Базовые формы монастыря Шаолинь - Красулин Игорь Авраамович (библиотека книг бесплатно без регистрации .txt) 📗
На подоконник забрались с ногами, выставив напоказ выбритые пилотки, Люська и Марина, приятно слышать их веселое щебетанье, обе взахлеб и наперебой рассказывают друг другу, как клево все было на митинге, будто не стояли рядом, сияют, как два солнышка на небе.
Я пришел в офис, когда Зяма и Данил в очередной раз планировали, как в следующий раз пройдут по проспекту Сахарова до заграждений, а там организуют народ на прорыв цепи полиции или ОМОНа.
Зяма втолковывает Данилу:
– Володя Сахаров – великий футболист, «Торпедо» без него бы загнулось, ты прав, но все-таки проспект назван в честь другого Сахарова, ты его не знаешь, но это тоже был крутой мужик, хоть и не такой крутой, как Володя… Этот другой Сахаров предложил заложить вдоль Атлантического и Тихоокеанского побережий США, то есть с обеих сторон, чтоб никто не вырвался, цепочку ядерных зарядов по сто мегатонн каждый!.. И при самой малейшей агрессии против нас или наших дружбанов попросту нажать кнопку, чтобы всю Америку вдрызг! И не было бы сейчас у нас проблем. А когда стал академиком, знаменитым и неприкосновенным, вдруг разом осознал, что коммунизм – зло, и тут же стал диссидентом! Молодец, всегда понимал, по какую сторону забора упасть…
– Дык еврей же, – сказал Данил с отвращением. – И женат на еврейке, и вообще у него какая-то еврейская физика.
– А в Израиле его именем названы улицы во всех городах, – сказал Зяма с удовольствием. – Конечно, наш!.. Кого еще нам отдашь? Давай Сталина?
– Так он же грузин вроде…
– Да какой-то подозрительный грузин, – сказал Зяма. – Наверняка еврей скрытый…
Данил сказал обидчиво:
– Да пошел ты! Чикатилу не хочешь?
– Чикатилу нет, – ответил Зяма задумчиво, – а вот Джека-потрошителя бы взял… Все-таки романтик, что-то в нем есть… Нет, ты посмотри на бугра! Тебе не кажется, что он похож на Генриха Гейне?
Данил прорычал:
– Ты че? При чем тут Генрих Гейне?
– Тоже крутой мужик, – пояснил Зяма. – Как он сказал, как сказал! «Честность – прекрасная вещь, когда все вокруг честные, один я жулик». После чего наш царь Николай I послал к нему тайного гонца с траншем в двенадцать тысяч талеров, сумасшедшие по тем временам деньги, поблагодарить за то, что тот воспел подавление польского восстания царскими войсками. Или, как изящно выразился наш государь, «за верное освещение роли России в польских событиях». Деньги отвез наш великий интеллигент, гордость русской поэзии Федор Тютчев.
Валентин услышал, повернулся к ним, лицо такое, словно и сам впервые слышит, а Данил охнул:
– Тот, что в школьных учебниках?
– Он самый.
– Врешь?
– Точно-точно, – заверил Зяма, – можешь порыться в истории. Немец Гейне… вообще-то он еврей Хайнрих Гайне, спроси у дядьки гугла, этот иудей всех своих помнит и учет ведет, не захотел показаться русскому прижимистым жидом, и они вдвоем с шиком промотали эти деньги в Париже на баб, шампанское и всякие кутежи.
Данил восхитился:
– Да какой он тогда Хайнрих, он точно Генрих!.. А то и вовсе Иван, немцы – те же евреи, зря копейки не истратят.
К ним прислушался Грекор, сказал с такой обидой, словно Тютчев был его родным и любимым дедом:
– Да что вы Федора Ивановича шпыняете! Он же на халяву пил! Все равно эти деньги уже отдал, так почему не пропить чужое? А вон Некрасов и Тургенев государственные деньги пропивали и проигрывали в парижских казино…
Данил сказал с недоумением:
– Все понятно, только при чем тут наш бугор?
– Дык он тоже получил свои двенадцать тысяч талеров, – пояснил Зяма. – С учетом инфляции это как раз пятьсот тысяч рублей, я считал! Я вообще деньги считать люблю. И тоже крутой мужик, как думаешь?
Данил оглянулся на меня.
– Бугор? Да, крутой…
Валентин повернулся ко мне, оставив монитор с мигающими ссылками на голую Аню Межелайтис, потер усталые глаза.
– Хватит трепаться, – предложил он, – давайте о серьезном…
Я молча нажимал кнопки на панели кофейного автомата, из-за этих балбесов приходится всякий раз подстраивать под себя заново, а Люська с подоконника весело пропищала:
– Давайте! А то мы такие серьезные… Вчера услышала: «Вас обвиняют в том, что вы вчера в пьяном виде явились в театр. Верно ли?» – «Конечно, ваша честь! Разве в трезвом виде мне бы пришло в голову прийти в театр?»
Все заржали, даже Валентин улыбнулся, но тут же сказал мне:
– Ага, в этом месте всегда следуют понимающие улыбки нормальных мужчин, эдаких мачо! Тоже никогда в здравом уме и твердой памяти не пойдут в театр, а сядут с пивком перед телевизором или сходят к жене приятеля, пока тот в командировке.
Зяма врубился первым, сказал с подъемом:
– А разве не так? Злое и несправедливое общество заставляет нас ходить в театр, учиться, работать, одевать чистые носки, мыться… и вообще «быть хорошими», а мы вот такие лихие, что плюем на все на это! И будем делать назло, мы – вольные пираты!
Данил перестал ржать, на лице недоумение, с этими евреями трудно понять, когда хитрят, когда говорят правду, а Валентин сказал с самым серьезным лицом:
– Сперва мы бунтовали против мамы, что заставляет мыть уши и шею, теперь мама нам уже не указ, взрослые, но зато это общество достает, настаивает, чтобы учились всю жизнь, совершенствовались, совершали хорошие поступки… Ну как тут не насрать в ответ? Мы должны иметь на это право! Это наша позиция, это никакое не хулиганство, а протест!
Грекор сказал с сомнением:
– Валентин, ты че-то зааспирантился. Не поймешь, когда ты прикалываешься…
Валентин вздохнул, проговорил уже без пафоса:
– Ладно, давайте о деле. Нам предстоит работать с новыми членами нашей организации, вербовать и объяснять наши идеалы… Потому прошу в первую очередь учитывать их стадность и конформизм…
– Стадность срунов? – спросил Данил.
– Нет-нет, – сказал Валентин торопливо, – это общее свойство молодых парней, срунство ни при чем. Я, признаюсь, почему-то полагал, что с инетом, который дает простор для анонимности, люди наконец-то сбросят маски и будут вести себя… гм… естественно. В смысле, честно.
– А что, – спросил я настороженно, – нет?
Он покачал головой:
– Увы, я был слишком оптимистичен. Вот сегодня щелкнул на ссылке, что ведет на один литературный форум, смотрю, как некто забрасывает постинг: «Открыл такую-то книгу… полный бред, как такое можно писать, корявые фразы, серые герои… и т. д.», и если отзыв написан хорошо и убедительно, то немедленно выстраиваются отклики: «А я ее и до середины не дочитал, бросил», «А я после первой главы захлопнул, не мое», «А я прочел один абзац и сразу понял, что ерунда, а сам автор – халтурщик», «А я вообще не стал покупать», «А я бумажную не стал брать, посмотрел пиратскую электронку, да и ту сразу стер»…
– Тоже встречал, – признался я. – Всякий страшится показаться дебилом. Вот и повторяют за первым.
– Так Интернет же анонимен, – напомнил он, – бери любой ник и пиши под ним! Пиши то, что думаешь. Однако же человечек хочет, чтобы его уважали, потому сразу подстраивается под общество!
Я буркнул:
– Даже сруны? Ну да, тоже…
– Сруны подлаживаются к срунам, – сказал он педантично, – но самое главное, и несруны тоже подлаживаются! Сруном быть выгоднее, вот что важно для нас!.. Если кого-то хвалят, несрун тоже начинает хвалить, а если ругают, тоже ругает вне зависимости от того, что думает на самом деле… Потому, учитывая этот неожиданный конформизм, можно строить нашу политику ломки этой чудовищной системы, прибегая даже к не всегда этичным методам.
– В смысле, никто не решится осудить?
– Да, – ответил он. – Именно не решатся, как не решаются высказать свое искреннее мнение по поводу каких-то книг, фильмов или событий.
Я слушал с напряжением, переспросил:
– Ты хочешь сказать, что правильно расположенные слова в лозунге или призыве способны перевербовать и повести за собой огромные толпы?
Он посмотрел на меня с уважением:
– Вы сразу хватаете все на лету, шеф!