Москва рок-н-ролльная. Через песни – об истории страны. Рок-музыка в столице: пароли, явки, традиции - Марочкин Владимир Владимирович
За разговором мы дошли по Петровке до Большого театра.
– Здесь, перед Большим театром, у нас случилась одна весёлая история, – продолжал вспоминать Армен. – Троегубов прочитал в каком-то объявлении, что продаётся аппарат для группы. Мы позвонили, встретились и решили его купить. Чтобы набрать денег, я продал всю свою коллекцию пластинок. Аппарат стоял на Неглинке, и вот здесь, у Большого театра, мы решили все свои десятки пересчитать. А был уже вечер, и должен был вот-вот начаться спектакль. Мы стали пересчитывать, шуршать, и не знаю, как это случилось, но вдруг все эти десятки, Ленины и Лукичи полетели в лужу. Огромная куча денег получилась! Мы их собираем, а тут подлетают какие-то чуваки: «Ребята, может, лишний билетик ещё остался?!» – «Да нет, – отвечаем, – не видите, что ли, что всё продали!» В итоге мы эту аппаратуру купили. Была она, конечно, хиленькой, но по тем временам иметь свою аппаратуру то же самое, что сейчас иметь собственную студию, потому что со своей аппаратурой мы могли ездить куда угодно. Загружали её в автобус и ехали на концерт, на танцы, на свадьбы, на выпускные вечера… И когда мы по флэтам играли на акустике, то брали две колоночки, усилитель, включали туда микрофоны, скрипочку, гитару – и это звучало очень убедительно.
От Большого театра мы по бывшему проспекту Маркса дошли до Тверской улицы.
– Здесь когда-то было кафе «Марс», а напротив – кафе-мороженое «Космос» (Тверская, 4). Директор нынешнего «Космоса» даже предлагал сделать там «крематорский» клуб, и мы всерьёз рассматривали это предложение. Но сейчас, по-моему, там на втором этаже уже никакого кафе нет. А раньше, я уж тебе правду скажу, мы туда ходили в основном… «клеить» тёток. В этом плане это было самое хорошее место! И даже можно было, как говорится, «не отходя от кассы»… Там сбоку от кафе «Марс» был переулочек, в котором всё время почему-то стоял солдатский вагончик, а солдаты всё время что-то ремонтировали. Продолжалось это годами. И вот заходишь в вагончик, даёшь солдатику трюндель, он на час уходит, а ты с девушками заходишь туда как в ресторан или гостиницу – и все дела. А потом можно было вернуться снова в «Марс» или поехать домой… Так что этот вагончик мне запомнился и с внешней и с внутренней стороны. А уж когда было совсем много денег и можно было девушку с собой пригласить, мы ездили в «Глобус» на Калининский. Он, по-моему, до сих пор там стоит. Там был бар, в котором подавали очень вкусный коктейль «Шампань Коблер» за рубль девяносто шесть копеек. И с девушкой там посидеть было очень приятно…
Московская рок-лаборатория. Секретные материалы
Жарким апрельским днём 1985 года я шёл по улице Герцена – студенческой московской улочке, – как, выскочив из-за угла, меня чуть не сбили с ног музыканты группы «Ночной Проспект» Иван Соколовский и Алексей Борисов. Они сломя голову бежали в сторону Арбата, в руках у Ивана была большая полиэтиленовая сумка с пластинками Лёши – The Beatles, Cheap Trick, сборники рок-н-ролла, за них они пытались на пару дней выменять какой-нибудь клавишный агрегат типа Korg.
– Послезавтра в МДСТ [2] прослушивание московских неофициальных рок-групп! – прокричали они хором и скрылись в толпе, оставив меня удивлённо озираться по сторонам.
Добравшись к вечеру до телефона, я стал обзванивать знакомых музыкантов. Сведения, слухи и мнения были самыми противоречивыми, вплоть до таких: «Вас там всех перепишут по головам, как кроликов, а потом пересажают…» К сожалению, повод для пессимизма имелся, так как начало 1980-х прошло под знаменем борьбы властей с роком. Успокаивало одно – то, что Пётр Мамонов, лидер самого уважаемого и самого стрёмного ансамбля столицы «Звуки Му», тоже собирался участвовать в прослушивании.
В Москве в середине 1980-х сложилась странная ситуация, связанная с рок-музыкой. Власти не понимали этого увлечения молодёжи, рок-группы запрещались и разгонялись. В итоге с февраля 1984 по апрель 1985 года (то есть фактически до сейшена Доктора Кинчева в ДАСе) в Москве не прошло ни одного рок-концерта. Инициатором этих запретов явился Союз композиторов СССР. Престарелые профессиональные сочинители музыки были недовольны тем, что молодёжь предпочитает им молодых рок-певцов – Александра Барыкина, Константина Никольского, Алексея Романова, Бориса Гребенщикова, Виктора Цоя, Майка Науменко. Причём это недовольство было вызвано не столько творческими или идейными, сколько экономическими причинами. Много лет профессиональные композиторы жили на гонорары от своих песен и музыки. За каждое исполнение их произведений на радио, телевидении, на концертах, в ресторанах им перепадала «копеечка». Гонорарный поток долгое время был довольно мощным, и казалось, ничто не предвещало его оскудения, но с наступлением 1980-х он начал мельчать. Не нужно было прилагать много усилий, чтобы узнать, что часть денег стала уходить в пользу молодых авторов песен, которые – и это самое ужасное! – не принадлежали к цеху профессиональных композиторов и поэтов. С «чужими» везде и во все времена принято было разбираться достаточно жёстко. В ответ на растущую популярность рок-составов Союз композиторов СССР ввёл так называемую «процентовку», то есть обязал официальные рок-команды включать в репертуар песни «записных» композиторов, иначе группу просто не допускали до публичных выступлений. Тарификационные комиссии, как тройки ЧК, рыскали по всей стране и, настигая ансамбль, прямо на гастролях устраивали скорый суд и расправу. Те ансамбли, что отказывались идти на поводу у композиторов, расформировывались и разгонялись. Партийные власти поддержали композиторов, и в итоге в течение 1983 и 1984 годов было уничтожено, разогнано, задушено множество рок-коллективов, официально работавших в филармониях. Те, кто хотел петь свои песни, были вынуждены уходить в андеграунд. Подполье находилось вне зоны влияния Союза композиторов, тем не менее такая ситуация устраивала профессиональных композиторов, ведь в подполье смельчаков поджидала милиция, и нужно было быть действительно очень крутым, чтобы жить и творить в андеграунде.
Раздражение в среде молодёжи нарастало, и даже появилось ощущение, что страна оказалась на грани революции, и, чтобы как-то разрядить напряжённую ситуацию, КГБ предложил организовать прослушивания московских любительских рок-коллективов, чтобы в дальнейшем создать организацию, подобную Ленинградскому рок-клубу. Прослушивания состоялись 13 и 14 апреля в помещении МДСТ на Большой Бронной.
О том, как шла подготовка к тем легендарным прослушиваниям, рассказывает Булат Мусурманкулов, в то время заведующий сектором любительских объединений Единого научно-методического центра Главного управления культуры исполкома Моссовета:
«Мне позвонил Володя Горлинский, который тогда работал в Московском доме самодеятельного творчества, и сказал:
– Слушай! Есть одна идея! Ансамбли эти всякие… Надо собраться и обсудить! Надо что-то с ними делать!
А с Горлинским до этого связался Юра Резниченко, директор молодёжного центра Московского горкома комсомола, который находился на улице Герцена… Кстати, в помещении этого центра снимали программу „Что? Где? Когда?”… По телевизору казалось, что это – шикарное помещение. А на самом деле – маленькая каморка! Стол с волчком в середине, вокруг стулья – и всё, и больше места не было. Народ, толкаясь, стоял вокруг…
Про Резниченко говорили, что он был связан с КГБ. Поэтому и эту идею ему, скорее всего, подали гэбэшники, которым надоело гоняться по концертам и отслеживать рокеров. Видимо, они на это затрачивали слишком много усилий, много времени, а им хотелось, чтобы всё было под боком. И они дали команду: „Соберите! Уговорите! Пусть дают нормальные концерты! Всё равно же они дают концерты, так пусть выступают нормально, без боязни. А мы будем следить…” И они следили…
