Возвращение (СИ) - Ищенко Геннадий Владимирович (лучшие книги онлайн TXT) 📗
– Загорели, как негры! – сказала Надежда, когда мы сразу после приезда зашли в ее квартиру. – А Люся, кажется, поправилась.
– Я же тебе говорил, что нечего столько есть масла! – пошутил я, уворачиваясь от тычка локтем. – Скоро не пройдешь в дверь. А где Ольга?
– Где-то бегает. У нее, в отличие от вас, уже много друзей. Вы мне скажите, когда будете подавать документы в институт? Когда вступительные экзамены?
– С первого августа, – ответил я. – А документы подадим сразу же после выходных. А вы когда в отпуск?
– В понедельник уезжаем. Так что вам будет задание поливать цветы и убирать в квартире. Можете ее занять на время нашего отсутствия и попробовать пожить самостоятельной жизнью. Только ты его голодом не умори.
Вечером, когда со службы пришел Иван Алексеевич, и приехала с работы сестра, собрались все вместе и пообщались за чаем с пирожными. Выходные просидели дома. Делать было особенно нечего, поэтому я часто включал радиоприемник в надежде услышать что-нибудь интересное. Еврейская тема по-прежнему занимала центральное место в передаче «Голоса Америки», но ничего нового они не сообщали, разве что сказали о том, что визит советского премьера Косыгина в США прошел безрезультатно. Но этого и так следовало ожидать. Непонятно, зачем Алексей Николаевич вообще туда сейчас полетел. Другие новости тоже были. Так сообщили, что в Советском Союзе на сорок девятом году жизни от острой сердечной недостаточности скончался член союза писателей СССР, видный борец за гражданские права Александр Исаевич Солженицын. К этому сообщению добавлялась пара комментариев, в которых высказывались сомнения в естественных причинах смерти. В выпуске газеты «Правда» за седьмое июля на последней странице я нашел сообщение еще об одной смерти. В Праге на сорок шестом году жизни в результате болезни скончался секретарь ЦК коммунистической партии Чехословакии Александр Дубчек. Что за болезнь вырвала из рядов чехословацких коммунистов их товарища, в газете не сообщили. Мне никто не говорил, как именно использовали мои записи, только пару раз Брежнев и Грушевой обмолвились о Проекте и о масштабах работ. Я прекрасно понимал, что с таким государством, как СССР, которое обладает огромной инерцией, каких-то быстрых изменений ожидать трудно, и результаты реально появятся только через год-два, а то и позже, но в любом случае, как бы ни сработали сотрудники Проекта, разница с тем, что было в мое время, должна быть значительной.
В понедельник я вызвал машину, которая отвезла Черзаровых на Казанский вокзал. Они уезжали в Пермь поездом, потому что лететь самолетом Надежда категорически отказалась: она их панически боялась. После этого Виктор вернулся за нами и отвез во ВГИК. Мы прошли в приемную комиссию, где нас сразу же узнали.
– Давайте ваши документы, – сказала молодая женщина с грубоватыми чертами лица. – Присядьте на стулья, я ненадолго отлучусь.
Вернулась она через десять минут с молоденькой девушкой, которая заняла ее место за столом.
– Идите за мной! – сказала она нам и отвела в большую комнату непонятного назначения, которая, как я узнал позже, была актерской студией.
За стоявшим в углу письменным столом сидел почти лысый мужчина лет шестидесяти с усиками, длинным носом и добрыми глазами.
– Здравствуйте, ребята! – поздоровался он. – Хотите у нас учиться? На каком факультете?
– Извините, – обратился я к нему. – Мы можем узнать, с кем говорим?
– Сергей Аполлинариевич Герасимов, – представился он, с интересом уставившись мне в лицо.
– И из-за чего нам такая честь? – спросил я. – Абитуриентов принимает завкафедрой и один из столпов отечественной кинематографии. Вам по-поводу нас звонили?
– Был звонок из тех, которые я игнорировать не вправе, – не стал он отрицать.
– Тогда будет большая просьба о нем забыть и взять у нас документы, как и у всех прочих. Поступить мы хотим на актерский факультет.
– А почему ты настроен против небольшого послабления, о котором меня, скажем так, попросили?
– Потому что нам у вас учиться, потому что об этом могут узнать другие студенты, потому что я принципиально против протекций. Продолжать?
– А вы что скажете, девушка? Людмила, кажется?
– В этом у нас одно мнение на двоих, – ответила Люся. – Не думаю, что ваш экзамен будет так уж трудно сдать. Вот не вылететь потом...
– Браво! – сказал он. – Вы умница. Поступить не так легко, но доучиться до выпуска гораздо труднее, здесь вы правы. Иной раз половина студентов отсеивается, особенно на актерском. Но вас я бы принял и без того звонка, есть у меня такое право, а на вас я уже налюбовался на экране и примерно представляю, на что вы способны. Это хорошо, когда актер обладает такими вокальными данными. У вашего друга они слабее, но вот сценическое мастерство развито хорошо. Если вы действительно хотите учиться на нашем факультете, я могу вас зачислить в свою студию. Поверьте, что экзамен в вашем случае это пустая формальность, и, если об этом узнают, все поймут правильно. Не вы одни такие, так что считайте себя уже зачисленными, приходите первого сентября и постарайтесь заниматься так, чтобы не вылететь из института. Если докажете свою непригодность, вам никакой звонок не поможет, да вы и сами не захотите остаться. Договорились?
– Если ваше решение вызвано нашими выступлениями, а не звонком, тогда договорились.
– Тогда расскажи мне анекдот, и можете быть свободными.
– У одного актера спросили, кто сейчас, по его мнению, самый популярный артист? «Нас несколько» – скромно ответил он.
– Жулик! – констатировал мэтр. – Ладно, в следующий раз расскажешь что-нибудь подлиннее. Идите в комиссию к Инне Павловне. Она вернет вам документы и выдаст памятку о том, что вам будет нужно для учебы.
– Поступили, – сказал я маме. – Теперь мы студенты ВГИКа. Приняли без экзамена.
– Это из-за ваших концертов? – спросила она.
– Завкафедрой сказал, что да. Но был еще звонок, по-видимому, из ЦК. Мне это не нравится, но выделываться не стал. В случае чего у Герасимова могут быть неприятности.
– А кто он? – спросила Люся.
– Выдающийся человек, – пояснил я. – Режиссер, сценарист и актер. Вместе с женой ведет актерскую студию. После смерти его именем назовут ВГИК. Так что нам с тобой повезло, если, конечно, не вылетим.
Глава 5
– Сегодня у нас вводная лекция, – сказал Герасимов своим первокурсникам.
Нас было таких двадцать восемь душ: шестнадцать ребят и двенадцать девушек. Сегодня было первое сентября, и все принятые на актерский факультет разошлись по студиям и внимали своим ведущим.
– У вас будет много предметов, – продолжил Герасимов. – Не сдадите любой из них, и вас, скорее всего, отчислят. Но вы можете сдать их все на отлично и быть отчислены, если не овладеете главным – мастерством актера. Здесь, в этих стенах вы будете делать себя мастерами, а я вам в этом по мере сил постараюсь помочь. Не всем из вас повезет, кто-то будет отчислен. Не стоит воспринимать это как личную трагедию: значит, это не ваше, и нужно себе искать профессию по плечу. У всех сидящих в этой студии есть артистические способности, иначе вас бы здесь не было. Разовьете вы их или покинете стены института, будет зависеть только от нас. Занятия в студии отличаются от занятий в аудиториях других вузов тем, что вас здесь мало и я буду работать со всеми вами вместе и с каждым в отдельности. А сейчас для поднятия духа Геннадий расскажет нам анекдот.
– Я не ослышался, мэтр? – спросил я, демонстративно ковыряя в ухе. – Как-то очень слабо, по-моему, этот жанр сочетается с занятиями.
– Ты не прав. Правильно донести до слушателей любой рассказ должен любой из вас. Вот мы сейчас и посмотрим, как ты это сделаешь. Заодно поднимешь всем настроение. На сцене это у тебя получалось неплохо. Кстати, у тебя уже появились подражатели. Давай, не заставляй себя упрашивать.
– Надеюсь, что это не войдет в систему, – пробурчал я. – Меня уже в школе достали просьбами рассказать анекдотик. Ладно, слушайте. На съемках фильма главный герой должен броситься в воду с моста. По условиям крупного плана его нельзя заменить каскадером. «Но я не умею плавать и сразу пойду ко дну!» – возмущается актер. «Ничего, эта сцена в фильме заключительная» – успокаивает его режиссер.
