КАРАТЭ-ДО: МОЙ ЖИЗНЕННЫЙ ПУТЬ - Фунакоси Гитин (полные книги .TXT) 📗
«Где мне можно найти мастера Фунакоси, учителя каратэ?»– спросил он. «Одну минуту, господин!»– ответил я и бросился к дому. Я быстро поднялся в свою комнату, переоделся в кимоно и бегом спустился вниз, где меня терпеливо ждал репортёр. «Здравствуйте, я – мастер Фунакоси»,– представился я ему. Никогда не забуду выражение изумления на лице своего собеседника, после того, как он понял, что бедный садовник и учитель каратэ – один и тот же человек!
В другой раз меня нашёл один из слуг барона Мацудайра Ясуо, дом которого был расположен рядом с нашим общежитием. Барон и его жена были важными персонами и родственниками принцессы Титибу.
«Я пришёл,– сказал слуга,– поблагодарить пожилого человека из этого общежития, который каждое утро подметает дорожки перед нашими воротами. Мой хозяин прислал ему небольшой подарок в знак благодарности.» С этими словами он вручил мне коробочку конфет. Эта история имела продолжение и закончилась несколько лет спустя, когда тот же самый слуга вновь пришёл ко мне, чтобы извиниться за то, что он назвал меня «пожилым человеком, подметающим улицу.» Он сказал: "В то время мы и подумать не могли, что вы и есть знаменитый мастер каратэ Фунакоси Гитин.
В самом деле, дорожки возле общежития требовали к себе постоянного внимания: там часто играли дети. По вечерам, убирая за ними мусор, я иногда бранил детей и говорил, что им лучше играть в саду, чем устраивать беспорядок на дорожках.
Однажды один из них, маленький языкастый дьяволёнок, назвал меня «карасуури» («злая тыква»), а все остальные дети стали хором повторять это прозвище. Я не мог понять, чем же я похож на «злую тыкву», пока вечером не посмотрел в зеркало и не понял сходства. Я рассмеялся. Хотя я никогда не употреблял алкоголя, цвет лица у меня был слегка красноватым, а кожа смуглая. Я понял, что в сознании маленького мальчика возникла ассоциация с тыквой, которая становится красноватой от спелости.
Итак, для моих учеников я был мастером каратэ, для домашних слуг барона Мацудайра – пожилым дворником, а для детей, игравших в саду, «злой тыквой». Сегодня всё это кажется весьма забавным.
Менее забавными были дни нищеты, когда я не мог наскрести денег, необходимых для существования. Однажды я понял, что должен что-то заложить, но что именно? Я долго искал, что-нибудь ценное и, наконец, нашёл старый котелок, который я носил ещё на Окинаве, и окинавское кимоно ручной работы. Тщательно упаковав эти вещи, я потащился в отдалённый ломбард, потому что не хотел, чтобы студенты в общежитии узнали об этом. Мне стыдно было даже показать свои вещи приёмщику в ломбарде, настолько они были старые и поношенные. Я был уверен, что они ничего не стоят. Приёмщик почему-то унёс вещи в заднюю комнату, с кем-то там пошептался и, вернувшись через несколько минут, дал мне за них невероятно большую сумму денег. Я сначала очень удивился, но потом узнал, что младший брат этого приёмщика был одним из учеников в моём додзё.
Даже сегодня, мысленно возвращаясь в то далёкое прошлое и вспоминая те трудные дни, я испытываю глубокую благодарность к моим благодетелям и прежде всего к Косуги Хоан и другим художникам из «Клуба Тополей Табата».
Появление интереса
Постепенно моё финансовое положение начало улучшаться. У меня появилось значительно большее количество учеников. Многие из них были «белыми воротничками» и приходили в додзё сразу же после работы, чтобы позаниматься пару часов. С огромным энтузиазмом они стремились познать каратэ и повысить уровень своего мастерства. Во многом благодаря им, это искусство становилось всё более и более известным людям всех профессий и всех уровней общественного положения.
Особенно заметный сдвиг в развитии и распространении каратэ произошёл, когда университеты, а прежде всего, университет Кэйо, проявили свой интерес к занятиям каратэ. Однажды ко мне в додзё пришёл профессор кафедры немецкого языка и литературы Касуя Синъё с двумя своими сотрудниками и несколькими студентами, желающими изучать каратэ. Вскоре после этого визита в университете Кэйо была создана маленькая группа по изучению каратэ, объединяющая преподавателей и студентов. Это была первая подобная группа в университетах Токио. Теперь, в дополнение к занятиям в моём собственном додзё, я регулярно посещал университетский городок Кэйо, где давал консультации своим новым ученикам.
Вскоре такие же консультации я начал давать студентам из университета Такусёку, который находился поблизости от нашего студенческого общежития.
В один из этих напряженных дней Мэйсэйдзюку посетили великолепно одетый господин и юноша в студенческой форме. Они попросили меня показать им несколько приёмов каратэ, после чего юноша с энтузиазмом заявил о своём решении изучать это искусство. Оказалось, что это был Сайге Китиносукэ, член аристократической фамилии, который несколько лет спустя после Второй Мировой войны был избран в палату представителей парламента.
Припоминаю, что молодой господин был в то время студентом частной аристократической школы. Он снял квартиру в меблированных комнатах Тёгёкан, вблизи от моего додзё, потому что решил, как можно больше времени тратить на изучение каратэ. Когда я сообщил хозяину Тёгёкан, какой аристократический жилец у него обитает, тот был очень удивлён и предложил молодому господину переехать в другие меблированные комнаты в Мёгадани, сказав, что он считает их более чистыми и более подходящими для сына аристократа. Из этих меблированных комнат, юноша несколько лет ежедневно ходил в школу, а потом в моё додзё.
После интереса, проявленного к каратэ университетами Кэйо и Такусёку, количество моих учеников начало стремительно расти. Среди них были студенты из университетов Васэда и Хосэй, Японского Медицинского колледжа, Первой Высшей Школы, Токийского университета, Токийского коммерческого университета и Сельскохозяйственного университета. В это время группы изучения каратэ создавались во многих учебных заведениях. Одна из них была создана в Колледже физического воспитания Никайдо. Вскоре я был приглашён давать консультаций по каратэ в военной и морской академиях. Могу добавить, что я испытывал чувство глубокого удовлетворения от посещений родителей мальчиков, учащихся у меня. Они всегда благодарили меня за то, что я научил их сыновей искусству каратэ, и теперь их дети стали сильными и здоровыми.
У меня уже не было времени убирать комнаты или подметать сад, да в этом и не было нужды. Кстати, однажды меня навестил тот самый хозяин ломбарда, который был так щедр ко мне. При встрече он тихо сказал:"Вы давно не заходили ко мне в магазин, и я подумал, что Вы заболели. Я рад снова видеть вас крепким и бодрым."
Моя жена всё это время оставалась на Окинаве, хотя мой старший сын приехал в Токио ещё до меня, а два младших сына – после моего приезда. Я решил не возвращаться на родину, пока не выполню своего высокого предназначения. Несмотря на трудности, я был уверен, что смогу содержать семью в Токио. Однако ничего из этого не вышло. Когда я написал жене письмо, в котором просил её приехать ко мне, она решительно отказалась сделать это.
На Окинаве почитанию памяти предков придаётся особое значение. Моя жена, как истинная буддистка, не могла смириться с мыслью о перенесении праха предков в незнакомое для них место. В своём ответе она написала, что её долг – остаться на родине для соблюдения всех религиозных обрядов. Мне же она советовала сосредоточить все силы на работе. Видя, что её не переубедить, я согласился с ней, хотя это означало для нас разлуку на многие годы.
