Крепостной Пушкина (СИ) - Берг Ираклий (лучшие книги txt, fb2) 📗
— Здоровьичка вам, ваш бродь, — поприветствовал их тот, что с лезвием, — спасибочки, что сами подошли, а то шустрые больно.
— Да здесь целая шайка! — ротмистр гаркнул так, что у Пушкина зазвенело в ухе. — В атаку, братцы, в штыки! — продолжал орать бравый гусар, выхватывая пистолет и наводя на изменившегося в лице негодяя.
— За Веру! — кричать громче, казалось, уже невозможно, но он смог, одновременно взводя курок и стреляя. Разбойник пошатнулся, роняя нож и грузно падая сам. Пуля вошла точно в глаз, убив его «наповал», как выражался наш гусар.
— За Царя! — выдал новый клич Пётр, швыряя бесполезный теперь пистолет в лицо второго разбойника. Тот отшатнулся, как его противник сблизился и попытался вырвать ружьё. Мужик не позволил разоружить себя, и, будучи очень силён, сам оттолкнул офицера, отчего оба лишились равновесия, но злодей оказался сверху, чем и воспользовался, всем весом придавив к земле доблестного гусара. Безобразов сражался отчаянно, но плохо бы ему пришлось, не подоспей наконец помощь.
— За Отечество, — добавил от себя Пушкин, шарахнув тростью по голове разбойника. Тот потерял сознание и упал на Петра, заливая тому мундир кровью из разбитой головы.
Чертыхаясь на чём свет стоит, Безобразов пытался сбросить с себя обмякшее тело, что и удалось с помощью Пушкина. Недовольно осмотрев испачканный мундир, он буркнул что-то невразумительное, обозначавшее слова благодарности за помощь (ему было неловко от того, что не справился сам). После Пётр заинтересовался ружьем.
— Смотрите-ка, Александр Сергеевич, экая штука. Штуцер!
— Вот как.
— Аглицкий штуцер. Вот так разбойнички. Да он стоит рублей восемьдесят на серебро. Страшная вещь. Мои солдатики если кого в плен брали с такой штукой, то... можно сказать, что в плен не брали.
— Значит, всё-таки покушение, — Пушкин задумался. — Но я представить не могу, кому понадобилось подобное.
— Врагу, Александр Сергеевич, врагу. Или врагам. Кто-то очень желает преждевременной вашей гибели.
— Так сложно вызвать на дуэль? Я никогда не уклонюсь от вызова, — гордо вскинул голову Пушкин. Сейчас, когда он понял, что едва не стал дичью для неизвестного охотника (представить, будто поверженные мужики-разбойники сами организовали подобное, отметалось как нелепица), который сам не желает сразиться с ним, это раскипятило и без того горячую кровь поэта. Понять, кто же это, он не мог, и услужливое воображение рисовало только руки врага, тонкие, костлявые, с заострёнными ногтями.
— Эк, сильно вы его приложили, нескоро очухается. Жаль, — вынес вердикт Безобразов, осмотрев разбойника с разбитой головой. Обнажив клинок из трости, он наковырял немного земли и залепил рану, замотав куском ткани с рубашки самого мужика. — Крепкий удар, Александр Сергеевич, даже слишком. Я, впрочем, не жалуюсь. Надо как-то его допросить. Но не сегодня.
— Слышите? — внезапно спросил Пушкин.
— Да, — Безобразов прислушался. — Кто-то едет. А знаете, что, кузен, давайте-ка зарядим ружьё этой анафемы.
— Зачем, Пётр Романович?
— Кому-то же они свистели, Александр Сергеевич, припоминаете? Мало ли... Я осмотрю кусты, где-то должны быть заряды и шомпол.
Ротмистр скрылся, а поэт повернулся в сторону некоего шума, источник которого опытный слух определил как несколько повозок с лошадьми.
В затылке сильно закололо — повинуясь инстинкту, Пушкин подобрал валяющийся пистолет, сошёл с дороги и поспешил вслед за товарищем.
— Опять, кузен, голова, — прошипел он сквозь сжатые зубы. Ротмистр чертыхнулся, став аккуратно и быстро заряжать ружье.
— Десять зарядов, Александр Сергеевич, — тихо произнёс он, — а как у вас к пистолетам?
— Три заряда, Пётр Романович, — так же тихо отвечал Пушкин, заряжая пистолет, — у меня всего по одному запасному заряду припасено с собой было.
— Час назад я бы сказал, что вы чрезмерно мнительны, кузен, но сейчас могу лишь пожурить по-дружески вашу неподготовленность к прогулке по местным лесам, — пошутил гусар, — а теперь тихо. Вот они.
На дороге показались одна за другой три телеги, запряжённые битюгами, обыкновенные деревенские повозки, в которых крестьяне возят товар на ярмарки и ездят сами. Сейчас они были заполнены людьми, по семь или восемь человек в каждой. Пушкин так и впился в них взором.
— Да ведь кого-то из них я видел, — изумлённо прошептал он, — вон того, длинного, и этого, в синем зипуне. Это ведь мои мужики, кистенёвские! На поклон приходили!
Ожидавший увидеть банду головорезов или что-то подобное, Пушкин пришёл в столь сильное недоумение, что захотел окликнуть мужиков, но угадавший его намерение ротмистр не позволил, сильно дёрнув за рукав.
— Погодите, кузен, погодите, дайте им показать себя, — зашептал тот в ухо поэта. — А покамест произведём ретираду, кузен. Вы, что в руках у них, гляньте.
Пушкин вздрогнул, осознав, какую ошибку мог только что совершить. Приближающиеся мужики были вооружены. И если топор — часто необходимый инструмент, то чернеющие стволы ружей указывали на то, что это вряд ли артель лесорубов. Потому он дал увлечь себя глубже в лес, вполне доверяясь опыту храброго ротмистра. Тот не стал уходить далеко, а, сделав полукруг, вновь вышел едва не к дороге, выбрав очередной кустарник для их временной дислокации. Теперь они находились в полусотне саженей от места схватки, где остались лежать тела разбойников. Достаточно близко, чтобы можно было наблюдать и слушать, и достаточно далеко, чтобы не выдать себя.
Скоро обоим стало ясно, насколько предусмотрительно и вовремя был совершён маневр. Повозки остановились, соскочившие с них люди столпились вокруг лежащих тел, очень грубо и недружелюбно выражая отношение к увиденному.
— Каков слог! — шёпотом восхитился отставной военный. — Вы, кузен, должны оценить.
Пушкин только вздохнул в ответ.
— Нет, право же, у меня даже конь таких слов не знает, — Безобразова разобрал смех, и он хихикал, зажимая рот рукой.
Тем временем события приняли жестокий оборот. Разбойники (что это были именно разбойники, не осталось сомнений) перестали галдеть, и стало видно, кто их атаман. Крепкий, широкоплечий мужик с мощной шеей и могучими руками, кривой на один глаз, в простой косоворотке, приструнил прочих. Сам он говорил негромко — слуха приятелей не хватало уловить, что именно, — но окружающие его мужики согласно кивали. Пнул тело оглушённого Пушкиным негодяя, а после выхватил нож и, присев, ловким движением перерезал тому горло.
— Вы видели, Александр Сергеевич, вы видели? — вновь зашептал Безобразов. — Каков ловкач! Раз — и готово. Видно — не впервой.
Пушкин кивнул, почувствовав холод между лопаток. Ситуация становилась всё опаснее. Жестокость не пугала поэта сама по себе, но он отчётливо понимал, что это пришли по его душу.
Шуршание рядом привлекло его внимание, Пушкин повернул голову и обомлел — его новый друг (сложно не стать друзьями после совместного участия в подобной переделке, Александр это знал) невозмутимо старался поудобнее расположить штуцер, целясь в разбойников.
— Что вы собираетесь делать, Пётр Романович? Вы с ума сошли?
— Никак нет, Александр Сергеевич. Я думаю, что надо подстрелить этого мерзавца, только и всего.
— Да ведь их вон сколько, опомнитесь. Набросятся всем скопом и нам конец.
— Войско без генерала есть стадо баранов, дорогой кузен, — Безобразов и не думал отказываться от затеи. — Да сами подумайте, что дальше-то? Это ведь одна шайка, не сомневаюсь, и вы не сомневайтесь.
— Что же с того?
— Да то, что в засаде было всего двое, с ружьём дорогущим. А здесь толпа, и движется она от Кистенёвки, как понимаю, к нашему Болдино. Зачем же, а? Подумайте, Александр Сергеевич, и у вас волосы встанут дыбом. Жечь они идут усадьбу-то.
Пушкину приходила та же мысль, но не хотелось в неё верить.
— Вас подстрелить наверняка, а там усадебку и спалить. Разбой, мол. Мятеж. В усадьбе за вами гоняться — одно, может, и удалось бы сбежать вам. А так — всё красиво, даже аккуратно. Одного не пойму — неужто не ясно, что за такое здесь полк драгун Кистенёвку эту вашу по брёвнышку разберёт? Зачем же так? Да некогда нам размышлять. Они видят, что сплоховали подельнички их, не сдюжили. А где же мы? То есть вы, Александр Сергеевич? Они пройдут дальше, увидят сломанную бричку, да поймут — здесь мы. То есть вы. Негде больше. И устроят облаву, раз голова ваша так им нужна.
