От двух до пяти - Чуковский Корней Иванович (читаем книги онлайн без регистрации .txt) 📗
- Да.
- А мы?
- Мы тоже умрем.
- Это неправда. Скажи, что ты шутишь.
Он плакал так энергично и жалостно, что мать, испугавшись, стала уверять его, что она пошутила.
Он успокоился сразу:
- Конечно, пошутила. Я же знал. Сначала мы будем старенькие, а потом опять станем молоденькими.
Таким образом, он почти насильно вернул себе необходимый ему оптимизм.
А.Шаров в своей интересной статье "Языки окружающего мира" приводит следующий рассказ педагога о трехлетнем Коле:
- Когда мы первый раз выезжали на дачу и воспитательница повела малышовую группу на прогулку, Коля шел позади. Потом вдруг остановился и склонился к траве. Воспитательница подошла и поторопила: "Идем, идем!" Он показал на мертвую синичку и спросил.
- Почему она не летит?
- Птица дохлая, - сказала воспитательница и прикрикнула: - Да иди же ты!
Всю прогулку мальчик был молчалив, задумчив. Утром проснулся раньше всех. Босиком побежал к опушке леса. Синички там не оказалось. Он бегом вернулся и, дождавшись воспитательницы, задыхающимся, немыслимо счастливым голосом воскликнул:
- Тетя Маша! Все-таки она улетела!..
Мальчик так и не принял смерти. Так и утвердил вечность жизни [66].
Вспоминается Егорушка из чеховской "Степи":
"Вообразил он мертвыми мамашу, о.Христофора, графиню Драницкую, Соломона. Но, как он ни старался вообразить себя самого в темной могиле, вдали от дома, брошенным, беспомощным и мертвым, это не удавалось ему: лично для себя он не допускал возможности умереть и чувствовал, что никогда не умрет..." (гл. VI).
Оптимизм нужен ребенку, как воздух. Казалось бы, мысли о смерти должны нанести этому оптимизму сильнейший удар. Но, как мы только что видели, ребенок чудесно забронирован от подобных скорбей. В его душевном арсенале есть достаточно средств для защиты необходимого ему оптимизма. Едва только, на исходе четвертого года, ребенок убеждается в неотвратимости смерти для всего существующего, он торопится тотчас же уверить себя, что сам он вовеки пребудет бессмертен.
В автобусе круглоглазый мальчишка лет четырех с половиною глядит на похоронную процессию и говорит с удовольствием:
- Все умрут, а я останусь.
Великолепно выражена эта детская жажда бессмертия в той же повести Веры Пановой "Сережа":
"- Мы, что ли, все умрем? [- спросил у взрослых шестилетний малыш.]
Они смутились так, будто он спросил что-то неприличное. А он смотрел и ждал ответа.
Коростелев ответил:
- Нет. Мы не умрем. Тетя Тося как себе хочет, а мы не умрем, и, в частности, ты, я тебе гарантирую.
- Никогда не умру? - спросил Сережа.
- Никогда! - твердо и торжественно пообещал Коростелев.
И Сереже сразу стало легко и прекрасна. От счастья он покраснел покраснел пунцово - и стал смеяться. Он вдруг ощутил нестерпимую жажду: ведь ему еще когда хотелось пить, а он забыл. И он выпил много воды, пил и стонал, наслаждаясь. Ни малейшего сомнения не было у него в том, что Коростелев сказал правду: как бы он жил, зная, что умрет? И мог ли не поверить тому, кто сказал: ты не умрешь!"
- Мама, - говорит четырехлетняя Анка, - все люди умрут. Так должен же будет кто-нибудь вазочку (урну) последнего человека на место поставить. Пусть это буду я, ладно?
Замечательны те многообразные и хитроумные способы, при помощи которых ребенок отгоняет от себя мысль о смерти.
Самообслуживание оптимизмом - могучий закон детской жизни.
Таточка Харитон услыхала от няни песню:
И никто не узнает,
Где могилка моя.
И стала петь ее так:
И никто не узнает,
Где могилка твоя.
Няня говорит:
- Ты неверно поешь. Нужно петь: "Где могилка моя".
- Я так и пою: "Где могилка твоя" [67].
Бабушка умерла. Ее сейчас закопают. Но трехлетняя Нина не слишком-то предается печали:
- Ничего! Она из этой ямки переляжет в другую, полежит-полежит и выздоровеет!
Мертвые для маленьких бессмертны.
Л.М.Николаенко повела трехлетнюю Марину на кладбище и посадила на могиле ее бабушки клен. Вернувшись, девочка сказала с удовольствием:
- Наконец-то я увидела бабушку Лиду!
- Что ты, Мароша! Ты видела только ее могилку.
- Нет, я видела, как она сама выглядывала в ту ямку, в которую вы сажали деревце.
Девочка пяти лет пришла с мамой на кладбище и вдруг увидела пьяного, который шел, шатаясь, за кустами.
- А этот дядя уже выкопался из могилки?
У Вересаева записан такой разговор:
"- Знаешь, мама, я думаю, люди всегда одни и те же: живут, живут, потом умрут. Их закопают в землю. А потом они опять родятся.
- Какие ты, Глебочка, говоришь глупости. Подумай, как это может быть? Закопают человека большого, а родится маленький.
- Ну что ж! Все равно как горох! Вот такой большой. Даже выше меня. А потом посадят в землю - начинает расти и опять станет большой".
Прошло много лет, и мне сообщили о такой же гипотезе, снова выдвинутой трехлетним ребенком.
- Хоронят старых людей, - это их в землю сеют, а из них маленькие вырастают, как цветы.
Младшим дошкольникам смерть представляется сплошным удовольствием. Волик спрашивал о каком-то покойнике:
- А на чем он ехал хорониться?
- Ты ведь видел, как хоронят.
- Это когда в ящике катают на лошадке? Да?
Жалеть умирающих - не детское дело.
- Я умру, - говорит мать. - Меня сожгут.
- А как же твои туфли? - ужасается дочь (двух с половиною лет).
Фелик вбегает в комнату:
- Мама, я хочу быть курсантом: их хоронят с музыкой, - и шапка на гробу!
Похороны без музыки вообще никуда не годятся.
- Почему умер не играет? Я хочу, чтобы умер играл!
Зато, когда "умер играет", можно встать у окна и хвастать:
- Скоро и моего папу так повезут!
- Наташа, кого хоронят?
- Не поймешь: их много, и все шевелятся.
Скончался дядя Шура. Сегодня хоронят.
- А пойдет за ним музыка?
- Нет, он не военный.
- А ты военный?
- Нет.
- А дядя Гога военный?
- Нет. А что?
- Музыку охота послушать.
- Из нашего дома вынесли лодку, а потом еще лодку, в ней умертый дядя, положили его на грузовик, закрыли другой лодкой и увезли.
- Моя бабушка никогда не умрет. Дедушка умер - и хватит.
В соседнем дворе умерла старуха.
- Нет, старик! Я сам видел, что старик! Впереди несут гроб, а старика ведут под руки, а он плачет, не хочет хорониться.
Хоронят женщину. Над нею плачет осиротелая дочь. Сироту уговаривают, чтобы она перестала, но она продолжает рыдать.
- Какая непослушная! - возмущается Юрик и, желая, чтобы его похвалили, спешит заявить своей матери:
- Вот когда ты умрешь, я ни за что плакать не буду.
- Мама! Поехал покойник, а за ним идет большая очередь.
Мать моей правнучки Машеньки пишет:
"Вот примерная эволюция ее представлений о смерти. Сперва девочка, потом - тетя, потом - бабушка, а потом - снова девочка (в два с половиною года). Тут пришлось объяснить, что очень старенькие бабушки и дедушки умирают, их закапывают в землю.
После чего она спросила у бабеньки:
- А почему вас еще в земельку не закопали?
Одновременно с этим возникла боязнь смерти (в три с половиною года):
- Я не умру! Не хочу лежать в гробике!
- Мама, ты не будешь умирать, мне без тебя скучно будет! (И слезы.)
Однако к четырем годам примирилась и с этим".
Когда дети становятся старше, эгоистическая забота о личном бессмертии и о бессмертии ближайших родных начинает сменяться у них бескорыстной мечтой о бессмертии всего человечества. Украинский ученый Н.Н.Гришко сообщил мне о таком разговоре:
- Мама, я тоже умру? - спросила девятилетняя Галка.
- Непременно.
- А скоро?