Надежды, разочарования, мечты… - Тихонов Виктор Васильевич (книги онлайн полностью бесплатно txt) 📗
Играющий тренер
Когда Борису Михайлову исполнилось тридцать пять, меня спросили, нет ли смысла назначить его играющим тренером. Предложение было сделано в таких словах:
– Пусть помогает вам, Моисееву, Кузькину… Дело ведь, наверное, найдется?…
Дело бы, конечно, нашлось.
Но я принципиально против играющих тренеров. Не против самого Бориса – это был превосходный капитан, на которого мы вполне полагались и который энергично и деятельно помогал нам.
Я далеко не убежден, что возможен, приемлем сегодня в классной команде такой тренер – играющий. Хотя, конечно, помню, с каким энтузиазмом говорили и писали об этом не только журналисты, по и сами тренеры, и руководители команд, вводящие эту новую должность в своих спортивных коллективах.
Но что значит – играющий тренер? Он игрок? Или тренер? Спрос у меня с него какой: как с тренера или как с игрока? Не будем, кстати, забывать, что игрок этот не работал ни одного дня ни в одной команде, специально ничему не учился и о нелегкой должности спортивного наставника судит пока со стороны. Почему же вдруг он получает право воспитывать, учить своих нынешних коллег, мастеров такого же высокого уровня?
Кстати, как попять, объяснить психологический настрой играющего тренера? Как он воспринимает матч, тренировки, отношения с партнерами – как тренер, отвечающий за положение дел в команде, или как спортсмен, все еще продолжающий выступать?
Или играть – или тренировать. Третьего не дано. Третье – фикция.
Моя точка зрения проста: трудно стоять одной ногой на берегу, а другой – в отплывающей от берега лодке.
Играющий тренер сразу, поскольку он играет, теряет авторитет: он не имеет права ошибаться на поле как игрок, иначе его не будут воспринимать как тренера. Опасен сакраментальный вопрос: а сам как играешь? Ошибаться нельзя, но ведь избежать ошибок в хоккее невозможно.
Играющий тренер – своеобразное промежуточное звено между коллективом и его наставниками, и если раньше хоккеисты воспринимали игрока как своего товарища, как партнера, может быть, даже лидера, то сейчас они не знают, как к нему относиться. Подчиняться ему как тренеру? Оставаться на тех же правах, в тех же отношениях, как и прежде? Чувствовать себя равным с ним и спрашивать с него как с равного? Не только отчитываться за свою игру, но и спрашивать с него, что, согласитесь, естественно в коллективе равных, а иным коллективом команда и не может быть?
Это все надуманно. На практике я не могу припомнить ни одного случая действительно успешного совмещения двух этих «должностей».
А вот примеры неудач, к сожалению, подыскать было бы нетрудно, но я не хочу возвращаться к этой теме, бередить душу неудачников: не они были, в конце концов, инициаторами этих идей. Любители хоккея и сами помнят такие эксперименты.
Играющий тренер кончается как игрок, но вместе с тем еще не начинается как спортивный наставник. Провести занятие в полном объеме, да еще по собственным планам он не может, не умеет, у него не хватает специальных знаний, да и времени на подготовку таких планов у него нет. Отсутствуют, понятно, и нужные навыки. Да и не появятся эти знания, которые требуются для квалифицированной работы с командой мастеров, пока не проработает он несколько лет, пока не продумает все, не выстрадает, не обожжется на неудачах, промахах, ошибках.
Такой хоккеист может провести отдельную часть урока, несколько занятий, а дальше: чем заполнить вакуум? Как станет он готовить команду, своих партнеров, которые знают порой не меньше его?
Но если речь идет только об одном занятии, то при чем здесь играющий тренер? Я могу поручить упражнение или несколько упражнений своим самым опытным хоккеистам, таким, как Виктор Жлуктов, а могу доверить занятие и более молодому игроку, например, Вячеславу Фетисову или Игорю Ларионову. Они тоже знают, как провести эту часть занятия, тоже хорошо знают набор упражнений. Здесь сложности никакой нет: тренер сказал спортсмену, что надо сделать, и тот сделает все как надо, если тренируется в команде не первую неделю. В общей схеме тренировок многое, понятно, повторяется и потому хорошо знакомо игрокам.
Лишь в одном варианте возможно, по моим представлениям, совмещение «должностей»: если спортсмен стал тренером, имеет минимальную практику, какое-то время уже работает, но все еще в силах играть. Речь, разумеется, может идти только о команде низшей лиги, команде, выступающей не во всесоюзном, а в республиканском или в городском чемпионате, или в клубе за рубежом, где класс хоккея такой, что позволяет нашему ветерану выходить на лед, где тренер и на площадке не испортит общей картины действий команды, которую ему доверили опекать.
Читал много об играющих тренерах. Статьи, интервью, даже книги. Все помню. Не помню только одного– имени тренера, добившегося успеха.
«Диктатор» или «демократ»!
В своей команде во всех спорах и дискуссиях с игроками неизменно требую одного: докажите, убедите фактами. Только фактами, а не ссылками на авторитеты, цитаты, на мнение большинства. Только факты, только реальность, неопровержимая и убедительная, весомы для меня.
Принцип доказательности особенно важен, когда речь идет о команде. Хоккеист, споря со мной, исходит из собственных оценок, пристрастий, интересов. В основе его позиций – индивидуальная психология, а тренер призван учитывать психологию и интересы коллектива.
Жизнь большой спортивной команды определяется в решающей мере стилем руководства человека, ее возглавляющего. Умением руководителя потребовать исполнения своих решений.
Какой стиль руководства со стороны тренера предпочтительнее? Авторитарный? Демократический?
Размышляю об этом, с интересом читаю, что пишут тренеры, специалисты, работающие в других областях.
Крупнейший советский хирург, лауреат Ленинской премии Николай Михайлович Амосов – один из самых интересных для меня авторов. В журнале «Наука и жизнь» летом 1983 года публиковались отрывки из его новой книги. Это «Книга о счастье и несчастьях».
Сделал такую выписку:
«Руководитель крупной хирургической клиники – всегда диктатор. Если он размазня, то и клиники нет. Единоначалие и дисциплина, как на войне.
Поэтому я могу объективно критиковать подчиненных и выставлять им всякие баллы. Если мой тон категоричен, то никто и не возразит. Пошепчутся, понегодуют – и все. И о смерти своего больного могу сказать: болезнь или помощники виноваты. Но беда в том, что я вполне могу остаться, в убеждении, что все правильно, а я такой хороший. Природа человеческая коварна. Важно не пропустить опасной границы.
Поэтому кроме честной самокритики (критики снизу ожидать нельзя) заведен у меня еще один метод контроля.
Он называется примитивно. «Голосование». Прямое, тайное и равное.
Суть вот в чем. Аня, мой секретарь, печатает бюллетени. В столбце перечислены заведующие отделениями и лабораториями, всего двенадцать. Нужно оценить их соответствие с должностью, «по личным качествам» и «по рабочим». Против каждой фамилии голосующий может поставить оценку: «да» (значит «плюс»), «нет» («минус») и «ноль» («не знаю», «не могу оценить»).
На утренней конференции без предупреждения раздают бюллетени всем врачам и научным сотрудникам, их у нас около семидесяти. Объясняю правила процедуры.
– Тайна гарантируется. Результаты объявляться не будут. Каждый заинтересованный может подойти ко мне и спросить, как его оцепили. Если хочет.
Проголосовать нужно в течение дня, обдумывать не спеша. Ящик, заклеенный пластырем, стоит в приемной.
Каждый раз я с трепетом перебираю листочки и считаю свои плюсы, минусы и нули… И первый, и второй, и третий годы.
До сих пор каждый раз вздыхал с облегчением: пронесло!
В самом деле, у меня устойчивые хорошие показатели. По деловым качествам – два-три минуса, по личным – пятъ-семь. Пять или десять процентов осуждающих или даже ненавидящих – это совсем немного. Учтите мое диктаторское положение: требовать без всяких скидок и не всегда деликатно. Очень рекомендую голосование всем руководителям. Надежная обратная связь. И безопасная: можно умолчать о результатах.)»
