и бить тебя, если ты вдруг закапризничала и не делаешь, чего велят. Если у тебя нет сутенера, тебя вскоре выживут в глухие грязные переулки. Если сутенер толковый, а ты очень даже хороша, он постарается запихнуть тебя в какой-нибудь престижный бордель, с хозяином которого он договорился делиться процентно.
У Синекуры это был уже второй заход на Улице Святого Жигмонда, и многие ее здесь помнили. Из первого захода ее вытащил когда-то приближенный Фалкона и определил в общество, придумав Синекуре новое имя и биографию — как раз вовремя: она стояла у стены уже третью неделю, а четвертая неделя грозила ей потерей женственности. Трехлетний перерыв пошел Синекуре на пользу — повертевшись и покрасовавшись на балах, она научилась правильно держаться, ходить и говорить, и теперь от клиентов не было отбоя. Она могла выбирать — и выбирала поприличнее и почище. Жила она тут же, снимая комнату понедельно, в которую клиентов не водила.
