Соколы - Шевцов Иван Михайлович (е книги .txt) 📗
Это «политическое заявление», а точнее, донос, сделано не в 37-м году, а в самое что ни есть «застойное время», когда судьбу Отечества решали «агенты влияния» типа журналиста Ю. Жукова. Нельзя без иронии смотреть на политические кульбиты Жукова. Роман «Набат» он сам., не читал. Но он читал на него разгромную статью «нашего врага» и «подонка» Плюща, опубликованную в просионистской французской газете. И он солидарен с подонком и врагом, он идет с ним в одной упряжке и в то же время не решается сказать, в чем заключаются «политические симпатии самого Шевцова». Зато о них прямо объявил Борщаговский: «попытки показать всю опасность мирового сионизма». А это — табу, строго запрещено.
Следующий за Жуковым «агент влияния», Валентин Катаев, до того был разъярен, что не нашел хотя бы мало-мальски убедительной критики и просто выкрикнул в истерике: «Если мы примем Шевцова, мы себя дискредитируем. И нам стыдно будет смотреть людям в глаза». Когда-то молодой писатель В. Катаев цинично сказал И. А. Бунину: «За 100 тысяч убью кого угодно. Я хочу есть, хочу иметь хорошую шляпу, отличные ботинки». И ему не стыдно было смотреть в глаза Нобелевскому лауреату, великому русскому художнику слова. Циником он был всю свою жизнь, цинизмом отмечены и его последние произведения, а также редактируемый им журнал «Юность».
Таковы были нравы в тогдашней Московской писательской организации. И все же, несмотря на истерику Катаева, политические кульбиты Жукова, секретариат на том заседании утвердил меня членом Союза писателей.
Сегодня нет того Союза писателей, где правила бы просионистская группировка. Он раскололся на две группы: русскую, патриотическую, и русскоязычную, космополитическую. И слава Богу, первая находится в оппозиции к оккупационному режиму и в труднейших материальных и моральных условиях создает талантливые, огненно-патриотические произведения.
Вторая, густо замешанная на русофобии, пользуется высоким покровительством Б. Н. Ельцина, аплодирует его антинародным деяниям, призывает к репрессиям над патриотами, награждается орденами и пожизненными стипендиями. Это группу творческих импотентов типа Нуйкина, Разгона, Черниченки и субъекта с двойным гражданством Е. Евтушенко. Часть из них добровольно покинула «эту страну», свила свои гнезда в Израиле и на Западе и время от времени навещает Россию в качестве гостей-туристов, чтоб насладиться плодами своей разрушительной деятельности и покрасоваться в роли победителей перед телекамерами, и со злорадством напомнить телезрителям, что ныне хозяева России не русские, а русскоязычные пришельцы. Я смотрю на голубой экран, где постоянно по всем каналам демонстрируются жестокость, убийство, нравственный разврат. А в лучах прожекторов и высверках гирлянд бесятся вульгарные, неряшливые, безголосые «звезды», выплевывая в публику бессмысленные порочные слова, и стадо юных баранов в бурном экстазе отвечает им аплодисментами и визгливым восторгом. И тогда я вспоминаю читательские письма тридцатилетней давности — а их у меня больше тысячи — и особенно письма юных, вступающих в жизнь, будущее Отечества, тех, кто воспитывался духовно на разумном, добром и вечном русской литературы, на произведениях, которые глаголем жгли сердца людей.
В 1982 году, когда после смерти Суслова его пост главного идеолога занял Ю. В. Андропов, и написал ему письмо, в котором ссылаясь на статью министра культуры Франции Жака Лонга, в котором тот предупреждал человечество об американской интервенции бездуховности, сеющей маразм и растление через маскультуру, говорил, что эта интервенция проникла уже и в нашу страну. Я писал о варварстве израильских извергов, издевающихся над народом Палестины, о бомбежках Ливана, о том, что мировая общественность на массовых митингах клеймит позором сионистких варваров. Только мы почему-то молчим. И вот звонит мне на дачу сотрудник отдела культуры ЦК С. В. Потемкин, с которым я был знаком в бытность его главным редактором издательства «Молодая гвардия». Поинтересовавшись о самочувствии, он сразу приступил к делу: «Я по поручению товарища Андропова. Юрий Владимирович читал твое письмо. С письмом мы познакомили тех, кого это касалось, в частности телевидение. Митинги с протестами против сионистов, как видишь, идут и у нас, но они не стихийны, они под контролем партийных органов. А вообще злое письмо ты написал». «Чем же оно злое?» — поинтересовался я. «Тель-Авидение. Зачем так?» «Так народ называет», — ответил я. «Я не слышал». «Ты не общаешься с народом. А потом — у нас с тобой разные уши». «В нашей печати публикуются статьи против израильских агрессоров». «Вялые, беззубые». «Иначе нельзя. Обстановка сложная, приходится многое учитывать… Да, очень злое письмо», — повторил Потемкин. «А разве у тебя не вызывает злость зверства иродов XX века?» «Конечно. Но не в этом дело. Мы действуем. Вот последнее послание Брежнева Рейгану. Как видишь, лед тронулся». «Ну и хорошо, дай-то Бог». «Ты не имеешь к нам претензий?» — воспользовавшись моей податливостью, быстро спросил он. «Нет», — ответил я, желая избавить цековского функционера от неприятной для него миссии. Иного ответа я и не ожидал: потому что «обстановка сложная, приходится многое учитывать». Учитывали мнение правящих кругов США с его сионистским лобби, учитывали мнение сионизированного руководства западных коммунистических и социалистических партий, еврейской отечественной и зарубежной общественности. Не учитывали только настроение своего народа и мнение патриотической интеллигенции. И «доучитывались» — до горбачевской «перестройки», до гайдаровских реформ и до ельцинской диктатуры.
ФАШИЗМ И СИОНИЗМ- БЛИЗНЕЦЫ-БРАТЬЯ
Однажды на встрече со своими читателями я обратился к ним с вопросом: что такое фашизм и кто такие фашисты? И получил ответ:
— Фашисты — это звери, человеконенавистники.
— Это нацисты. Они считают свою нацию высшей расой и потому должны править миром. А другие нации и народы по их понятиям — рабочий скот.
— Фашисты— это те, кто из танков расстрелял народный парламент, — сказала студентка. Ее дополнил пожилой мужчина:
— А за шестьдесят лет до того они подожгли рейхстаг.
— Фашизм — это жестокая, кровавая диктатура кучки демагогов-уголовников, захвативших власть, — подытожил юноша.
Ответы были однозначны и не нуждались в комментариях. Каждый из ответивших был по-своему прав.
В канун 50-летия нашей Победы над гитлеровской Германией в средствах массовой информации произраильского направления вспыхнула бессовестная шумиха по поводу высосанного из пальца «русского фашизма». С позиций здравого смысла эта проблема выглядит как обыкновенный бред психически нездоровых людей. Ну какой, скажите, может быть русский фашизм у народа, который ценой жизни 26 миллионов своих сограждан в смертельной битве разгромил фашизм, спас цивилизацию от чумы XX века, у народа, у которого само слово «фашизм» вызывает чувство ненависти? Казалось бы, вопрос ясен, и не существует никакой проблемы. АН нет, кто-то злонамеренно поднял свистопляску вокруг мифического русского фашизма, с чьей-то подачи ее подхватили сначала Черномырдин, потом Ельцин, и разгорелся сыр-бор с явным оттенком политической провокации.
Впрочем, я оговорился: первенство этой шумихи принадлежит не Черномырдину, он лишь позаимствовал ее у сионистских кругов, у своего министра Козырева и затем поднял на государственную высоту, воспользовавшись визитом в Москву премьера Израиля Рабина. Израильский коллега Черномырдина пожаловался Виктору Степановичу — а они всегда и везде жалуются, — что вот, мол, в России обнаружен антисемитизм. (Какой ужас! Этим испытанным веками тавром сионисты метят нелояльных к себе людей во всех странах мира.) И Черномырдин успокоил своего коллегу: мол, мы знаем и уже принимаем меры— мое правительство разработало целую программу по борьбе с антисемитизмом. Перед тем Виктор Степанович не потрудился поинтересоваться, а есть ли в самом деле в России антисемитизм? Коль друг Рабин сказал об этом, значит, так оно и есть. Но, очевидно, кто-то из сведущих советников премьера напомнил, что подобная программа уже была в 20-е годы: со стряпанная Бухариным директива о борьбе с антисемитизмом. Исполнение ее стоило жизни многим русским патриотам из числа интеллигенции и служителей церкви, которые роптали тогда о засилье местечковых евреев в государственной сфере, в русской-литературе и искусстве, где они навязывали свои, чуждые русскому духу и традициям «ценности».
