О всех созданиях – больших и малых - Хэрриот Джеймс (полные книги txt) 📗
Бровь чуть-чуть поднялась.
– Думаю, это более чем вероятно.
Таблетки для Тео я принес, но затем несколько недель у меня не было свободной минуты, чтобы посидеть в "Гуртовщиках". Когда же я наконец туда добрался, то оказалось, что именно в эту субботу там устроил танцы местный спортивный клуб. Из зала доносилась музыка, маленький бар был битком набит, а любителей домино оттеснили в дальний угол смокинги и бальные платья.
Оглушенный шумом и духотой, я пробрался к стойке. Все вокруг было неузнаваемо, и только Поль Котрелл, как всегда, сидел на своем табурете у дальнего ее конца.
Я протиснулся к нему и увидел на нем его обычный твидовый пиджак.
– Вы не танцуете, Поль?
Он прищурил глаза, медленно покачал головой и улыбнулся мне над своей изогнутой трубочкой.
– Это занятие не для меня, старина, – сказал он. – Слишком уж смахивает на работу.
Я взглянул вниз и убедился, что еще кое-что осталось прежним: Тео сжался под табуретом, стараясь держать нос вне досягаемости ботинок и туфель. Я заказал две кружки пива, и мы попытались разговаривать, но перекричать нестройный гул голосов оказалось нелегким делом. Между нами к стойке то и дело просовывались чьи-то руки, раскрасневшиеся лица наклонялись к нам, громко здороваясь. И почти все время мы просто посматривали по сторонам.
Вдруг Поль придвинулся поближе и сказал мне на ухо:
– Я все это время давал Тео ваши таблетки, но он по-прежнему худеет.
– Неужели? – рявкнул я в ответ. – Это странно!
– Да… Вы бы его не посмотрели?
Я кивнул, он щелкнул пальцами, и песик тут же взлетел к нему на колени. Я забрал его к себе и сразу же почувствовал, что он стал много легче.
– Вы правы, – крикнул я. – Он продолжает худеть.
Придерживая песика на левом колене, я оттянул ему веко, увидел, что конъюнктива очень бледна, и снова крикнул:
– Заметная анемия.
Я начал ощупывать мохнатую мордочку и, дойдя до угла челюсти, обнаружил, что заглоточные лимфатические узлы очень увеличены. Непонятно… Какая-то болезнь ротовой полости или глотки? Я растерянно поглядел вокруг, злясь на то, что Поль с таким упорством советуется со мной о своей собачке в "Гуртовщиках". Не могу же я уложить ее на стойке посреди кружек и стаканов!
Я попробовал ухватить Тео покрепче, чтобы заглянуть ему в горло, моя ладонь скользнула под переднюю лапу, и у меня защемило сердце: подмышечный узел тоже был сильно увеличен. Я торопливо провел пальцами под задней ногой… Паховый узел выпирал из-под кожи, как голубиное яйцо. И подвздошный… Я продолжал лихорадочно ощупывать. Все поверхностные лимфатические узлы были в несколько раз больше нормальной величины.
Болезнь Ходжкина… На несколько секунд я перестал слышать крики, смех, музыку. Потом взглянул на Поля, который спокойно смотрел на меня, попыхивая трубочкой. Как сказать ему в такой обстановке? Он спросит меня, что это за болезнь, и мне придется ответить, что это рак лимфатической системы и его песик обречен.
Стараясь собраться с мыслями, я поглаживал мохнатую голову и смешную бородатую мордочку, повернутую ко мне. Сзади наваливались люди, тянулись руки, пронося мимо меня кружки с пивом, рюмки с виски и джином, какой-то толстяк обнял меня за шею…
– Поль! – сказал я, наклоняясь к нему.
– Да, Джим?
– Может быть… Может быть, вы зайдете ко мне с Тео завтра утром? В воскресенье мы начинаем прием в десять.
Его брови дернулись, потом он кивнул:
– Отлично, старина.
Я не стал допивать свое пиво. Проталкиваясь к двери, я оглянулся и увидел, как мохнатый хвост исчезает под табуретом.
Проснулся я, как иногда со мной случалось, на рассвете – начинаешь ворочаться часов в шесть, а потом лежишь, глядя в потолок.
В конце концов я встал и принес Хелен чашку чая в постель, но время тянулось все так же мучительно медленно, пока не настала минута, которой я так страшился, – я посмотрел на Поля над головой Тео, стоявшего между нами на операционном столе.
И сказал ему. Прямо, без обиняков. Ничего другого мне не оставалось.
Выражение его лица не изменилось, но он вынул трубку изо рта и внимательно посмотрел на меня, потом на песика и опять на меня.
– Ах так… – сказал он наконец.
Я ничего не ответил, и он медленно провел рукой по спине Тео.
– Вы абсолютно уверены, Джим?
– Да. Мне очень грустно…
– И лечения никакого нет?
– Существуют различные способы облегчения, Поль, но я ни разу не видел, чтобы от них был хоть какой-то толк. Конец тот же.
– А!.. – Он кивнул. – Но Тео выглядит совсем неплохо. Что будет, если мы оставим все как есть?
– Ну, – ответил я, помолчав, – по мере увеличения внутренних лимфатических узлов будет происходить всякое. В брюшной полости разовьется асцит <водянка>. Видите, живот у него уже немного вздут.
– Да… теперь вижу. А еще что?
– От увеличения заглоточных узлов он начнет задыхаться.
– Это я уже заметил: пройдет совсем немного и начинает тяжело дышать.
– А тем временем он будет все больше худеть и слабеть.
Поль несколько секунд смотрел в пол, потом поднял глаза на меня.
– Короче говоря, он будет мучиться до конца жизни. – Он сглотнул, – И как долго это протянется?
– Несколько недель. Точно предсказать нельзя. Может быть, месяца три.
– Что же, Джим, – он провел рукой по волосам. – Этого я допустить не могу. Я ведь за него в ответе. Лучше усыпить его теперь, пока еще он не страдает по-настоящему. Вы согласны?
– Да, Поль. Это самое гуманное.
– А вы не могли бы сделать это сейчас же? Как только я уйду?
– Хорошо. И обещаю вам, что он ничего не почувствует.
Его лицо застыло. Он сунул трубку в рот, но она уже погасла, и он убрал ее в карман. Потом наклонился и погладил Тео но голове. Мохнатая мордочка со смешной бородкой обернулась к нему, и несколько секунд человек и собака смотрели друг на друга.
– Прощай, старина, – пробормотал Поль и быстро вышел.
Я сдержал свое обещание.
– Хорошая собака, умница Тео, – шептал я и гладил, гладил мордочку и уши, пока песик погружался в последний сон. Как все ветеринары, я терпеть не мог этой процедуры, хотя она и безболезненна, и находил утешение только в том, что сознание угасало навсегда под звуки ласкового голоса и прикосновения дружеской руки.
Да, конечно, я сентиментален. Не то что Поль. Его поведение было здравым и разумным. И он сумел выбрать верный выход, потому что не поддавался эмоциям.
Позже, за воскресным обедом, который доставил мне куда меньше удовольствия, чем обычно, я рассказал Хелен про Тео.
Я не мог промолчать, потому что на нашей газовой горелке (других средств для приготовления пищи у нас не было) она сотворила восхитительное жаркое, а я не отдавал должного ее искусству.
Она сидела на скамеечке, и я поглядел на нее сверху вниз – сегодня была моя очередь сидеть на высоком табурете.
– А знаешь, Хелен, – сказал я, – для меня это было отличным уроком. То, как поступил Поль. На его месте я бы тянул и мямлил, стараясь увернуться от неизбежного.
– Не только ты, а еще и очень многие, – сказала она, подумав.
– Да. А вот он не стал! – Положив нож и вилку, я уставился на стену. – Поль поступил как зрелый, сильный человек. Наверное, он принадлежит к тем людям, с которыми мы чаще встречаемся и книгах, – спокойный, уравновешенный, никогда не теряющийся.
– Послушай, Джим, жаркое стынет! Конечно, это было очень грустно, но изменить ты ничего не мог, и незачем тебе себя ругать. Поль – это Поль, а ты – это ты.
Я принялся за мясо, но ощущение собственной никчемности – продолжало терзать меня. Тут, взглянув на мою жену, я увидел, что она мне улыбается.
И внезапно мне стало легче. Во всяком случае, она не жалеет, что я такой, как есть.
Это было в воскресенье, а утром во вторник мистер Сэнгстер, который жил у вокзала, зашел за средством от бородавок для своих коров.
– Смазывайте вымя после утренней и вечерней дойки, – сказал я, – и через неделю – другую бородавки начнут отваливаться.
