Зайнаб (СИ) - Гасанов Гаджимурад Рамазанович (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗
— Да, сын мой, — бабушка Ханум печально вцепилась в лицо Муссы. Многие не знают, что за страшная история связана с «Гелин-батаном». А я, каждый раз, когда проезжаю мимо этого места, читаю молитву несчастной утопленнице.
Пока они сидели под березовым деревом, приходили в себя после душераздирающего рассказа бабушки Пери, и солнце село. Пастухи пригнали коров с пастбища. Бабушка Ханум с Зарият пошли на вечерний надой. Пока они надоили коров, накормили телят и сумерки наступили.
Бабушка Ханум не первый год работала чабаном, дояркой в колхозе. Пора было привыкать к тяжелому труду животновода. Тем не менее, бубушка Ханум, как только умылась, слегка перекусила и села овчину, застланную у очага, стала клевать носом. Хотя она внешне выглядела крепкой, сотканной из костей и одних мускулов, долгие годы жизни хорошо поработали над ней, она сильно уставала и концу дня полностью выбивалась из сил.
Мусса вышел прогуляться по окрестностям их стоянки. Летом в горах ночь наступает неожиданно и быстро. Думая о жене, перед его глазами опять стала Зарият. Она стала замкнутой и скрытной. Ставя перед Муссой нехитрую еду, она то и дело зевала, напоминая Муссе, что она устала и ей хочется спать. В то время, когда она не один раз через окно бросала скрытые взгляды в сторону палатки-теплушки, откуда минуту назад вышел Али и направился в сторону речушки, звонко пробегающей мимо домика животноводов. Что бы там не было Мусса сегодня ночью разгадает секрет, который от него скрывает Зарият. По тем уловкам, которые проделывает Зарият, сегодня ночью она встретится с Али. Как, когда, где? Это он постарается выяснить, ради этого, даже если ему придется остаться без сна.
Он лег спать в палатке на раскладушке вместе с другими молодыми животноводами. Он сколько бы не переворачивался с боку на бок, скрипя раскладушкой, не мог уснуть. Вдруг где-то рядом как-то странно и пугающе закричал филин; у летней базы, где отдыхали бычки, залаяла собака; где-то рядом затявкала лиса; не спал и лес рядом, оттуда то и дело доходили какие-то шорохи, шуршания, писки дерущихся между собой полевых мышей.
Вдруг с вершины хребта Джуф-даг подул холодный ветер. Через окошки он залетел в палатку. Мусса укутался в бурку, под которой он лежал. Он лежал рядом с открытым окошком палатки, так что через него он мог наблюдать за темным небом, на котором высоко-высоко мерцали звезды. Вдруг из-за хребта на востоке выглянула полная луна и, начиная с западной стороны, кругом стало светлым-светло. Отчетливо виднелись горизонты березовой рощи, заблестели юго-западные склоны высоких холмов, разноцветными огнями заиграла речушка и ее журчание с тало намного звонче.
Разогреваясь под юртой, веки глаз у Муссы стали тяжелеть, он засыпал. Вдруг его разбудил тревожный шепот мужчины и женщины, который раздавался рядом с их палаткой. Мусса приподнялся на один бок и прислушался. За палаткой стало тихо. Он подумал, что ему показалось. Еще плотнее закутался в бурку, повернулся на другой бок и закрыл глаза.
Теперь в его глаза били прямые лучи луны, от этого он жмурился, но ему казалось, что сквозь веки к хрусталику его глаза просачивался свет. Вдруг из-за дальнего угла палатки донесся тревожный шепот, переходящий в визжание. Мусса узнал голос Зарият. Другой голос был мужской, низкий, басистый. Он догадывался, чей это голос.
«Что же в такое позднее время на улице с мужчиной делает Зарият. Ей что, не стыдно? Она не понимает, что незамужней девушке в ночное время с мужчиной встречаться не прилично? Вот, оказывается, чего тревожилась бабушка Ханум, почему украдкой плакала и тяжело вздыхала?» — подумал Мусса. Мусса встал, оделся и тихо вышел на улицу.
— Али, миленкий, умоляю тебя, не оставляй меня одну здесь! Оставайся, не уходи, куда ты спешишь, на ночь глядя?! — умоляла Зарият. — Успокойся, если, что уйдешь завтра утром!
— Нет, больше ни минуты не останусь здесь! — жестко ответил Али. — Хватит, наработался. Пусть, с сегодняшнего дня сам председатель подбирает лепешки за скотиной! А я уже сыт по горло! — и тяжело ступая, направился в сторону селения.
— Постой на минутку! — побежала за ним Зарият. — Пожалей меня, Али! Как ты изменился! Каким же ты низким шакалом стал! — Зарият вдруг перешла на угрозы.
Али остановился, развернулся и с размаху влепил Зарият по щеке пощечину. Зарият завизжала, не удержалась на ногах, растянулась и упала лицом вниз. Али, ругаясь, быстро направился в сторону селения. Она истерично заплакала, от бессилия лбом била о землю. Вдруг встала, оглянулась и побежала за Али. Настигла его, плача, повисла у него на шее, крепко ухватившись за борта его фуфайки. Али старался отдирать ее от себя, но она еще сильнее ухватывалась. Зарият, держась за него, упала. Али даже не обернулся, начал ее таскать за собой. Лицо его стало каменным, видно было, как он зло повелся желваками. Гнев его усиливался, он ругал ее, бил по рукам, стараясь от нее оторваться. Вдруг он резко рванулся в сторону, выскочил из ее рук, обернулся и один за другим по щекам ей хлестко влепил три пощечины. Зарият, громко плача, упала в высокую траву. Лежа лицом вниз, она заплакала навзрыд, плечи ее вздрагивали, в конвульсиях стало вздрагивать все ее тело. Али опустился перед ней на колени и повернул ее лицом к себе. Ее глаза были широко раскрыты, с них ручьями стекали слезы, на них играли лучи луны, отражаясь разными цветами. Мусса столько горя, тоски и страха прочел в этих глазах.
На минутку Зарият успокоилась, жалобно посмотрела на Али, подумала, что он остыл и простил ей, встала, отряхнулась и приблизилась к Али.
— Али, мой любимый, мой родной, свет очей моих! — ласкалась Зарият. — Пожалуйста, не покидай меня! Я буду твоей верной собачкой, твоим дыханием, твоей росинкой. Ты перестал любить твою маленькую куклу? Разве этого ждали мы? Разве не ты клялся в вечной любви и преданности! Разве не ты обещал уберечь, защитить меня? — ее глаза, полные слез, переполненные болью и отчаянием, умоляли его.
Али смотрел в сторону, не чувствовал ласку ее рук, боль ее души.
— Ты, твоя слепая бабушка, эти овцы, вонючие и противные скотоводы, эти горы, леса, бесконечные туманы — все мне надоело! — взревел Али. — Я хочу свободы, нормального человеческого общения, спать в нормальной постели, питаться, как люди, жить, веселиться! А то, что получается, ни днем, ни ночью нет покоя! В дождь, стужу, слякоть — все время я со скотом то в горах, то в пустыне! А когда я буду жить? Когда постарею?! Ищите лохов! Все, хватит, я ухожу!
Мусса был потрясен не слепой любовью Зарият к Али, нет! Он был поражен ее преданностью, преданностью собачки к своему хозяину. «Смотри на нее, — удивлялся Мусса, — чем больше этот изверг истязает, унижает ее, тем больше она перед ним унижается, терпит его побои! Аллах! Аллах! Чем больше этот изверг пинает ее ногами, тем сильнее она за него держится! Дура есть, дура!»
Убитая горем Зарият из всего, что высказал Али она поняла одно: он не любит Зарит, не только не любит, но и ненавидит ее! Что же с ним случилось со вчерашнего дня? Вчера он поднял ее на руки, осыпая ее губы, глаза, лицо, руки поцелуями, он повторял, что любит, обожает нее, что он без нее и дня прожить не может. Он срывал, звезды, луну с небес, преподносил к ее ногам. Дарил эти горы, леса, луга. А сегодня говорит, что ненавидит. Где логика? О, Аллах! О, Умчар! Как же так, что же с ним случилось? Почему молчишь? Если Ты видишь эту несправедливость, тогда почему не покараешь его своим огнем?
От горя и беспомощности ее сердце разрывалось на части. Если посмотреть с другой стороны, в ее душе волнами поднимался протест, приводящий ее в ярость. Она опускалась и поднималась на ноги, как рысь, готовая вот-вот на него наброситься.
— Говоришь, что ты перестал меня любить, так? Так? — в глазах ее заиграл какой-то дикий огонь, угрожающе наступая на него, ее голос сорвался на шепот.
— Перестал любить! Да, так! — выпалил Али.
Зарият приподняла голову так, что все лучи луны одновременно сфокусировали в зрачках ее глаз. Какие это были глаза! В них горели огни, способные испепелить его целиком. Это были не глаза, а два булатных клинка, готовые поразить его сердце! Это были не глаза, две Головко змеи, готовые наброситься на него и ужалить!
