Форварды - Филатов Лев Иванович (прочитать книгу txt) 📗
Говорят еще и о том, что тактические ходы усложнились, мяч и игроки совершают маршруты запутанные, замаскированные, прежде легче было предусмотреть, откуда надвинется опасность – чаще всего из зоны центрального нападающего. Теперь же, когда форвардов сократили до двух, атакуют со второй линии – игроки, как их принято называть, середины поля. Однако в федотовском Клубе мы найдем полусредних нападающих – инсайдов по старой терминологии: Автандила Гогоберидзе, Сергея Сальникова, Николая Дементьева, Валентина Николаева, тех, кто сейчас был бы игроком середины поля.
Имеем ли мы право утверждать, что изобретены какие-либо небывалые способы забивания голов? Не думаю. Нам издавна известен гол после прострела вдоль ворот. После навеса и удара головой. После удара издали. После комбинационного розыгрыша мяча вблизи от ворот. После дриблинга и рывка вперед в одиночку. После скоростного прорыва. Со штрафного удара мимо «стенки». С углового. С пенальти.
Другое дело, что в наши дни к голевым ситуациям идут несколько иначе, чем прежде. Прострел с фланга может сделать не нападающий, а защитник, в комбинациях участвуют неожиданные сочетания футболистов. Но все же, если руководствоваться заключительным чертежом, голы одинаковы и прежде и теперь. И мастерства они требовали и требуют такого же, как и порыва, интуиции, отваги.
Есть голы, от которых замирает дух, их повторные, показы по телевидению смотришь – и не надоедает. Бывают голы простые, потребовавшие напора, упорства, силы, называемые «трудовыми». А то вдруг мелькнет гол нелепый, уродец, гол-подарок, такой, что остается руками всплеснуть. Каких только поворотов не знает футбол! Когда же речь идет о форвардах, по сто и больше раз посылавших мяч в сетку, отпадает надобность толковать об удачах, счастливых случайностях или вопиющих оплошностях противника. Сто – это класс. Так было, и так есть. Футбол, при обязательности решительно всего, из чего он скроен и сшит, живет и поживает благодаря людям, посылающим мяч в цель. И нам остается задуматься: каковы эти люди? Вы не найдете здесь жизнеописаний. Не найдете и технических характеристик, которые бы послужили учебным целям.
В сжатых очерках я хотел изложить собственные впечатления о форвардах, привлечь внимание читателя к своеобразию их судеб, манер игры, к их индивидуальности. Это же замечательно, что ни один не повторяет другого!
На этом наблюдении приходится особенно настаивать. И вот почему. То и дело сталкиваешься с вульгарным истолкованием футбола, когда игроков уподобляют фишкам, оловянным солдатикам и всю игру сводят к их механическому перемещению в нужные точки поля. Я твердо уверен, что по вине схоластов, вульгаризаторов у нас затерялось немало молодых игроков, обещавших стать звездами, а некоторые, хоть и провели на поле отпущенный им для игры срок, сделали малую долю того, на что были способны.
Форвард, отмеченный талантом, заслуживает того, чтобы в командную игру – с соблюдением чувства меры, конечно, – вносились поправки на его своеобразие. От этого остаются в выигрыше он сам, его команда, да и весь футбол. Как ни странно, более всего чуток и прав бывает зритель. Он быстро выделяет яркие индивидуальности, привязывается к ним, без них для него футбол не футбол. И это не болельщическая причуда, а вывод вполне реалистический, многократно подтвержденный жизнью большого футбола.
КЛУБНАЯ ГАЛЕРЕЯ
В Клуб все вошли на законных основаниях, и какие-либо предпочтения некорректны. Как же разместить портреты в клубной галерее? Думаю, что проще и лучше всего – по возрасту, по старшинству. Тогда мы уважим тех, кто начинал, говоря по-футбольному, открывал счет, и, кроме того, в повествовании возникнет, если хотите, историческая перспектива, спутница полезная при неизбежных сравнениях, поскольку и футбол и его герои имеют свое время, свои декорации и обстоятельства.
Одно небольшое исключение все же напрашивается: не разъединять пятерых, составлявших линию нападения ЦДКА в послевоенные сезоны. Случай уникальный, повториться он не может. Пять игроков, выступавших одновременно в одной команде, забили каждый более чем по сто мячей!
Всего значения армейской команды и ее форвардов нельзя понять, если не оглянуться на те годы. Только-только кончилась война, и для многих людей возможность погрузиться в футбольные страсти была отзвуком Победы, одной из выстраданных мирных радостей.
В прохладные дни на стадион «Динамо» я ходил в солдатской шинели демобилизованного без погон. Одетые так же встречались там на каждом шагу, и мы окидывали друг друга понимающим взглядом. Многого тогда у нас не было. А футбол был. И не какой-нибудь, а за душу берущий.
В те предтелевизионные годы высоко ценилось личное присутствие на матче. Очевидец (его называли «счастливый обладатель билета») имел право на монолог любой продолжительности, мог важничать и медлить, никто из замерших слушателей не дерзнул бы перебить, поторопить. Сейчас таким правом, по-моему, не пользуется никто, даже тренер сборной. Рассказы свидетелей и пересказы рассказов («а один тут говорил…»), марш Дунаевского из «Вратаря», блантеровские позывные, радиопьесы Синявского, игравшего голосом сразу за всех, чьи интонации, восклицания и недомолвки говорили нам больше, чем слова, – все это очаровывало, завораживало, горячило.
Тогда для нас не существовало никакого другого футбола кроме своего. О довоенных трех чемпионатах мира мы, болельщики, и понятия не имели, как и о послевоенном, 1950 года, прошедшем в далекой Бразилии. Турне московского «Динамо» в ноябре 1945 года по Великобритании и в декабре того же года ЦДКА по Югославии (оно теперь почему-то забыто, а в то время вызвало большой резонанс), как никакие другие последующие, были приняты близко к сердцу, пришлись в тон общему настроению.
И немудрено, что встречи с участием этих двух команд воспринимались как самое лучшее, что способна преподнести игра. Скорее всего, определенное преувеличение тут было, но честное. Мы не были эрудитами, всезнайками, скептиками, как сейчас, мы простодушно доверяли и любовались.
И вот он, наипрекраснейший футбол, когда бодро выбегает из-под земли и рассыпается по зеленому ковру команда, в красных рубашках и синих трусах, команда лейтенантов, как ее именовали на трибунах. Ну а уж ее пятерка форвардов – это же краса и гордость!
Так и начнем, с армейцев. По порядку номеров, справа налево, тех номеров, которые они носили на спинах, с которыми и запомнились.
АЛЕКСЕЙ ГРИНИН
Он оставлял впечатление человека сильного от головы до пят. На поле перевидаешь разных: с массивными ногами и невыразительным торсом и, наоборот, с могучим торсом и со сравнительно жидковатыми ногами, а то и таких, у кого непонятно, в чем душа держится. Потом, правда, привыкаешь, что первое впечатление обманчиво, здоровяк может оказаться неповоротливым, а тощий всех перебегает да и так врежет мяч под перекладину, что и богатырю не снилось. Гринин, с резким, прямым профилем лица, свою внешность, свое сложение оправдывал полностью. Защитника он мог и обогнать, и оттереть плечом, и обмануть. Обманывал тоже на свой лад: наносил сокрушительный удар вроде бы прежде времени, когда по всем расчетам для верности полагалось еще приблизиться к воротам. Он воплощал в себе опасность откровенного, незамаскированного рывка по правому флангу, рывка, гарантированного крепостью тела (сунешься и отскочишь) и непоколебимой уверенностью в своей правоте.
Гринин не менял принятых решений, он рвался по прямой то к угловому флагу, то наискосок на встречу с вратарем. Бил и в дальний угол и в ближний. Мастер ясных, точных линий: и сам угловые подавал, и бесстрашно надвигался на мяч, когда его набрасывали с другого фланга, мог вырваться и по центру – для разнообразия, и одиннадцатиметровые бил просто и сильно. От футбола каждый из нас волен ждать того, что ему больше по вкусу. Гринин устраивал тех, кому импонируют крепкое сложение, молодечество.
