Книга откровений - Томсон Руперт (мир бесплатных книг TXT) 📗
Это будет очень необычное «Лебединое озеро» - в трактовке, которой никогда никто не видел и больше не увидит.
Особое представление, только на один вечер.
Лебединое озеро в Цепях.
На следующее утро, он начал репетировать, и в процессе работы в голову приходили все новые и новые идеи. Удивительно, но Астрид оказалась права. Она сказала, что цепь станет для него проверкой на изобретательность, так оно и оказалось. Было совершенно очевидно, что некоторые прыжки, такие как double tour en l'air [4], он просто не сможет исполнить, но именно это дало ему возможность проявить себя, изменив одну из самых известных устоявшихся фигур классического балета. Даже Нуриев, ставя «Лебединое озеро» с Фонтейном в 1966 году, не дерзнул вносить свои изменения в четыре пируэта, которыми заканчивается танец Принца в третьем акте. По иронии судьбы цепь дала ему определенную свободу. Она помогла ему внести изменения в танец, стала также некоей метафорой, позволившей ему выстроить свое собственное, личное видение балета. Он по-своему интерпретировал само содержание. Когда Принц исполняет соло после встречи с Одилией - черным лебедем, он выражает в танце свой восторг оттого, что встретил единственную любовь. Но если Принц танцует соло в цепях, тогда его восторг иллюзорен, он находится в двусмысленной, трагикомической ситуации. Нужна собственная интерпретация «Лебединого озера» с новым подтекстом: он покажет и высмеет любовь этой троицы к нему, любовь, которая, вместо того чтобы быть радостью, несет в себе силу разрушения.
В тот день обед ему принесла Гертруд.
- Итак, - произнесла она, ставя возле него поднос с едой, - ты решил танцевать для нас.
Он кивнул:
- Я собираюсь станцевать «Лебединое озеро». Ну, не все, конечно, а только часть.
- Прекрасный выбор. Думаю, нашей публике это очень понравится.
- Мне пришлось внести некоторые изменения - ясно улыбаясь, он поднял с пола цепь.
- Да, - сказала она в легком замешательстве, - конечно. Она с трудом поддерживала этот разговор и явно испытала чувство облегчения, когда он перешел к более практической теме. Если они хотят, чтобы он танцевал для них «Лебединое озеро», то ему нужно послушать музыку.
Днем появилась Астрид со звуковой системой и дисками с «Лебединым озером», записанным в шестидесятых годах Венским филармоническим оркестром под руководством фон Караяна. Установив динамики и подключив проигрыватель, она отступила назад, сложила перед собой руки и пристально уставилась на него. Казалось, он, впрочем как обычно, возбуждает в ней массу различных чувств - враждебность, настороженность, триумф, - которые с трудом сочетались, и потому ее образ всегда виделся ему каким-то размытым, словно не в фокусе. То, как она иногда замирала перед ним, напоминало ему крылья колибри: они как бы застывали в движении, создавая иллюзию неподвижности, которая возникала в результате очень быстрого возбужденного движения.
Наконец она заговорила. По ее мнению, ему не следовало бы давать это оборудование; если он только попробует использовать его в каких-то других целях, кроме прослушивания музыки, то последствия будут очень серьезными. Он кивнул, показывая, что понял. Тогда, почти не меняя интонации, она сказала, что все они с нетерпением ждут его выступления завтра вечером и уверены в большом успехе. Он опять кивнул в надежде, что она уйдет из комнаты. Она еще мгновение пристально смотрела на него, потом повернулась к двери.
Как только дверь за ней закрылась, он поставил диск, увеличил громкость до максимума, сел у стены и стал ждать.
Зазвучала музыка.
Он провел в тишине дни и недели, слыша лишь поскрипывание досок в доме, дрожание стекла в окне люка и шорох женских плащей по полу. Его лишили музыки. Он почти забыл о ее существовании. О силе ее воздействия, силе и мягкости. Пусть это даже «Лебединое озеро», произведение, которое не имело для него большого значения. Он прослушал музыку всего балета, с начала до конца. В полном оцепенении. Обычно музыка оказывала на него немедленное физическое воздействие - он начинал двигаться, иногда даже танцевать, - но только не в тот день. Он оставался в одном положении в течение полутора часов - ноги вытянуты вперед, спина упирается в стену. Когда он поднял руки к лицу, то, к собственному изумлению, понял, что оно мокрое от слез.
Ему трудно было их разглядеть из-за яркого, слепящего света, в кругу которого он стоял. Похоже, что публика состояла как из мужчин, так и из женщин, одетых в вечерние туалеты. Он разглядел на лицах маски, разукрашенные одни блестящими камнями, другие - зелеными перьями. А еще в темноте виднелись белые треугольники накрахмаленных мужских манишек. Больше всего его поразил запах, запретный и будоражащий - аромат молодых весенних листьев с примесью запахов алкоголя, дождя и выхлопных газов. Они принесли этот ночной запах с собой; он пропитал их одежду, кожу, волосы… Кто они, эти тридцать мужчин и женщин? Может, они принадлежат к тайному обществу, объединенные страстью к извращениям, из-за которой в урочные вечера собираются в анонимных домах на окраинах города? А женщины, которые устроили это представление, принадлежат ли они к тому же тайному обществу? Однажды приобщившись, они теперь организуют варварские ритуальные сборища при свечах в погоне за необычным… Он вслушивался в шелест разговоров, ведущихся шепотом. Откуда они все? Кто они? Ясно только одно - это самая необычная публика, перед которой он когда-либо выступал.
Задолго до того, как их ввели в комнату, он уже успел разогреться и был готов к выступлению. Понадобилось еще несколько минут, чтобы шум разговоров затих. Кто-то кашлянул в последний раз. Он глубоко, всей грудью вздохнул, и тут же из динамиков зазвучала музыка третьего акта «Лебединого озера»… Он решил отнестись к этому выступлению так же, как обычно относился к любому своему выступлению - с полной отдачей. Он должен раствориться в танце, если хочет справиться с ситуацией (хотя он все равно не умел танцевать по-другому). Его нагота, на которой настояли женщины, так же как и цепь, должна была стать основной идеей, на которой строился весь танец, смысловым стержнем, без которого это представление не могло сработать.
И кажется, задуманное ему вполне удалось. С первых же моментов, когда музыка начала звучать тихо, печально, в минорном ключе, он использовал цепь, представив, что это - Одилия. Во всех сценах, где предполагалось, что он танцует с Одилией, он танцевал с цепью, поддерживая ее, поднимая, кружась. Этот прием ему удался еще позавчера, во время репетиции; сейчас же, когда он танцевал медленный вальс в pas de deux [5], получилось еще лучше. Ему понравилось позвякивание цепи об пол, как будто кто-то потряхивал в руке мелкими монетами, что передавало настроение нетерпения, нервозности и хорошо дополняло музыкальное сопровождение, играя роль ударных инструментов и вводя тему тревоги. Все шло гладко, пока он не начал танцевать соло Принца, которое само по себе было долгим и технически сложным. Хотя он и сократил многие прыжки, все равно приходилось быть очень осторожным, чтобы не зацепиться за цепь и не искалечить себя. Он постарался ввести в хореографию элементы юмора. Например, когда следовало исполнить grand temps leve [6], который и так считается одним из самых сложных прыжков, он просто не смог его сделать из-за цепи. Если при исполнении соло он не смог показать свои физические возможности, то вполне преуспел в выражении скорбного пафоса. Цепь стала символом своенравной сексуальности: было совершенно понятно, что, преследуя Одилию, Принц подчиняется примитивным инстинктам. В то же время цепь, сковывающая его движения, служит своего рода предостережением, помогающим ему многое понять. Открой глаза. Это - не любовь. По окончании соло он остановился, тяжело дыша. Теперь он чувствовал, как физически ослаб. Интересно, заметили ли это зрители? Музыка тем не менее продолжала звучать. Он делал вид, что наблюдает за танцем Одилии - распутные, вызывающие движения победительницы, соблазнившей его. Сработало. Я его заполучила. Он мой. Он поворачивал голову то в одну сторону, то в другую, показывая этим, что в восхищении следит за ее танцем. Затем он исполнил коду, которая напоминала серию цирковых трюков, остановившись только раз - когда Одилия должна была исполнять одну из самых известных частей балета - тридцать два фуэте без остановки. Он протанцевал до того момента, когда Принц понимает, что он обманут, все кончено. Вместо того чтобы выбежать со сцены за кулисы, как это делал Нуриев, он отодвинулся к задней стене сцены, делая медленные пируэты так, что цепь постепенно обвила его тело, и когда прозвучал финальный аккорд, застыл у стены, полностью опутанный цепью. Танец настолько захватил его, что, полностью отдавшись во власть музыки, он ожидал с финальным аккордом увидеть мерцание позолоты балконов и красный бархат театральных кресел. Ему казалось, что вот-вот из темноты зрительного зала на него накатит волна аплодисментов. На самом деле перед ним была голая комната, в которой сидели и аплодировали тридцать человек. Он медленно распутал цепь, взял ее в правую руку, один раз насмешливо поклонился и, повернувшись к ним спиной, отошел в тень.
