Зайнаб (СИ) - Гасанов Гаджимурад Рамазанович (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗
Ашаханум грязно выругалась, размахнулась, стремясь влепить в лицо этой потаскушки пощечину. Но встретившись со взглядом утробно ревущей рыси, остановилась. Теперь пошла борьба глаз, они, рыча и ревя, как волчицы делали круги, не мигая глядя врагу в глаза, все сужали круг.
«Как прекрасна эта мигера, как обоятельна, как будто только что сошла с картины Рафаэля, — усмиряя свою злобу, рассуждала Зайнаб, — подумаешь, она шахиня… Только вот никак не понимаю, с какой целью эта какаду с длинным клювом шастает по моей спальне? Фу, черт! — вдруг лицо ее стало матовым, губы зло сомкнула, глаза сузила. — Да эта же змея приползла смеяться над падшей женщиной?! Сначала она сняла с меня все платья вместе с нижним бельем, а потом меня толкнула в лапы вонючих блудливых собак!..»
«Так тебе надо! — отвечали ей хитро прищуренные глаза Ашаханум, — кто тебя просил совать свой грязный хвост во все любопытные места? — Теперь умирай! Я тебя превратила в блудливую суку, на которую не обратит свои взоры даже самая дряхлая собака», — шептали ее губы.
У Зайнаб больно подпрыгнуло сердце, наполненное горькими слезами высоко, аж в самое ее горло. Оно раскрылось, оттуда брызнули слезы так, что ими заполнились глаза. Они, разрываясь от слез, шарили по стене, где висит старинное холодное оружие. Вдруг за какое-то мгновение холодная острая сталь оказалась в руках Зайнаб. Развернулась, чувствуя, место расположения этой женщины, за какие-то минуты ставшей ей врагом, из глаз брызнули искры, вокруг нее завертелись окна, двери, большая широкая тахта и все затянуло туманом. Перед атакой пружинисто прилегла, готовясь к прыжку, взвизгнула, подпрыгнула, размахнулась с плеча, опустила острое холодное жало клинка на ее шею…
Теряя сознание, она развернула кинжал острием к себе, прицелила в сердце, упала на него, но мимо… Теряя сознание, она почувствовала, как отец вошел в комнату, у нее сердце бешено заколотило, она упала наспину, задергалась руками и ногами, в гортань запал язык, нечем стало дышать, на губах появилась пена, закатили глаза…
Отец Зайнаб Мурад, как только обнаружилась пропажа дочери заниматься ее поисками в акватории родного и соседних сел не стал, а прямо, по следам дочери, направился в Дербент. Он еще с улицы дома услышал какие-то женские крики, ругань. Он сначала этому особого значения не придал, зная склочный характер Ашаханум, он подумал, скорее всего, отчитывает нерадивых учениц. Не вошел в дом, прошелся по улице. Но, почему-то, вдруг на сердце стало неспокойно, в голове зашумело. Развернулся назад и устремился к дому Ашаханум. Он чуть ли не ворвался в дом.
То, что он увидел на полу, ошеломило и испугало его так, что он страшно крикнул. Схватился за сердце, пошатнулся и упал. Сознание не покинуло его. Он подумал, наверное, ему показалось. Того, чего вдруг ему почудилось, не может с его дочерью случиться! Он усилиями рук и ног чуть повернулся в сторону увиденной сцены. Когда он увидел перерезанное горло Ашаханум, не чуть ли наполовину, понял, случилось самое худшее. Из-под нее растекалась целая ужа крови. Рядом с телом Айшат в неестественной позе, в нижнем белье лежала дочка. Она не дышала, но крови на ней он не заметил. В правой руке был зажат кинжал с кровью на клинке. Понял, между женщинами случилась перебранка, перешедшая в кровавую драму.
Рядом была не убрана постель, грязная помятая, с нижним бельем мужчины. Вся простыня в постели была покрыта какими-то желтыми пятнами, каплями крови. Мурад все понял, он схватился за бороду, застонал, крупные слезы брызнули из глаз. Теряя сознание, он оперся на руки, держась за стенки дома, попытался отодвинуться от этих двух сучек, опозоривших его седую бороду, шаркая ногами, сделал два-три шага и упал, как подрезанный. Вруг захрапел, с трудом сделал два неполных вдоха и выдоха, глаза закатились, голова упала набок. Он перестал дышать…
Зимняя снежная ночь. Мороз такой, что в состоянии треснуть козлиный рог. Со двора полуразрушенного дома аксакала Мурада, куда за последние двадцать лет не ступала человеческая нога, вдруг раздался вой. Нет, не собачий, а волчий. Волчица, потому что завыла альтом, пара раз длинно, гортанно завыла, сорвалась с воя, вой перешел на жалобный скулеж. Вдруг волчица опять завыла, более уверенно и растянуто. Вой раздавался то с опустошенного дома аксакала, то со двора, то с помещений, где в былые годы держали скот. Вдруг с воем залетевшей метелью этот вой вырывался за пределы дома, двора, пугая людей, домашний скот, собак по проселочным дорогам, носился вдаль, за околицу села, вызывая неподдельный интерес к себе волков, мерзнущих в лесах, горах, долинах, рыщущих в поисках пищи.
На следующую ночь, поближе к полуночи, одиночный вой волчицы, скорее всего похожий на плачи женщины, опять раздался с того же места. Через какое-то определенное время характер и тембр воя изменился: казалось, это навзрыд плачет, подвывает женщина. То, казалось, плачет, то вдруг плач переходит на хохот гиены, то скулит, как младенец, то скорбно жалуется.
Сельчан это непонятное явление испугало так, что даже взрослые по ночам перестали выходить из дома. Без особой нужды днем тоже особо не выходили за пределы своих дворов. А мужчины зарядили ружья, во двор, на переулок, за пределы села даже днем не выходили по- одному.
В селении мало кто верил, что в селении вдруг ни с того объявился волк. Все были уверены, что это дух аксакала Мурада, не найдя покоя на том свете, разгуливает по его осиротевшему дому. Ведь духи способны перевоплощаться в кого угодно. Его дух, без сомнения, перевоплотился в волка. Или, может быть, вернулся дух Зайнаб, сбежавшей из-под венца и потерявшей из виду людей с тех пор.
В один из вечеров аксакал, вышедший во двор, потревоженный воем волчицы, увидел во дворе покойного Мурада волчицу в облике старой оборванной женщины, стоящей на ногах, воющей на луну, стоящей на макушке ближайшего холма. Через некоторое время она или оно, опустилась на четвереньки, захватом лап отбросила подол непонятного одеяния на спину, приоткрыв совершенно голый зад, без шерстки, почесала когтистой лапой, заскулила, подпрыгнула на пружинистых лапах. Заметив слежку за собой, полуобернулась к тому месту, где прятался аксакал, зашумела, со скрипом хохотнула и забежала в дом.
Когда наступила полночь, со двора аксакала Мурада опять раздался волчий вой. Набирая голос, вой волчицы становился выше и выше, вдруг где-то на мгновение застрял и завис, только стали слышны одни скрипы и порывы ветра, вдруг и метель упал, стало совсем тихо. Все замолкло, на секунду слышно было, как дышит природа за окном. Вдруг волчица опять завыла, завыла так, что в селении подумали: завтра же надо всем скопищем аксакалов, мудрых женщин и детишек с молитвами и жертвоприношениями пойти на священные «Курма- пир».
Вой волчицы растекался по пустым снежным переулкам. Ветер, усиливаясь, набирая силу, подхватил вопли волчицы. Он, крутя, вертя, мчался по сельским переулкам, скручивая сгустки колючек, обрастая снежным комом. Он, сбитые в угол, на мгновение как-то сиротливо застыл, но вдруг, откуда не возьмись на село с гор пошли такие страшные порывы ветра, что ком, обрастаемый снегом, собрался в огромный снежный шар. Под дуновением ветра, катился по переулочкам, выкатился, выпрыгнул за околицу села и там застыл в снежной стуже…
Обезумевшая старушка еще раз прошлась чумазой лапой по портрету девушки. С сундука со скрипом скатилась на пол, испуганно подпрыгнула мячиком, завыла. Вдруг вспомнила, что ей, когда исполнилось три года, отец сказал: «Доченька, как ты умна, как ты красива! Когда ты станешь большой, за тебя я буду молиться!»
Она заплакала, заплакала человеческим голосом, так что все в селении, разбуженные воем волчицы застыли от ужаса. Опираясь на трость, поддевая под себя ушибленную и другую дугообразную ногу, тяжело и косолапо передвинулась в сторону дома. Вышла во двор, почему-то приоткрыла скрипучие ворота, с украдкой оглянулась по сторонам, повернулась мордочкой в сторону луны, замерла. Вдруг затянула такую песню, что горы приклонили головы, речка застыла, луна закатила свой лик за холм…
