Футбол оптом и в розницу - Рафалов Марк Михаилович (книги онлайн полные TXT) 📗
После достопамятного расставания с Минтяжмашем я опять легко и успешно сдал вступительные экзамены, набрав 23 балла из 25 возможных, и стал студентом в 28 лет. Учеба давалась мне без особого напряжения. И, замечу, без какой-либо помощи со стороны спорткафедры. Но я всегда отличался повышенным честолюбием и после пережитых потрясений понял, что если я сам не позабочусь о будущем, то никто мне кардинально помочь не сможет. Поэтому уже на первом курсе я прилагал много усилий, чтобы успешно сдать все экзамены очередной сессии. При этом я отдавал себе отчет, что Никитину будет легче договориться с руководством института о моем трудоустройстве, если я докажу свою состоятельность в учебе. Мне все удалось: я сразу же стал отличником и заработал повышенную стипендию. Забегая вперед, замечу, что из девяти семестров я в пяти получал повышенную стипендию как круглый отличник. Наша семья жила еще тяжело, и мой скромный вклад в ее бюджет тоже что-то значил.
Похвалившись своими успехами в учебе, я не могу обойти вниманием хотя бы одну потешную историю, пусть и не добавляющую к моему портрету новых радужных красок. В одном потоке со мной на строительном факультете (я учился на механическом) занимался мой сосед, живший в Столешниковом переулке, Леонид Марков — тезка еще одного моего знакомого Леонида Маркова, ставшего впоследствии народным артистом СССР. О нем мы еще поговорим. А с моим сокурсником Марковым у нас получилась памятная история в связи с курьезными результатами изучения английского языка. Я никогда особенно не жаловал предмет под названием «иняз». А тут еще и возраст не особенно способствовал этому занятию. Ведь мне и еще многим студентам того времени было под 30, и почти все были бывшими фронтовиками. Эти обстоятельства мало способствовали изучению иностранных языков, и, следовательно, мы, мягко говоря, не преуспевали. И это при том, что мой отец был подлинным полиглотом, свободно владел пятью европейскими языками. Короче говоря, мы с Леней подружились не только как соседи, но и как друзья по «английскому несчастью». Нам еще повезло, что в годы учебы в нашем вузе не было экзаменов по иностранным языкам. Но зачеты мы, естественно, сдавать были обязаны. А это мучительные мыканья над текстами английских газет или журналов, которые мы должны были перевести. В течение каждого семестра на первом и втором курсах мы сдавали так называемые тысячи. Ими определялось определенное количество печатных знаков в текстах, которые нам вменялось перевести и выучить. И для меня и для Лени, как, впрочем, И для всех «переростков», Даже воспоминания о тех «тысячах» вызывают приступы аллергии. Помощь, как это часто бывает, пришла неожиданно. Без всяких сторонних целей и намерений Леонид стал ухаживать за нашей преподавательницей английского языка. Не знаю, чем их роман завершился, но в процессе его развития Лёнина пассия нам охотно помогала. Была она очень смешливой, озорной и веселой женщиной. Поэтому и процедуру приема у нас зачетов она обставляла соответствующим образом. Для задуманной экзекуции наша англичанка приглашала только нас с Леней. Так сказать, своеобразный эксклюзивный зачет. Когда оба подопытных недоучки являлись на свои «лобные» места, наша мучительница запирала дверь аудитории на замок и, излучая очаровательную улыбку, приступала к делу. Помню как сейчас, что уже первые звуки, которые мы начинали исторгать, глядя в тексты, вызывали у преподавателя совершенно неподдельное веселье, то и дело прерываемое заливистым хохотом. Два тридцатилетних балбеса хоть и понимали, что зачет им в любом случае обеспечен, тем не менее сидели, уставившись в тексты, утопая в собственном поту, раскрасневшиеся от смехотворности своего позорного положения. Подобные «зачеты» проводились по два-три раза в каждом семестре. Продолжительность каждой пытки составляла не менее часа. Вдоволь натешившись нашим невежеством и беспомощностью, экзаменатор нарочито медленно брала наши зачетки, внимательно их рассматривала и, наконец, выводила вожделенное для нас слово: «зачет»!
Не буду больше веселить читателя подробностями своей учебы в институте. Хотя рассказать есть о чем. Но, честно говоря, в целом учился я отменно. Особенно если учесть, что в вуз я пришел спустя почти 12 лет после окончания школы.
К концу первого курса полностью решился вопрос с моим трудоустройством. У нас образовался спортклуб, и я был единогласно избран его председателем. Это было чрезвычайно важно, ибо по линии профкома я стал ежемесячно получать 1000 рублей, что вместе с повышенной стипендией приносило мне заработок, равный 1300—1400 рублям, — больше оклада уже состоявшегося инженера. Для нашей семьи это было заметным подспорьем. Спортсмены нашего института, ставшего политехническим вузом, успешно выступали в чемпионатах Москвы по разным видам спорта: футбол, баскетбол, волейбол, хоккей с шайбой и с мячом, легкая атлетика, борьба, шахматы. Особенно много очков приносили нам борцы-вольники, среди которых каждый год появлялись один-два мастера спорта. Словом, не боясь упреков в нескромности, могу заметить, что свою зарплату я отрабатывал сполна. При этом, пользуясь предоставленным мне свободным графиком посещения занятий, я не допускал «хвостов» и все зачеты и экзамены сдавал в установленные сроки.
В заключение своих воспоминаний об учебе и работе в качестве председателя спортклуба хочу напомнить хотя бы о некоторых моих коллегах.
В числе особо запечатлевшихся в моей памяти спортсменов считаю необходимым назвать умницу и балагура, умевшего в спорте почти все, — Икара Ганулича, братьев-близнецов футболистов и хоккеистов Ефимовых, стайера Богомолова, волейболистку Раечку Спирину, студентку нашей группы Наташу Сысоеву, с которой мы всегда вместе готовились к экзаменам и писали хитромудрые шпаргалки. Минуло уже более полувека, поэтому всех вспомнить я не в силах. Но свое спасибо им посылаю.
Во время летних каникул профком не мог платить мне зарплату. Для того чтобы хоть как-то компенсировать финансовые прорехи, я в июле и августе в течение нескольких лет работал в детском пионерском спортивном лагере. Образован он был по инициативе Московского спорткомитета общества «Буревестник» на базе пионерского лагеря Главного управления радиоинформации (ГУРИ), являвшегося неким прообразом будущего информационного монстра Гостелерадио. Занимаясь с ребятами футболом, я еще исполнял обязанности главного тренера, методиста по всем культивируемым в лагере видам спорта. Функции педагогов или пионервожатых во многих отрядах лагеря выполняли студенты-практиканты Московского института физкультуры.
О работе в детском спортивном лагере я поместил в «Советском спорте» первую публикацию. Свое печатное слово я с гордостью увидел на страницах одной из самых тиражных тогда газет 31 мая 1955 года. То есть более 50 лет назад. Поэтому организаторы празднования моего 80-летнего юбилея приглашения пометили цифрами 80/50. То есть 80 лет со дня рождения и 50 лет творческой деятельности. В «Советском спорте» я с тех пор печатался довольно часто. А когда в 1960 году был создан еженедельник «Футбол», я в течение ряда лет был постоянным редактором 15-й полосы, выходившей под рубрикой «Уголок арбитра».
Тем временем я набирался опыта работы в спортивном лагере с детьми и невольно наблюдал за организацией спортивной работы во многих подобных лагерях, расположенных в Подмосковье, вдоль Ярославского шоссе. Откровенно говоря, эта, с позволения сказать, организация мне явно не нравилась. Не говоря о низкой квалификации физруков, которыми зачастую оказывались далекие от спорта люди, я главным образом обращал внимание на, как мне казалось, самую главную задачу пионерского спорта — привить ребятам любовь к спорту, выработке бойцовского, спортивного характера. А для этого, я убежден, следовало менять принципы организации спортивной работы и соревнований в пионерских лагерях. О своих предложениях по перестройке основ спортивной работы в пионерских лагерях я подробно поведал на страницах вышедшей в 1958 году книги «Чайка» выходит вперед». Она оказалась моим писательским дебютом. Теперь я уже подбираюсь к своей 30-й книжке. Та, которую вы сейчас читаете, имеет порядковый номер 26. На журналистской стезе я тоже, как водится, повидал много веселого и грустного.
