В шутку и всерьез - Котов Александр Александрович (читаем книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
И в наши дни встречаются случаи явно ошибочной оценки собственной силы. У кого, например, возникнет сомнение в превосходстве советского гроссмейстера Михаила Таля над американцем Палом Бенко?! Пожалуй, ни у одного шахматиста в мире, кроме… самого Бенко.
На турнире претендентов в 1959 году Бенко проиграл Талю три партии. Перед началом четвертой встречи с лидирующим в турнире Талем Бенко начал вдруг жаловаться коллегам и судьям:
– Я не могу играть с Талем!
– Почему?
– Он гипнотизирует меня.
Подобные заявления не новы в истории шахмат. Точно так же когда-то говорил уже известный нам Тарраш, утверждавший, что Эммануил Ласкер спасает многие безнадежные позиции при помощи гипноза. Шахматисты лишь посмеивались над подобной чепухой…
Бенко демонстративно явился на четвертую партию с Талем в черных очках. Нашел-таки защиту против гипноза! Всегда умеющий отыскать шутливый выход из любого положения, Таль вскоре тоже нацепил черные очки. Пять часов сидели они друг против Друга, оба в черных очках, словно марсиане или электросварщики. В конце концов Бенко просмотрел очень сильный ход Таля и вновь проиграл. Теперь американец объяснил свое поражение тем, что в темных очках он… просто ничего не видел!
Нужно уважительно относиться ко всякому противнику, даже если он не известен тебе.
– Любого встречного я считаю мастером до тех пор, пока он не докажет мне обратного! – шутит москвич Василий Панов.
Что происходит даже с самым скромным шахматистом, когда он забывает это правило, читатель увидит из следующей истории.
Однажды московский мастер Сергей Белавенец играл с кем-то партию блиц в шахматном павильоне Парка культуры и отдыха имени Горького. Сидевший рядом юноша сделал замечание по поводу какого-то хода. Может, Белавенец проигрывал в тот момент, может, замечание было несколько резким, только Сергей не на шутку осерчал и предложил обидчику матч на ладью вперед.
Встреча состоялась, и счет определился быстро. Белавенец не выиграл ни одной партии. Тогда юноша решил наказать слишком уже возомнившего о себе шахматиста и, в свою очередь, предложил ему в качестве форы коня. И второй матч кончился всухую, но уже в пользу Белавенца.
– А вы неплохо играете! – воскликнул юноша.– Какой у вас разряд?
– У меня? Я – мастер, – ответил уже успокоившийся к тому времени Белавенец. – А вы?
– Я тоже мастер, – сказал юноша. – Я из Ленинграда. Моя фамилия Савицкий, может быть, вы обо мне слышали?
Дело кончилось примирением. Два видных шахматиста того времени, по воле обстоятельств не встречавшихся ранее, сыграли еще один матч, но уже на равных.
Особо хочется остановиться на таком распространенном явлении. Бывает, что один сильный шахматист буквально не переносит кого-либо из своих коллег. Я говорю не о личной неприязни, а об особенностях шахматного стиля. Александр Алехин, например, побеждая всех своих современников, совершенно не мог играть против явно уступавшего ему в силе венгерского мастера Лайоша Асталоша. Каждый раз в партиях против Асталоша чемпион мира попадал в критические позиции, и лишь изредка ему удавалось избежать поражения.
Еще один пример из моей собственной практики. Имея сравнительно хороший счет со всеми сильнейшими шахматистами мира, я поразительным образом пасовал перед одним противником – Исааком Болеславским. Минский гроссмейстер за многие годы наших встреч проиграл мне всего одну партию – на турнире в Пярну в 1947 году. Зато выиграл около десяти. Даже в тех соревнованиях, где Исаак выступал неудачно, меня он неизменно побеждал. Так, на турнире претендентов в Цюрихе в 1953 году Болеславский выиграл только четыре партии из двадцати восьми, в том числе две у меня. Интересно, что минчанин, будучи очень миролюбивым шахматистом, часто совсем не играл против меня обязательно на выигрыш. Сколько раз в наших партиях создавались явно ничейные позиции, но я забывал предложить ничью… и дальше все шло по установившейся традиции.
Однако "угнетенный противник" может внезапно начать "мстить" за долгое надругательство над собой. И счет иногда опять становится внушительным, но уже в пользу "раскрепостившегося". Вот почему нужно быть крайне осторожным с теми, кого вы до сих пор легко побеждали.
Эммануил Ласкер сказал накануне встречи с Рихардом Рети в Московском международном турнире 1925 года:
– Я должен идти готовиться, завтра у меня опаснейший противник.
Его собеседник удивился:
– Что вы говорите, доктор? Ведь завтра вы играете с Рети, он не выиграл у вас ни одной партии!
– Тем более он опасен для меня в каждой последующей встрече, – заключил шахматный философ.
Никогда не следует объяснять собственное поражение "объективными" причинами. Основная, чаще всего встречающаяся причина проигрыша – плохая игра. Но некоторые никак не могут устоять перед соблазном приписать поражение чему угодно, только не этому.
В одном из командных первенств в Риге я выиграл партию у молодого мастера. Ход событий был логичен: мастер ошибся в дебюте, мне удалось эту ошибку использовать. Один играл в этой партии лучше другого, что в этом неестественного?
Но мой молодой партнер думал иначе. Остановив часы и расписавшись на бланке, он сообщил мне трагическим голосом:
– Знаете, я сегодня совсем не мог играть. Погулял вчера по взморью, поймал сильный насморк.
И еще один пример. До войны в советских турнирах хорошие результаты показывал один талантливый мастер. Возгордившись, он стал необъективно расценивать и свою позицию и силу противника, а каждое поражение искренне считал случайным. Это не могло не привести в конце концов к резкому снижению класса его игры. Мастеру так и не удалось достичь тех спортивных и творческих высот, рассчитывать на которые давали основание его способности.
Объяснять свои проигрыши причинами, совсем не имеющими отношения к шахматам, этому мастеру помогали и домашние. Его жена, придя как-то в турнирный зал и увидев печальное лицо супруга, заявила во всеуслышание:
– Я тебе говорила: не надевай эту рубашку. Ты всегда в ней проигрываешь!
Стоявшие рядом любители рассмеялись. Однако в глазах мастеров и гроссмейстеров я подметил в тот момент какую-то мимолетную искорку сочувствия. Тогда я решил внимательнее присмотреться к привычкам своих коллег. И пришел к такому выводу: шахматные корифеи мира, конечно, не проигрывают партий оттого, что надели не ту рубашку, но все же в их поведении во время состязания есть много своеобразного и неожиданного. Об этом мы и поговорим в следующей главе.
Черный кот и белые слоны
Осенью 1947 года шахматная команда Советского Союза отправилась в Лондон, чтобы встретиться в матче на десяти досках с лучшими шахматистами Великобритании. Что греха таить, мы уже тогда знали, что англичане не смогут оказать нам достаточного сопротивления, ибо силы команд неравны. И все ж – чего не бывает! Сражение-то происходило в чужой стране, для многих из нас это был первый командный бой вне пределов Родины. Как-то мы будем чувствовать себя в туманном Лондоне?! Волновала и короткая дистанция матча – играть всего по две партии. Случится в одной несчастье – непросто будет отыграться.
В наши дни из Москвы до Лондона лететь часа три, а тогда мы добирались до столицы Англии более двух суток. До Берлина летели самолетом. Несколько часов блуждали в автобусе среди развалин: старик, уроженец Берлина, никак не мог найти главную улицу города – Унтер ден Линден. Вечером осматривали то, что осталось от города после бомбежек, давали сеансы одновременной игры в частях Советской Армии. Весь следующий день поездом пересекали Европу, ночью на пароходе переплывали Ла-Манш. Несколько часов путешествия с побережья в столицу – и мы в Лондоне, городе, в первые минуты поразившем нас своими гигантскими размерами и обилием двухэтажных автобусов.
Гостеприимные хозяева поселили нас в удобной гостинице "Уолдорф" и предложили обычное для того времени питание. На завтрак нам принесли традиционный поридж, а в обед предоставили "выбор": если хотите к супу кусочек хлеба, откажитесь от сладкого. Что было делать – карточная система! Наши дипломаты поглядели на мучения шахматистов, подумали, да и порешили: "Будем питать гроссмейстеров в столовой советского посольства".
