Философия кошки - Елизаров Евгений Дмитриевич (читать полную версию книги TXT) 📗
Таким образом, дистанция, разделяющая эти условные направления поиска, вмещает в себя практически всю линию эволюции, включая и тот теряющийся в неопределенно далеком будущем отрезок, который касается развития мыслящих существ и принято называть историей. Поэтому между человеком и обоими обозначенными здесь полюсами обнаруживается глубокая временнбя пропасть (в одном случае обращенная в далекое будущее, в другом – в прошлое).
Впрочем, временной разрыв – вовсе не единственное, что разъединяет нас и эти два полюса. Между сознанием, построенным на какой-то другой основе, и человеком оказывается еще и пространственная бездна, ведь координаты вероятного обнаружения материальных следов практической деятельности инопланетных цивилизаций и пригодных для зарождения жизни условий выносятся на расстояния, исключающие возможность любой экспериментальной проверки. Правда, ученый мир, наверное, еще не расстался до конца с надеждой обнаружить следы жизни на планетах Солнечной системы, но что касается поисков вполне сформировавшегося разума, то все они (за исключением, разумеется, Земли) давно вычеркнуты из списка вероятных мест его обитания.
Но почему бы не предположить возможность одновременного существования сразу нескольких различных форм мыслящей материи в одной и той же области пространства?
Сама по себе такая мысль ничуть не лучше, да и ничуть не хуже множества других, и уже только поэтому она имеет, хотя бы некоторое, право на существование. Но парадокс в том, что если возможность сосуществования разных цивилизаций и может быть признана, то только не для той части мироздания, на которую уже распространилась познавательная деятельность человека.
Это и в самом деле парадокс, ведь если принципиальная возможность такого сожительства развившихся на разных основах форм сознательной жизни и существует (а между тем нам не известен ни один фундаментальный закон природы, который запрещал бы это), то она должна быть признана для любой области материального мира. У нас ведь нет никаких оснований утверждать уникальность, исключительность уже познанной нами его части. Однако мысль о возможности существования какого-то иного разума в самой непосредственной близости от человека и уж тем более о том, что жизнедеятельность его носителя, не соприкасаясь с нами, может буквально пронизывать собою весь мир, единственными хозяевами которого мы видим только самих себя, вызывает чуть ли не инстинктивное отторжение. Иными словами, сознание человека готово отвергнуть ее даже без обсуждения.
Впрочем, какие-то причины тому существуют: ведь если бы нечто (пусть даже отдаленно) похожее на сознательную деятельность кого-то чужого, притаившегося в нашем доме по имени Земля или в ее ближайших доступных наблюдению окрестностях, имело место, то человек уже давно сумел бы обнаружить ее следы. Однако ничего похожего до сих пор не было и нет. Поэтому тот факт, что мы не замечаем никаких странностей ни в освоенных нами районах планеты, ни в обозримых окрестностях ближнего Космоса, красноречиво свидетельствует о том, что ни о каком взаимопроникновении разумов не может быть и речи.
Но вот именно здесь-то и уместно задаться вопросом: действительно ли есть строгая логическая связь между этим фактом и выводом, который утверждает наше одиночество, в самом ли деле одно закономерно вытекает из другого? Ведь, наверное, в любом языке мира выражение «не замечал» отнюдь не равнозначно суждению «не существует», так почему язык науки должен быть отличен от них.
Впрочем, не будем интриговать, ответ на этот вопрос вполне очевиден любому, чья мысль способна развертываться вне колеи сложившихся интеллектуальных стереотипов: на самом деле здесь только видимость стройного обоснования, иллюзия нерасторжимой логической связи – и не более того.
Вдумаемся, что значит обнаружить существование другого разума?
Очевидно, что речь может идти только о каких-то материальных следах его жизни, о видимых результатах его воздействия на окружающую среду. Слово «материальных» здесь означает – поддающихся регистрации с помощью наличествующих в распоряжении человека физических приборов.
Конечно, оставляемые кем-то следы – это всего лишь косвенное свидетельство существования; но ведь прямые доказательства – вещь крайне редкая даже там, где нет вообще никаких сомнений. Вот, может быть, самый известный пример: верующий человек нисколько не сомневается в бытии Бога, но представить доказательства, которые ни при каких обстоятельствах не могут быть оспорены никем из атеистов, он не в состоянии; но ведь и атеист не в силах решительно никакими доводами опровергнуть убеждения первого. Вот так и существуют две тысячелетиями конфликтующие друг с другом духовные традиции, а ведь если бы прямые свидетельства существовали, давно бы уже восторжествовала какая-то одна из них. Точно так же верующего в разум животных зоопсихолога вполне убеждают получаемые им и его коллегами факты, но ни один из этих фактов не в силах убедить скептика; как, впрочем, и верующий в одни лишь рефлексы скептик не способен представить неоспоримые доказательства своей собственной правоты.
Вот так и здесь остается полагаться только на косвенные улики.
Однако и это обстоятельство не исчерпывает трудности понимания. Ведь мы не знаем, в чем именно может проявиться материальная деятельность иных цивилизаций, а следовательно, нам совершенно неясно, что же нужно искать. Ведь для того, чтобы что-то найти, необходимо хотя бы приблизительно представлять себе какие-то его характеристики. Здесь же – как в старой сказке: «Пойди туда, не знаю, куда, отыщи то, не знаю, что».
Наша научная мысль развивается на основе земного опыта, а это значит, что и представление об ином разуме может быть составлено только путем распространения всех тех признаков, которые характерны нашей же собственной жизни, нашей собственной практике, на чью-то чужую действительность. Но вот правильно ли это? Попробуем вообразить, какое представление о нас, людях XXI века, и о нашей цивилизации могли бы составить, скажем, строители первых египетских пирамид, если бы им вдруг пришло в голову распространить на нас основные закономерности своего опыта? Думается, вряд ли им удалось бы нарисовать себе точный портрет нашего времени. А ведь мы стоим перед той же самой задачей: определить черты, может быть, не на века, и даже не на тысячелетия опередившей нас цивилизации. Между тем признано, что развитие разума идет с ускорением, поэтому один и тот же временной интервал вмещает в себя все большую и большую сумму перемен. Так что здесь открывается самый широкий простор для фантазии.
Но и мысль фантаста в своих представлениях не уходит от человека. Ведь на всех планетах, где развиваются иные, живописуемые ею, миры, мы находим подобные земным города, подобные земным заводы, подобные земным машины и космические аппараты. Особенно заметно сходство внеземного разума с земным человеком там, где речь идет о каких-то гуманитарных идеях. Эти идеи носят явно земной отпечаток, ибо являются попыткой того или иного разрешения проблем, сегодня волнующих самого человека. Точно так же и технология рисуемых мыслью фантаста чужих цивилизаций не так уж далеко уходит от нашей. Ведь, несмотря на всю ее экзотичность, решает она в сущности те задачи, которые уже сегодня вырисовываются перед нами. Это и понятно: ведь все попытки фантастов представить себе братьев по разуму, с которыми когда-то предстоит встретиться человеку, – это попытками представить далекое будущее нашего общества.