Вторая жизнь Арсения Коренева книга третья (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

— И иглами, — добавил я.

— Какими иглами?

— Так я же дома ещё и иглоукалывание практикую, восточная методика. У меня и книга специальная есть, там подробно объясняется, при каком заболевании куда их втыкать. Я эти иглы, кстати, с собой постоянно ношу, мало ли что. Вот сегодня, думаю, и пригодятся.

— Иглы, — задумчиво поскрёб лом Мясников. — А может, лучше по старинке, массаж, а?

— Да не переживайте вы, Георг Васильевич, всё будет в порядке, — улыбнулся я. — Вреда от иглоукалывания практически никакого, а вот польза… Кстати, я ведь всё равно собирался с вами встретиться, сообщить с глазу на глаз одно неприятное известие.

Глядя на моё посерьёзневшее лицо, Мясников тоже нахмурился.

— Что ещё за известие? — буркнул он.

— Свадьба отменяется.

Повисла пауза, которую собеседник нарушил вопросом:

— То есть что значит — отменяется? Вы что, разругались?

— Можно и так сказать, — вздохнул я.

— Давайте-ка подходите ко мне? Через час получится? Тогда жду.

Ровно час спустя я сидел в его кабинете. Причём оказался здесь впервые, в той жизни также не доводилось здесь бывать.

— Елена Владимировна, принесите нам чайку, пожалуйста! — попросил он по селектору, после чего сцепил пальцы в замок на столе.

— Так что, Арсений, всё настолько серьёзно?

— Серьёзнее не бывает, — вздохнул я.

— Изменила, что ли? — без обиняков рубанул Мясников. — Или вы попались на горяченьком… Вернее, горяченькой?

— Кхм… Уж точно не я.

— Понятно, — нахмурившись, Мясников побарабанил пальцами по столу, не сводя с меня взгляда. — А я уже и подарок присмотрел на вашу свадьбу. Отложу теперь до поры до времени… Да вы так не расстраивайтесь, всякое случается в жизни, и это ещё не самое страшное. Тем более какие ваши годы, найдёте себе, Арсений, более верную спутницу.

В этот момент после короткого стука в дверь в кабинет вошёл Румянцев. Вид у него был бледный, на лбу выступила испарина. И правда, чего на «скорой» не уехал?

Его я помнил по прошлой жизни, правда, умер он рано, в восемьдесят четвёртом, как раз сердце подвело. Было ему, если память не подводит, всего-то пятьдесят семь.

Мы обменялись рукопожатиями, Мясников представил меня Николаю Кузьмичу, тот с интересом на меня поглядел.

— Мне о вас Георг Васильевич интересные вещи рассказывал, — сказал он, приложив ладонь к левой стороне груди. — Надеюсь, это правда, а то я уже собирался «скорую помощь» вызывать.

— Николай Кузьмич, да разве я когда врал? — обиделся Мясников. — Идём в комнату отдыха, там диванчик есть, сейчас Арсений тебя пользовать начнёт. Обещает иголками исколоть.

— А какой препарат вы мне колоть собрались? — напрягся Румянцев.

Я невольно улыбнулся:

— Да нет, не препарат. Это просто иглорефлексотерапия… Слышали?

— А-а, понятно… Конечно, слышал, и даже видел.

— Где это? — искренне удивился я.

— В Москву на совещание лет пять вместо начальника нашего ездил, тот не смог вырваться. И в свободнее время нам устроили экскурсию в МГУ, там один профессор демонстрировал

— А фамилия профессора случайно не Ларин?

— А знаете, кажется, как раз Ларин, — удивлённо приподнял брови Румянцев. — Точно, Ларин! А вы с ним знакомы?

— Доводилось встречаться, — скромно улыбнулся я. — Там же, в Москве. Получил от него в подарок написанную им же книгу по иглорефлексотерапии и набор игл. Вот ими и буду вас сейчас лечить. Только диагноз свой озвучьте, если не трудно. Георг Васильевич сказал, у вас стенокардия?

— Так и есть, — покивал Николай Кузьмич. — Стабильная стенокардия на фоне атеросклероза коронарных артерий. Елаев давно предлагает лечь к нему на операцию, а я всё что-то не решаюсь. Пока пью статины, более-менее помогают. Но, боюсь, рано или поздно придётся лечь под нож.

Михаил Эммануилович Елаев возглавлял в нашей больнице отделение сердечно-сосудистой хирургии, и был врачом, что называется, от Бога. Прошел Великую Отечественную, Манчжурию, уже имел орден Ленина, а в следующем году должен получить второй орден Ленина и золотую звезду Героя Соцтруда. Скорее всего, он смог бы помочь Румянцеву, но зачем и правда резать человека, когда всё можно сделать безболезненно за несколько минут? К чему я и немедля и приступил.

Пациент всё же волновался, и я, по ходу дела протирая иглы спиртом, решил его успокоить проверенным методом:

— Анекдот в тему, Николай Кузьмич, про уколы.

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался тот.

— Одесса. Разговор двух пациентов. «Послушайте, Гриша, когда я лежал в кардиологии — кололи в зад, когда лежал в неврологии — кололи в зад, когда лежал в терапии — кололи в зад…» «Наум Маркович, таки и шо?» «Та ни шо! Получается, шо всё у нас лечат через жопу!»

Секунда, другая, и вот уже Румянцев сквозь смех заявляет:

— Вы меня, Арсений, раньше времени в могилу своими анекдотами сведёте.

— Ничего подобного, они у меня лечебные. Ну что, приступим?

Я медленно, покручивая их, вводил иглы в кожу пациента, а когда вставил последнюю, то активировал браслет и приложил ладонь к спине в районе сердечной мышцы.

Поскольку Мясников остался за дверью, чтобы нас не смущать своим присутствием, то видеть то, что я делаю, он не мог. А Румянцев если и удивился тому, что моя ладонь лежит на его спине в течение десяти минут, то виду не подал. А я не мог не подстраховаться, так как не имел права на ошибку — клиент был уж очень важным.

— Думаете, за сеанс всё пройдёт? — с надеждой в голосе спросил Николай Кузьмич.

— Не факт, но очень может быть, — сказал я обнадёживающим тоном, продолжая держать ладонь на спине пациента. — Собственно, наша задача состоит в том, чтобы холестериновая бляшка рассосалась. Сделаете рентгеновский снимок, на нём должно быть видно, сужена ещё артерия или она уже в нормальном состоянии. Если нет — можно провести ещё парочку сеансов.

Только когда я был уверен, что артерия чиста, как слеза младенца, начал аккуратно извлекать иглы из эпителиальной ткани заместителя начальника Облздравотдела. Меня эта процедура если и утомила, то совершенно незначительно. Собственно, операция была пустяковой, и «ци» затрачено чуть ли не по минимуму.

— Всё, можете одеваться, — сказал я, протирая иглы спиртом. — Как себя чувствуете?

Румянцев принял сидячее положение, не спеша надевать рубашку. Видимо, прислушиваясь к собственным ощущением. Осторожно и медленно сделал глубокий вдох, затем так же осторожно выдохнул. Ещё раз, ещё… После чего перевёл взгляд на меня:

— Вы знаете, никаких болезненных ощущений. Дышится легко, никакого давления в области груди не испытываю. Неужели получилось?

В его взгляде сквозили одновременно неверие и надежда. Эх, жаль, коронарография ещё не практикуется в СССР, и тем более аксиальная ангиокардиография, открытая как раз в этом году. Впору самому за это дело браться.

— Будем надеяться, что так и есть. Было бы здорово вам обследоваться в Институте грудной хирургии, в отделении рентгенохирургических методов исследования сердца и сосудов. Всё равно сделайте ЭКГ, а ещё лучше — пройдите полное обследование. Полежите недельку в больнице, да хоть в нашем кардиологическом отделении. И ЭКГ заодно сделаете. Думаю, Романенко устроит вам отдельную палату.

— Кстати, как он же ваш непосредственный руководитель? Я просто знаю, что он, скажем так, человек неоднозначный.

— Это точно, — вздохнул я. — И новые методики его не особо увлекают. Вот недавно я предлагал дать мне одну палату, чтобы иметь возможность заниматься с больными иглорефлексотерапией. Вреда-то от неё всё равно никакого. Но нет, заупрямился, выбросьте, говорит, эту дурь из головы. А то ведь скольких людей можно было избавить от медикаментозной зависимости, а то и от операбельного вмешательства, которое может закончиться летальным исходом.

— Вот оно как, — задумчиво пробормотал Румянцев, застёгивая запонку на правом рукаве. — Это за ним водится, согласен. Но внедрять новые, революционные методики всё же рано или поздно приходится, поэтому я — даю слово — поговорю с ним. Вернее, с Ардаковым, а уж он пусть отдаст Романовскому распоряжение выделить вам экспериментальную палату.