Россия и мир в XXI веке - Тренин Дмитрий Витальевич (читать книги онлайн без txt) 📗
Шредер, в отличие от Тэтчер, сделал вывод, что «Путин рассуждает по-западному»; что он «хочет восстановить значение России», но при этом «видит Россию как часть Европы» [43]. Аналогичной позиции придерживался тогдашний президент Франции Жак Ширак [44]. Спустя два с половиной года совместная оппозиция Германии, России и Франции американскому вторжению в Ирак стала символом единства России и ведущих стран Европы по важнейшему стратегическому вопросу.
Лидеры континентальной европейской «тройки» – Германии, России и Франции – собирались отдельно еще с конца 1990-х годов для содействия европейской интеграции России. Москва очевидно чувствовала себя гораздо свободнее и комфортнее в компании с Берлином и Парижем, чем с Вашингтоном. В то же время такое единство бросало вызов не только мировому доминированию США, но и американскому лидерству внутри расширившегося Запада. Предупреждения Тэтчер о «раскольнической роли» России, казалось, стали сбываться.
Развитие отношений России с Евросоюзом в целом было менее активным, чем с Германией и Францией. Несмотря на амбиции председателя Европейской комиссии Романо Проди, заявившего, что у ЕС и РФ может быть «все общее, кроме институтов», т. е. за исключением формального членства России в ЕС, которое радикально изменило бы баланс сил в объединенной Европе, и согласование на этой основе к 2005 году «общих пространств» российско-европейского сближения в сфере экономики, гуманитарной сферы, безопасности и культуры, эти отношения начали буксовать.
Формальным поводом стала Польша – основной союзник США в Восточной Европе. Консервативное правительство в Варшаве принялось проводить жесткий курс по отношению к Москве, а также к Берлину. Частные вопросы российско-польских отношений, такие как «польское мясо», а также другие сравнительно мелкие темы, такие как, например, плата за транссибирские перелеты европейских компаний, затормозили процесс сближения России и ЕС.
Вскоре на волне, поднятой «делом ЮКОСа», убийствами Политковской и Литвиненко, в центр дискуссии на темы российско-европейских отношений вступили темы ценностей. Уверения Шредера, что Путин «явно желает интегрироваться сам и интегрировать свою страну в западное сообщество ценностей» [45], что он «чистый демократ», встретили яростную критику со стороны тех, кто видел в политике Кремля главным образом отход от демократических принципов в сторону все более усиливавшегося авторитаризма. Уход в 2005–2007 годах «друзей Путина» Шредера и Ширака, а также Проди из большой политики почти не оставил в Евросоюзе лидеров, настроенных на тесное взаимодействие с реально существующей Россией.
В обстановке усиливавшейся критики России на Западе Путин, начавший свое правление с надежд на союз с США и интеграцию с ЕС, попытался вывести партнеров на откровенный разговор. Его выступление на Мюнхенской конференции по безопасности в феврале 2007 года было попыткой «объясниться начистоту» прежде всего с США, с предъявлением им условий взаимодействия с Россией [46]. Коротко говоря, такими условиями были суверенное равенство, невмешательство во внутренние дела и обоюдный интерес как основа сотрудничества. Американская и европейская общественность, не ожидавшая столь откровенной и публичной критики российским президентом самих основ внешней политики США, восприняла речь Путина как объявление Западу холодной войны.
На этом фоне администрация США предприняла усилия по ускорению процесса вступления Украины и Грузии в НАТО. В начале 2008 года Киев, с подачи Вашингтона и неожиданно для многих в Европе, направил странам альянса просьбу о предоставлении Украине т. н. «дорожной карты» – плана действий по подготовке к членству в НАТО.
Это была красная черта. С точки зрения Москвы, присоединение Украины к НАТО нанесло бы неприемлемый ущерб безопасности России. Прибыв на саммит НАТО в Бухарест, Путин попытался объяснить, что попытка включить Украину в альянс приведет к расколу этой страны. Его аргументы поняли в том смысле, что Россия не считает Украину полноценным государством и будет раскалывать ее на части, чтобы не допустить «ухода» Украины из российской сферы влияния.
Германия и Франция осознали надвигавшуюся опасность. В Бухаресте они заблокировали решение по «плану действий» для Украины и Грузии. В то же время они вынуждены были одобрить компромисс, в соответствии с которым НАТО обещало Киеву и Тбилиси членство в неопределенной перспективе. Это решение подвигло президента Грузии Михаила Саакашвили – фаворита неоконсервативного крыла администрации Дж. Буша – попытаться силой восстановить территориальную целостность Грузии, чтобы устранить формальные препятствия на пути вступления в альянс. Результатом стала «пятидневная война» с Россией. Это, однако, было уже формально за рамками «раунда Путина».
Итак, Путин, начавший свое президентство с выражения готовности привести Россию в НАТО, оказался перед перспективой присоединения к НАТО Украины и Грузии. Для последней это означало войну с Россией. Запад в этот период был озабочен главным образом ситуацией на Ближнем и Среднем Востоке, где осуществленные администрацией Буша военные интервенции в Ираке и Афганистане не достигли заявленных целей и лишь обострили ситуацию, сделав ее неуправляемой. Внешняя политика Буша была признана в США провальной. Требовалась генеральная коррекция курса, которая могла иметь последствия для отношений с Москвой.
«Раунд Медведева»
Выбор Путиным Дмитрия Медведева в качестве преемника на посту президента РФ на выборах 2008 года отражал помимо других факторов стремление Путина расширить базу поддержки власти за счет более современных и перспективных групп населения – не столько либеральной интеллигенции, сколько «новых городских слоев» в России, а также, что не менее важно, создать условия для улучшения отношений со странами Запада.
Первой дипломатической инициативой Медведева стал проект договора о европейской безопасности (июнь 2008 года), но первым его реальным «делом» стала августовская война с Грузией в ответ на действия Тбилиси в Южной Осетии, в результате которых погибли российские миротворцы. Правительство президента Михаила Саакашвили, стремившееся присоединить Грузию к НАТО, пользовалось поддержкой администрации Буша и благосклонным отношением со стороны ведущих западных СМИ.
Война длилась всего пять дней. Отбросив грузинские войска из Южной Осетии и выйдя за границы мятежной автономии, но оставив Саакашвили у власти и приняв скорее символическое посредничество президента Франции Николя Саркози, Москва продемонстрировала одновременно решительность и умеренность. Российские войска не вошли в Тбилиси, но Москва заявила о готовности защищать свою «сферу привилегированных интересов». Красная линия, за которой возможное расширение НАТО становилось поводом для столкновения с Россией, была проведена по границам стран СНГ.
Новая холодная война в 2008 году, однако, так и не успела начаться. Разразившийся в середине сентября того же года глобальный финансовый кризис переключил внимание мировых лидеров на экономику. Победа Барака Обамы на выборах президента США в ноябре и глубокая ревизия внешнеполитического наследия республиканцев создали условия для «перезагрузки» отношений Вашингтона и Москвы.
Президент Обама не ставил отношения с Россией в центр своей международной повестки дня, но обратил на них внимание как на потенциальный внешнеполитический резерв. Улучшение отношений с РФ было призвано доставить Вашингтону дополнительные ресурсы для достижения целей на действительно приоритетных для демократической администрации направлениях – иракском, афганском и иранском. Грузинский сюжет был «выведен за скобки» обновлявшихся американо-российских отношений. Уже позже, в условиях отсутствия успехов по центральным вопросам внешней политики США, российское направление – изначально служебное – выдвинулось на первый план, породив ожидания нового российско-американского сближения.
