Китайский секрет - Данько Елена Яковлевна (читать бесплатно книги без сокращений .txt) 📗
Для азотной кислоты завод делает большие узкогорлые кувшины. Они называются «турилло».
Для приготовления борной и лимонной кислот, для аспирина, пирамидона и других лекарств здесь делаются фарфоровые котлы с крышками. В таких же котлах при помощи кислот приготовляют разные краски — для тканей, для окрашивания домов, автомобилей, трамваев и др.
А сколько кислотоупорной посуды требуется химикам в наших лабораториях, где каждый день делают анализы при помощи кислот! Завод вырабатывает разные чаши, чашки с утиными носами, лодочки, мензурки, воронки, трубки для стока кислот, которые употребляются в лабораториях.
Ломоносов писал когда-то:
В наше время химия проникла в земное недро. Советские лаборатории исследуют, анализируют, пробуют новое сырье, металлы, минералы, которые приносят им разведчики со всех концов Союза. Каждый день открывает новые богатства в недрах нашей страны. Лаборатории работают на фарфоровой посуде Ломоносовского завода.
Завод делает и большие тигли и маленькие тигельки величиной с наперсток. В них можно выпаривать любую жидкость на большом огне. Это свойство фарфора — его огнеупорность — знал еще Бётгер. Он искал огнеупорную массу для своих тиглей и нашел красную фарфоровую глину.
У нас на производствах уже ставят фарфоровые котлы, а скоро и в домах заведутся блестящие коричневые кастрюли из керамических масс, чистые, нержавеющие, не требующие полуды.
Фарфор заменяет металл. На Ломоносовском заводе мы увидим электрические утюги и чайники, дверные скобы и вешалки из керамических масс, фарфоровые радиаторы для парового отопления, фарфоровые трубы, трубки, трубочки. Одни трубки длиной почти в 2 метра, другие — маленькие, тоненькие, диаметром в 0,35 миллиметра.
Длинные трубки — для пирометров, измерителей температуры в печах. В такую трубку заключают термопару — пару проволочек из разных металлов, между которыми возникает электрический ток. Фарфоровая трубка, заключающая термопару, вставляется, вмазывается в печь. Чем толще стенка печи, чем дальше от ее края надо измерить температуру горна, тем глубже вставляется термопара, тем длиннее должна быть фарфоровая трубка. Она защищает термопару от огня.
Сквозь маленькие, тоненькие трубки вытягивают тончайшие проволочки-волоски для электрических ламп.
Эти трубки по тонкости не уступают цветочным тычинкам мастера Иванова. Они даже перещеголяли эти тычинки, потому что в каждой из них — два сквозных отверстия для проволочек. Отверстия еле видны глазом, их диаметр — 0,1 миллиметра.
Есть у фарфора еще одно ценное свойство — чистота. Вспомните феодалов, которые предпочитали есть на фарфоровых блюдах, чтобы не положить в рот какой-нибудь гадости вместе с пищей, поданной на темной металлической посуде.
Это свойство не забыто и сейчас. Мы тоже хотим есть на чистой фарфоровой посуде, в наших лабораториях чистота — первое условие работы. Нам хочется и самих себя держать в чистоте.
А вот зубы портятся. Гнилой зуб загрязняет весь рот. Его нужно вырвать. А без зубов трудно жевать.
Фарфор и тут приходит на помощь. Фарфоровые зубы чище и крепче, чем металлические, а по виду они ничем не отличаются от настоящих зубов.
Можно делать зубы всех оттенков — желтоватые, синеватые и молочно-белые. Они похожи на ракушки «яо», которые Марко Поло привез из Китая. Для них делают особую массу, их обжигают в особых электрических печках.
Прежде фарфоровые зубы привозились из-за границы. Состав зубной массы на Западе держали в тайне. Но советские керамисты открыли этот секрет.
Так хорошо работал зубной цех Ломоносовского завода, что из него сделали особую зубную фабрику, которая теперь работает самостоятельно. Эта фабрика — родное детище Ломоносовского завода.
Вот как работает Ломоносовский завод, бывшая «фарфоровская богадельня». Он участвует во всей жизни страны. Ни одна отрасль промышленности не обходится без фарфора.
На дворе завода, там, где в годы гражданской войны над кучами обледенелых дров торчал забытый чугунный бюст Елизаветы, — теперь стоит новый трехэтажный корпус. Его высокие стены прорезаны огромными четырехугольниками окон. Старые корпуса завода как будто принизились и покривились от соседства в с новым, стройным зданием.
В новом здании — светло, просторно, тепло. Здесь приготовляют особенно тонкую массу для тоненьких фарфоровых трубочек.
В художественной лаборатории работают художники. Скульпторы лепят новые модели фигурок, живописцы делают новые рисунки для росписи ваз и сервизов. Они придумывают новые формы посуды, удобной, чистой и дешевой — для общественных столовых. Они изобретают новые способы украшения фарфора красками, золотом и лепкой.
Когда изобретение проверено в лаборатории, его передают на производство. Но и в цехах работники лабораторий не спуская глаз следят за выработкой изделий.
Все должно быть проверено, сосчитано, проконтролировано в новом, социалистическом производстве.
Старой, расхлябанной работе «на-глазок», да «на-авось», да «спустя рукава» пришел конец.
Китайский секрет перестал быть секретом.
Кусочки драгоценного «яо» работают нам на пользу. В каждом выключателе, который вы рассеянно поворачиваете, зажигая свет в своей комнате, есть фарфоровая пластинка. Наливая чай в звонкую чашку и глядя на борозды, которые проводит трактор по колхозному полю, и прислушиваясь к гудению телеграфных столбов, обвешанных изоляторами, как стебель колокольчика цветами, вспоминайте о том долгом пути, который прошел фарфор, прежде чем стать нашим помощником в строительстве нашей страны.
Об этой книге
Многие читатели спрашивают: что в этой книге правда, а что выдумано автором?
Жили ли на самом деле Бётгер и д’Антреколль? Существовал ли город Кин-те-чен и почему его нет на географической карте?
Если Виноградов жил на самом деле, то почему фарфоровый завод зовется Ломоносовским, а не Виноградовским?
Откуда автор узнал все, о чем говорится в книге?
Один мальчик написал мне: «Если книга будет опять печататься, пусть автор расскажет в предисловии, как он ее писал и что было для этого ему нужно».
Все, о чем рассказано в этой книге, было на самом деле. О жизни китайцев в XVIII веке я узнала из трудов английских и французских ученых. Я читала письма д’Антреколля к отцу Орри, в которых он описал Кин-те-чен и фарфоровые фабрики. Но хитрый монах не рассказал своему начальнику, как ему удалось выведать подробности о выделке фарфора, проникнуть к печам и подсмотреть обжиг. Мне пришлось рассказывать за него.
Кин-те-чен существовал почти девятьсот лет. Он находился в восточном Китае, в провинции Цзяньси, на берегу реки Чанг, впадающей в озеро По-ян-ху с северо-востока. Лет семьдесят назад в том краю вспыхнуло восстание. Войска, усмирявшие мятеж, превратили город Кин-те-чен в груду развалин. Потому-то этого города нет на карте.
Главные события в жизни Бётгера рассказаны мной так, как они были на самом деле. Биографию Бёгтера я прочла в книгах немецких историков фарфора. Но о смерти Бётгера историки говорят по-разному. Одни думают, что он умер в тюрьме, приговорённый к виселице, другие уверяют, что он скончался дома, на своей постели, осыпанный благодеяниями доброго и терпеливого короля Августа. Я больше верю первым историкам.
В главе о Виноградове — почти всё правда. Конечно, я не ручаюсь, что Митя Виноградов дрался в Марбурге со студентом по имени Отто. Может быть, он колотил Карла или Фрица. Но письма Вольфа, Гунгера, Виноградова, приказы Черкасова, сведения о выделке порцелина и жизни рабочих — подлинные документы. Они хранятся в архивах. Автор изучил эти документы.
