Великий Бисмарк. Железом и кровью - Власов Николай (читать книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
В 1875 году был принят еще ряд законов, направленных против католической церкви. Так называемый «закон о корзине с хлебом» лишил государственной финансовой поддержки те церковные учреждения, которые не были готовы заявить о своей безусловной покорности законам. Учитывая, что в феврале 1875 года папа римский объявил прусские «майские законы» недействительными, это означало весьма серьезный удар по германской католической церкви в целом. «От этой меры, – заявил Бисмарк в рейхстаге, – я не жду никакого успеха, но мы просто выполняем свой долг, защищая независимость нашего государства и нации от чуждого влияния»[480]. В том же году в Германии были запрещены все монашеские ордена, за исключением тех, которые занимались только заботой о больных. Эта мера затронула почти 10 тысяч монахов.
Государственные структуры вели борьбу с энергией и настойчивостью, не останавливаясь перед весьма жесткими мерами. Католические священники проявляли не меньшее упорство. За четыре года в тюрьму отправилось почти 2 тысячи духовных лиц, в том числе два епископа. Многие тысячи приходов оставались вакантными. Разумеется, такая политика возмущала многих прихожан, для которых посаженный в тюрьму священник становился мучеником за правое дело.
Однако в политике Бисмарка уже происходили определенные изменения. Одним из признаков этого стала риторика имперского канцлера в его борьбе с партией Центра; Бисмарк все чаще апеллировал не к светским ценностям, а к протестантизму. Папу он называл «врагом евангелической церкви и вследствие этого врагом существующего прусского государства»[481]. Канцлер часто вспоминал о жестокостях, которые творила католическая церковь, об ужасах контрреформации – особенно если выступление происходило не в рейхстаге, а в прусской палате депутатов, где не присутствовали представители южногерманских земель.
Очевидно, это было во многом рассчитано на консерваторов, возобновления контактов с которыми Бисмарк начал искать. На первых порах он, однако, не встретил с их стороны положительной реакции. Скорее наоборот. В июне 1875 года «Крестовая газета» опубликовала статью, в которой обвинила канцлера в личном обогащении за счет сотрудничества с либералами. Оскорбленный глава правительства выступил в рейхстаге с призывом бойкотировать газету, в ответ на что большая группа влиятельных консерваторов опубликовала декларацию, в которой полностью поддержала позицию своего печатного органа. Это затронуло Бисмарка особенно болезненно, поскольку среди подписавших документ было немало его прежних личных друзей. В качестве примера можно назвать Райнхольда фон Тадден, брата Марии. Даже нежные чувства к усопшей, которые Бисмарк сохранил до глубокой старости, не удержали его от того, чтобы отправить старинному приятелю письмо, составленное в настолько жестких выражениях, что любые личные контакты между ними становились невозможны. Судя по всему, канцлер был в очередной раз глубоко задет «предательством» своих прежних сподвижников, многие из которых, в свою очередь, считали его самого предателем консервативных ценностей и идеалов.
Разрыв с консерваторами оказался настолько болезненным, что Бисмарк и спустя долгие годы не мог относиться к нему спокойно. В своих мемуарах он посвятил этим событиям целую главу. «Для нервов человека в зрелом возрасте, – писал Бисмарк, – является тяжким испытанием внезапно порвать прежние отношения со всеми, или почти всеми, друзьями и знакомыми. Мое здоровье было к тому времени уже давно подорвано не лежащими на мне обязанностями, а непрерывным сознанием ответственности за крупные события, при которых будущее отечества стояло на карте. В пору быстрого, а иногда бурного развития нашей политики я, разумеется, не всегда мог с уверенностью предвидеть, правилен ли путь, избранный мною, и все же был вынужден действовать так, словно я с полной ясностью предвижу грядущие события и воздействие на них моих собственных решений. (…) Изнуряет не работа, а сомнения и чувство чести, ответственность, которая не может опираться ни на что, кроме собственного убеждения и собственной воли, как это резче всего имеет место именно при важнейших кризисах. Общение с людьми, которых считаешь равными себе, помогает преодолевать такие кризисы; и если это общение внезапно прекращается и притом по мотивам скорее личным, чем деловым, скорее из зависти, чем из честных мотивов, а поскольку они являются честными, то совершенно банальны; если ответственный министр внезапно бойкотируется всеми своими прежними друзьями, если с ним обращаются как с врагом и он со всеми своими размышлениями остается в одиночестве, то это обостряет воздействие служебных забот на его нервы и его здоровье»[482].
Сотрудничество с либералами также развивалось не без серьезных проблем. События, связанные с принятием имперского военного закона, позволили Бисмарку одержать убедительную победу над своими союзниками, однако в то же время продемонстрировали определенные пределы, дальше которых он не мог рассчитывать на их поддержку. В свою очередь, Национал-либеральная партия начала утрачивать внутреннее единство и потому становилась все менее надежной опорой. Несмотря на то что в 1875 году был принят весьма прогрессивный по своему духу закон о прессе, Либеральная эра начала клониться к своему закату.
Одновременно Бисмарк начал искать пути выхода из Культуркампфа. Еще в 1875 году в одной из своих парламентских речей канцлер заявил, что возлагает свои надежды на приход «мирного папы (…) который готов позволить другим людям жить по их усмотрению и с которым можно будет заключить мир»[483]. И действительно, в дальнейшем борьба с католической церковью была остановлена. Репрессии против непокорных священников были прекращены, впоследствии наиболее жесткие меры были без лишнего шума отменены.
Прекращение Культуркампфа вызывает у историков не меньшие споры, чем выяснение причин его начала. Однако почти все сходятся в одном пункте – кампания закончилась поражением «железного канцлера». Часто говорится о том, что Бисмарк вынужден был закончить борьбу с католической церковью из-за полной неэффективности мер, которые он принимал против своих оппонентов. Влияние партии Центра не только не сократилось, но даже выросло. Возмущение Культуркампфом не только среди широких масс католических верующих, но даже при императорском дворе нарастало. Даже некоторые либералы, изначально поддерживавшие наступление на влияние религиозных организаций, к середине 1870-х годов стали рассматривать проводимую кампанию куда более скептически, видя в ней наступление безжалостной государственной машины на права человека.
Все эти обстоятельства, разумеется, имели место и вносили существенный вклад в решение Бисмарка завершить Культуркампф. Однако не следует забывать о том, что сокрушение партии Центра и католической оппозиции в стране было лишь одной из целей проводимой политики. Другой, возможно, даже более важной целью стала консолидация либерального парламентского большинства вокруг проводимой главой правительства политической линии. В первые годы существования новой империи, когда во многом определялось направление ее дальнейшего развития, это имело особое значение. И здесь Бисмарк сумел добиться ощутимого успеха – в период Культуркампфа он мог во многих вопросах навязать свою волю парламентскому большинству, готовому пойти на весьма серьезные уступки. Либералы были готовы сотрудничать с Бисмарком, и в дальнейшем инициатором завершения Либеральной эры во второй половине 1870-х годов выступил сам «железный канцлер». Именно это решение во многом стало причиной прекращения Культуркампфа. Последний сыграл роль небезызвестного мавра, который сделал свое дело и мог убираться восвояси.
Разумеется, как на это часто указывают критики Бисмарка, Культуркампф привел к определенному расколу немецкого общества, в котором часть граждан была публично объявлена врагами и противопоставлена всем остальным. Однако это можно ставить «железному канцлеру» в вину, но нельзя считать провалом его политики. Бисмарк изначально строил свой курс, опираясь на противоречия, сталкивая различные группы интересов и удерживая за счет этого в своих руках ключевую позицию. Он вовсе не был «отцом нации», заботящемся в первую очередь о единстве общества и самосознании граждан. Он был политиком, стремившимся к сохранению власти, проведению в жизнь своей линии и не стеснявшимся пользоваться для этого всеми имевшимися под рукой инструментами.
