Страх и отвращение предвыборной гонки – 72 - Томпсон Хантер С. (читать онлайн полную книгу TXT) 📗
Эта пресс-конференция собрала уйму народу. От Государственной службы телевещания прибыл Эдвард Mорган, одетый в щегольской плащ от London Fog и покручивающий черный зонтик. От New York Times приехала какая-то женщина. Washington Post тоже был представлен каким-то писакой, а остальные национальные издания прислали тех же самых людей, которых они обычно отправляют на все мероприятия, проходящие в этой выгребной яме — Вашингтоне.
Как всегда, «пишущая братия» стояла или сидела скромным полукругом позади ряда телекамер кабельных каналов, в то время как Дрейпер и его наставник, сенатор Фред Харрис из Оклахомы, сидели за столом и объясняли, что успех встречи в Чикаго сдвинул с мертвой точки вопрос «голоса молодых» и вывел его на линию старта. Харрис почти не говорил; он просто сидел там и смотрел, словно Джонни Кэш, в то время как Дрейпер, бывший президент студсовета Оклахомского университета, рассказывал пресыщенной прессе, что «голос молодых» станет важным и, возможно, даже решающим на выборах этого года.
Я опоздал минут на десять и, когда подошло время спрашивать, задал тот же самый вопрос, что и Элларду Лоуэнстейну на такой же пресс-конференции в Чикаго: будет ли Молодежное собрание поддерживать Хьюберта Хамфри, если тот станет кандидатом от Демократической партии?
Лоуэнстейн тогда отказался отвечать, заявив: «Мы будем форсировать эту переправу, если подойдем к ней». Но в Вашингтоне Дрейпер ответил: «Да», — голос молодых может поддержать Хьюберта, если он «займет правильные позиции».
— А как насчет Джексона? — спросил я.
Последовала пауза… Но в конце концов Дрейпер заявил, что Национальное молодежное собрание может также поддержать и Джексона, «если он проявит себя».
— Проявит себя в чем? — решил уточнить я.
К этому времени я чувствовал себя так, словно сидел там совершенно голый и оттого внушал подозрения. Мой наряд и поведение в целом по вашингтонским стандартам никуда не годятся. В этом городе не принято носить «левисы», и если ты появляешься где-то в джинсах, тебя принимают за обслугу или курьера. Тем более на пресс-конференциях высокого уровня, где любое отклонение от стандартного журналистского дресс-кода считается грубым и, возможно, даже опасным нарушением.
В Вашингтоне все журналисты одеваются, как банковские служащие и как люди, у которых нет проблем. Специалисты по работе с прессой мистера Никсона, например, сразу дали мне понять, что журналистская аккредитация в Белый дом мне не светит. Когда я позвонил в первый раз, мне сказали, что они «никогда не слышали о Rolling Stone».
— Катящийся что? — переспросила женщина.
— А вы спросите у кого-нибудь помоложе вас, — сказал я.
— Спасибо, — прошипела она. — Я так и поступлю.
Следующим препятствием на моем пути стал заместитель пресс-секретаря Белого дома, безликий голос по имени Джеральд Уоррен, заявивший, что Катящемуся-Куда-Бы-То-Ни-Было не нужна журналистская аккредитация в Белый дом, несмотря на тот факт, что до того ее без хлопот получили всевозможные странные издания, в том числе студенческие газетки типа Hatchet Университета Джорджа Вашингтона.
Единственные люди, которые, судя по всему, по-настоящему заинтересованы в выборах-72, — это фактические их участники — кандидаты, их оплачиваемый персонал, тысячи журналистов, телевизионщики и других связанные с медиа шустрилы, которые проведут большую часть этого года вместе, изо всех сил раскручивая кампанию… И, конечно, всевозможные спонсоры — «денежные мешки» на языке нынешних политиков, — которые собираются изрядно погреть руки по меньшей мере ближайшие четыре года, если сумеют пропихнуть своего человека за финишную черту на волосок впереди остальных.
Все, что связано с «денежными мешками», — по-прежнему один из самых волнующих моментов президентской кампании, но даже здесь напряженность постепенно идет на спад — в первую очередь потому, что большинство действительно серьезных спонсоров еще несколько лет назад поняли: банк можно сорвать, «помогая» сразу двум кандидатам, а не одному, даже если при этом пойдешь под откос с тем из них, кто окажется неудачником.
В 1972 году этой тактики, вероятно, будет придерживаться и миссис Релла Фактор — бывшая жена Джейка-парикмахера [15] и главный спонсор кампании Хьюберта Хамфри в 1968-м. В прошлый раз она не получила прибыли от своих вложений. Но в этом году, используя новый метод, может купить дружбу двух, трех или даже четырех кандидатов в президенты по той же цене, предусмотрительно сделав инвестиции в Хьюберта, Никсона, и, возможно, — это как раз для такой буйной мегеры, как она, — подбросив кусок Джину Маккарти, который, похоже, на этот раз собирается отчебучить что-то по-настоящему странное.
Я питаю своего рода слабость к Маккарти. Ничего серьезного, но я помню, как стоял рядом с ним под снегом у проходной обувной фабрики в Манчестере, Нью-Гэмпшир, в феврале 1968 года. В пять часов свисток возвестил об окончании рабочего дня, и он был там, посреди толпы рабочих, ломанувшихся на автомобильную стоянку. Я никогда не забуду выражение боли на лице Маккарти, когда он стоял с протянутой рукой, повторяя снова и снова: «Пожмите руку сенатору Маккарти… Пожмите руку сенатору Маккарти… Пожмите руку сенатору Маккарти…» Его напряженную застывшую улыбку, когда он нервно шагал навстречу кому-то более-менее дружественно настроенному: «Пожмите руку сенатору Маккарти…» Однако большинство рабочих не обращали на него внимания и не замечали его протянутой руки. Глядя в одну точку перед собой, они спешили к своим машинам.
В тот день там была по крайней мере одна телекамера какого-то канала, но сюжет так и не вышел в эфир. Даже просто смотреть на все это было тяжело, а показать такую сцену по национальному телевидению было бы откровенно жестоко. Маккарти явно страдал, и не столько потому, что девять из десяти человек отказались пожать ему руку, сколько потому, что он ненавидел саму необходимость находиться там. Однако его помощники сказали ему, что надо сделать это, и, может быть, так оно и было…
Позже, когда его небывалый успех в Нью-Гэмпшире потряс Джонсона настолько, что тот решил отказаться от попытки переизбрания, я почти ждал, что Маккарти тоже выйдет из гонки, чтобы больше не надо было так страдать на протяжении всего пути до Чикаго (как Кастро на Кубе после бегства Батисты)… И только Бог знает, что за мстительная сила движет им на этот раз, однако многие из тех, кто считал, что он, должно быть, свихнулся, раз собрался баллотироваться в 1972-м снова, теперь начинают воспринимать его всерьез. И не как претендента от демократов, а как все более вероятного кандидата от независимых сил, способного за период времени с августа по ноябрь разрушить планы кандидатов вроде Маски.
Для председателя Демократической партии Ларри О'Брайена перспектива выдвижения кандидатуры Маккарти в 1972-м — это как если каждую ночь слышать, как на твоем крыльце принюхивается и метит его, задрав лапу, собака Баскервилей. Кандидат от независимых сил, имеющий леволиберальные взгляды и затаивший серьезную обиду, запросто может отнять немало голосов левых радикалов как у Маски, так и у Хамфри, что сделает выдвижение любого из них кандидатом на пост президента от Демократической партии бессмысленным.
Никто, похоже, не знает, что на уме у Маккарти в этом году, но он представляет собой настоящую угрозу, и те, кто не воспринимал его всерьез, поняли свою ошибку на прошлой неделе, когда Маккарти предпринял атаку на Маски через несколько часов после того, как сенатор от штата Мэн официально объявил о своем выдвижении.
Washington Post напечатала на первой полосе под проникновенным заголовком фотографии их обоих, а также суровое предупреждение Маккарти, что он собирается возложить на Маски «ответственность» за его агрессивную позицию по войне во Вьетнаме, которой тот придерживался до 1968 года. Кроме того, Маккарти обвинил Маски в том, что тот был «самым активным проводником политики администрации Джонсона на съезде 1968 года».
15
Джейк-парикмахер — мафиози, связанный с Чикагским синдикатом. Настоящее имя — Джон Фактор, имя при рождении — Яков Факторович. Как и его брат Макс Фактор, основатель косметической компании Max Factor, в юности обучался парикмахерскому искусству, за что и получил свое прозвище. — Прим. ред.