Зайнаб (СИ) - Гасанов Гаджимурад Рамазанович (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗
Развалившись на бок, волчица давала сосать свою грудь грудным сосункам, обнимая передними лапами, облизывая их, она до такой степени расслабилась, что утробно призывно урча, прикрыла веки глаз и прислушалась. Со стороны речки донеслись шорохи, возня двуногого зверя. Перед ее глазами стал двуногий беспомощный зверь, весь в глубоких ранах, ссадинах, готовый вот-вот сдохнуть. Она вспомнила своего взрослого годовалого сына, которого зимой потеряла на охоте, а потом нашла далеко от своего логова с перебитым хребтом. А рядом на снегу остались многочисленные следы медведя-шатуна, ей так стало жалко сына, что она его не покидала несколько дней, неся ему задавленного поросенка, то зайчонка. Волчонок ни к чему не притрагивался, потому что у него еще ударом лапы медведь разбил и челюсть. Так он и умер. Тогда неутешная мать долго плакала, выла по сыну. Вдруг она двуногого зверя, в ранах и ссадинах, представила своим старшим сыном, беспомощного, безутешно рыдающего. Мать-волчица на секунду зажмурила глаза, вдруг представила, как ее старший волчонок вместе с месячными сосунками сосет ее грудь. Она почувствовала его прохладные бархатистые губы у себя на груди, вздрогнула. Со стороны речки двуногий зверь заскулил так, что мать-волчица вскочила и побежала к тому месту, где несколько минут оставила двуногого зверя.
Подбежала к нему, шершавым языком лизнула по его лицу, тот вздрогнул и застонал. Двуногий зверь был большой и тяжелый, волчица не знала, что с ним делать. А он замерзал и умирал. Ей ничего не осталось делать, как крепкими зубами схватила за шиворот бешмета и, прилагая немерные усилия, потащила в свое логово.
Двуногий зверь оказался в объятиях волчат. Он временами приходил в себя, стонал от боли, оглядывался в темной пещере ничего не видя, ничего не понимая, где он находится. Единственное он понял, что находится в одной пещере с волчьей семье, что волчица выхаживает ее. Лежа на боку, она прикладывала свою грудь к его губам, чувствовала, как тот жадно и упоительно ее сосет. Через некоторое время двуногий зверь опять засыпал, плача, скуля, визжа во сне. Так прошли несколько дней. Волчица покидала логово только, чтобы пойти на охоту, досыта наесться, чтобы накормить ее разросшуюся семью.
Иногда его воспаленный мозг долго не мог ориентироваться, определить, где он находится. Только со временем он стал ощущать, что его раны начали затягиваться потому, что волчица долго облизывает их своим шершавым языком, и боль медленно куда-то уходит. Когда его знобило, волчица плотно прижималась к его телу, обнимала передними лапами и нежно облизывала его лицо, больные, гноящиеся места на теле. Он окреп настолько, что самостоятельно мог переворачиваться с бока на бок, вставать, даже на четвереньках двигаться по логову, когда отсутствовала волчица. Наступил такой день, когда волчица почувствовала, что двуногий зверь вернулся к жизни, и смерть от него отступила.
Волк по природе своей — очень осторожное животное, которое никому в жизни не доверяет не то, что своих сосунков, но и свое логово. Прошло не много времени, а волчица не только доверила сосунков двуногому зверю, но и он стал у нее самым любимым волчонком. Казалось, он не человек из враждебного ей племени, а ее дите, кусок мяса, только что оторвавшийся от ее тела.
Настало такое время, когда раны на теле Дервиш-Али затянулись новой кожей, болячки отошли. В логове волчицы он стал своим. К ласкам, нежностям, которые одаривала, проявляла волчица к своему старшему волчонку, он так привык, что воспринимал их, как любые чувства, которые проявляет мать к своему дитяти, как дележ куском своей добычи, местом в логове.
Когда Дервиш-Али стал приходить в себя, соображать, в чьей семье он живет, как волчий детеныш, чью грудь он сосет, он не испугался. Наоборот, в его сознании просыпались такие картины из прошлой жизни его племени, будто бы они из племени волков-оборотней, что он живет в своей семье, что так оно и должно быть, что эта жизнь давно, до его рождения, даже до рождения его отца, деда, прадеда была определена судьбой. В первые дни, когда очнулся, он боялся, что вот-вот с охоты вернется хозяин логова, нападет на него, растерзает в клочья. Даже, если около логова шелохнется куст, зашуршит трава, он вздрагивал и вскакивал. Но волк почему-то не приходил. Наблюдая за поведением, реакцией волчицы на внешние шорохи, да и внутрисемейными отношениями, он все больше и больше убеждался, что волчица живет с детенышами без своего спутника. Он или покинул эту семью, или погиб на охоте, в стычке с другой волчьей стаей. Иначе так не может быть, чтобы хозяин семьи неделями не возвращался в свое логово. Он до такой степени обосновался в логове волчицы, стал своим, что он, когда волчья семья по вечерам открывали семейный хор, он тоже становился на четвереньки, задирал морду к луне и выл. Выл гортанным голосом, долго, самозабвенно, и до такой степени входил в экстаз, что через некоторое время начал чувствовать себя волком, даже хозяином стаи.
Мать-волчица теперь каждый день уходила на охоту за добычей, иногда и вечером, и на зоре, а он защищал логово от чужаков. Он, выздоравливаясь, вместе с другими волчонками на четвереньках бегал по логову, на передней, открытой части логова, играл, дрался с ними, визжал, кусал, нападал. А когда мать-волчица приходила в логово с косулей, кабанчиком, вместе с волчатами, воя, визжа, дерясь, кидался на добычу, зубами хватался за самые жирные, нежные места туши, рвал мясо руками, чего не могли волчата, уплетаясь нежными кусками, смоченными густой жирной кровью, утробно рычал, не подпуская волчат к своим долькам. Он так много ел мяса, что иногда волчица у него отбирала жирные куски, которые он прятал от волчат на потом и преподносила своим малышам. Он обижался, плакал, визжал, закатывал истерику, бил себя по голове и очень много спал. На нем раны срастили, как на волке, он креп изо дня в день и, когда мать-волчица уходила на охоту, часто стал выходить за пределы логова, высматривая вероятные тропы для неожиданного отхода. Он понимал, знал, что в волчьей стае он не может долго остаться, не от того, что он наполовину человек, а от того, что здесь ему долго оставаться было не безопасно. У него должна быть своя семья, свое логово, своя добыча, с которой он будет делиться с его будущей спутницей жизни и малышами, которые она народит ему целую кучу.
А волчица, не предполагая, что в один из дней чужеродный двуногий зверь может помышлять навредить ее детенышам, уходила на охоту. Она жила по волчьим законам, по которым и тысячу, и десять тысяч лет тому назад жили ее предки, кормя и защищая от врагов своих отпрысков. Ей хватало ума понимать, что чем больше и крепче стая, тем больше у них есть шансов выживать в борьбе за жизнь, защищать границы своей территории, расширять их. А ее не до конца развитые волчьи мозги не могли не уловить, что удачная охота, только что задавленная тушка копытного животного — это много жирного молока в ее груди, парное мясо, которым она досыта накормит своих волчат, наконец-то, это продление их жизни. Чем больше они становились, тем больше они становились требовательными к матери и ненасытными…
Теперь Дервиш-Али при отсутствии в логове матери-волчицы все свое время проводил в лесу — искал все входы, выходы, в случае непредвиденных обстоятельств подыскивал вероятные и безопасные места для отступления, не доступные пещеры, в случае нападения на него волчьей стаи.
Теперь он по минутам мог определить, когда волчица уходила на охоту, примерно чувствовал, когда она приходила, изучил все ее тропы, вероятные места гона диких животных на охоте. Изучил, откуда и куда от волчьего логова тянутся дороги к местам жительства людей, зимние и летние расположения бах с копытными животными.
Вот волчица перед очередной вылазкой на охоту, будто чувствуя их расставание, последней подошла к старшему волчонку. Тот, пряча глаза, сразу же опустился перед ней на четвереньки, нюхая и облизывая ее губы, завизжал, завертелся вокруг матери-волчицы, пытаясь не взглянуть ей в глаза и за ней, весело скуля, выбежал на террасу и там остановился, злобно глядя ей в след. Дервиш-Али знал, что сегодня волчица направляется на охоту далеко в горы, под Джуф-даг, и раньше вечера следующего дня с охоты не вернется. Она, когда охотится недалеко от логова, никогда с волчатами так долго и нежно не прощается. Это был его шанс, какого, быть может, он долго не увидит. Вот и наступило время покидать это логово, так ставшее ему родным за время проживания.
