Успокой моё сердце (СИ) - "АlshBetta" (версия книг txt) 📗
Слышу шаги. Раз, два… гладит. Снова гладит волосы.
- Viola, - зовет бархатный голос совсем рядом. Крепче зажмуриваю глаза – я не могу сейчас смотреть в малахиты, это выше моих сил, - non avere paura (не бойся).
Кажется, он понимает, в чем причина моего несогласия. Называет фиалкой… как прежде. Ничего не было. И это малость, но успокаивает.
Впрочем, не настолько, чтобы побороть ужас. Я просто не могу. Я сегодня отвратительно слабая.
- Белла, нужно только помазать спину, больше я ничего тебе не сделаю, - клянется. Слышу, что клянется. Можно ли не поверить? Усомниться?.. Только если в это же время и в себе самой.
Ничего не отвечаю. Плотно закрыв глаза, губы, все же вытягиваю руки вперед. Как только пальцы упираются в деревянную спинку, чувствую на макушке легкий поцелуй.
- Умница.
Осторожно приподняв меня над простынями, Эдвард на удивление быстро справляется. Сомневаюсь, что я бы смогла так даже с Джеромом. Мгновенье – и ночной сорочки нет. Только поглаживающий кожу легкий ветерок из раскрытого окна напоминает, что на теле что-то было. Должна признать, такое охлаждение даже приятно.
- Не страшно? – мягко, тоном доброго волшебника из детских сказок, тоном родителя, обращающегося к перепуганному ребенку, зовет Каллен. Помогает занять прежнее место на кровати, намеренно не притрагиваясь к груди. Талия, шея – и ничего больше. Он знает меня куда лучше, чем казалось. И знает, чего я больше всего боюсь.
Едва заметно качаю головой. Слезы почти прекращаются, но как только ледяной крем оказывается на коже, с завидной скоростью восстанавливают утраченные позиции. Холодно…
- Ч-что это? – судорожно вздохнув, спрашиваю, немного выгибаясь.
- Мазь от ожогов. Или тебя интересует название?
Нет. Название точно не интересует.
- Очень хорошее лекарство, Белла, - натыкаясь на мое молчание, добавляет мужчина, - испытано лично.
- Ты тоже сгорел?..
- Не так сильно, как некоторые, - он усмехается, пробуя вселить мне оптимизма, - все быстро заживет.
Вместо ответа издаю шипение. Плечи – самая пострадавшая часть, похоже.
Эдвард понимает. Прикасается осторожнее. Длинные пальцы ласково и нежно растирают белую жидкость, стремясь закончить побыстрее, но вместе с тем сделать все необходимое.
Какой он все-таки хороший…
Наконец, болезненное действо кончается. Судя по всему, обожженной кожи, не затронутой мужчиной, больше не осталось. Это радует.
Минутка тишины, повисшая после окончания процедуры, настораживает. Напряженно жду, что будет дальше, надеясь, что больше ничего плохого не случится. То, что сейчас было… волшебно. Пусть продолжается, пожалуйста!
Я не хочу снова ругаться!
Мне кажется, Эдвард читает мои мысли. Остается.
Подходит к краю кровати, присаживаясь перед ним. Убирает с моего лица вымокшие от слез волосы, позволяя нашим глазам встретиться.
Малахиты добрые. Такие добрые и понимающие, такие сострадательные и виноватые, какими не были никогда в жизни. Сейчас кажется, что Барон из ночи – выдумка больного воображения. Никогда эти глаза не могли пугать, никогда не могли заставить усомниться в истинном лице их обладателя, никогда не делали больно. Случившееся – вымысел. Сон, не больше. Нет здесь Изумрудного наркобарона. Нет здесь Каллена, Босса Мафии. Здесь мой теплый Эдвард. Здесь мужчина, с которым я ничего не боюсь и с которым хочу провести если не остаток жизни, то большую её часть однозначно. И то, что я думала о нем, то, что воображала, кажется непростительным. Почти предательством.
- Scorpione (скорпион), – шепчу, пробежавшись пальцами по его щеке. Не могу удержаться.
Как и в самолете, мою руку тут же перехватывают. Легонько целуют.
- Упрямица Белла, - отзывается он, усмехнувшись, - легче?
- Да, спасибо.
- Не за что, - Эдвард придвигается немного ближе. Со щек пропадают остатки слез.
- Не нужно плакать, - недовольно просит он, пристально разглядывая мою слезинку на собственном пальце, - для этого нет причины.
- Есть…
- Боль скоро пройдет, Belle.
- Нет, я не об этом… - запнувшись, размышляю, стоит ли. Ещё утром я клялась себе, что в момент очередного откровения сумею вовремя остановиться. Приложу для этого все силы, чего бы мне не стоило. Но теперь, когда этот момент непосредственно наступил, я просто не вижу в этом смысла. Может быть, я мазохистка, может быть, схожу с ума, а может мне просто нравится лить слезы – не имею ни малейшего понятия, однако обрывать себя не хочу. Завтра мы вернемся… домой. И дома будет точно не до признаний.
- Ты сказал, что если мне понадобится… поговорить, ты будешь готов меня выслушать, - тщательно подбираю слова, но от полыхающих малахитов не отрываюсь, - а затем, когда я сказала, ты… то есть ты не… - делаю резкий и глубокий вдох, решая, что лучше говорить о болезненных темах быстрее, чем растягивать их надолго.
- Я тебе не нравлюсь?.. Ну, в смысле… совсем?..
Ну вот. Опять на те же грабли.
Эдвард поджимает губы. Взгляд наполняется серьезностью и скрытой грустью. Ему даже неприятно это слышать?
- Если ты скажешь мне «нет», я не буду пытаться это изменить, - обещаю, ненавидя повисшее в спальне молчание, - в любом случае я буду для Джерома самым близким другим и сделаю все, чтобы спасти его. Наши отношения никак не скажутся на нем.
Он этого боится? Что если откажет, я буду как Ирина? Потому не сказал прямым текстом вчера? Увертками, молчанием поэтому ответил?
- Тебе обязательно говорить об этом ночью?
- Значит «нет»? – черт, разочарование все же проскальзывает.
- Я не говорил «нет», - он морщится, резко выдыхая. Качает головой. - Белла, вчера вечером ты не сказала, что я тебе нравлюсь. Ты сказала, что меня любишь. Так?
- Да.
- А знаешь, что значит «любить»?
- Конечно, я ведь…
- Любить – это не «нравиться». Правда не нравиться, Белла. Это куда серьезнее. Все то, что случилось с Джеромом, все то, что было со мной, наглядно доказывает, подтверждает, укореняет – любовь оправдана только к детям. К своим детям.
- Ты думаешь, я сделаю то же, что и они?
- Я не могу этого знать, - он пожимает плечами, отчаянно на меня глядя, - и ты не можешь. В этом все дело.
Выдыхает. Берет трехсекундный перерыв.
- Белла, ты мне нравишься, - гладит мои пальцы, проводит по волосам во всю их длину, - если ты сомневаешься, что я тобой дорожу, это самый большой просчет, который ты допустила. И за вчерашнее…
Эдвард морщится, оглядывая мою ладонь с отпечатком слоника.
- Я прошу у тебя прощения. Я… вчера, когда ты ушла, я утром… Их нет больше. Все до единого в мусорном баке. Вещи, из-за которых я могу сделать больно тебе или Джерому, рядом находиться не должны.
- Ты выбросил?.. – улыбка сама собой расползается по лицу, а удивление, приятное, радостное удивление, выбрасывает из головы все негативные мысли.
- Да, я выбросил, - он кивает, будто сознаваясь в чем-то постыдном, - ты была права, без них тоже можно жить. Я научусь.
- Эдвард, - игнорирую жжение, сопровождающее это движение, игнорирую боль, которую оно вызывает. Обнимаю мужчину за шею, как можно ближе пододвинувшись к краю. Самый лучший аромат на свете заполняет легкие. Я дома. Я в порядке. Я счастлива. – Ты молодец, ты большой, большой молодец, ты ведь знаешь это, правда? Ты справишься, конечно справишься, мой хороший. Я не сомневаюсь.
Он немного расслабляется – то ли от моих слов, то ли от прикосновений. Намеревается ответно обнять, но, вспомнив про спину, убирает руку. Целует в щеку.
- Все самое плохое оправдывается любовью, - шепчет, спустя некоторое время, - я не хочу, чтобы это стало твоим или моим оправданием.
- Ты судишь неверно, - мягко осаждаю, утыкаясь носом в его шею, - правда, Эдвард. Любовь делает людей счастливыми. Это – высшая форма привязанности. Я просто… просто не могу больше ни без тебя, ни без Джерри жить. Я вас люблю.
Признаюсь в сокровенном. И теперь не страшно, ни капли.
