Нюрнбергский эпилог - Полторак Аркадий Иосифович (книги бесплатно читать без txt) 📗

Наступает февраль 1933 года. В доме Германа Геринга опять собираются представители крупнейших монополий. Гитлеру нужны деньги, чтобы успешно провести подготовку к выборам, назначенным на 5 марта. Геринг хорошо знал, что может произвести наибольшее впечатление на собравшихся.

— Господа, — сказал он, — жертвы, которые требуются от промышленности, гораздо легче будет перенести, если промышленники смогут быть уверены в том, что эти выборы будут последними на протяжении следующих десяти лет и, может быть, даже на протяжении следующих ста лет.

«Господа» не заставили себя упрашивать. За несколько минут было собрано три миллиона марок.

День 5 марта 1933 года стал черным днем Европы. В Германии к власти пришел фашизм.

Геринг сосредоточивает в своих руках важнейшие посты: становится президентом рейхстага, имперским министром воздушного флота и прусским министром внутренних дел. Не без гордости он сам провозглашает себя «человеком № 2», хотя в душе лелеет мечту стать первым номером. И Геринг действительно стал им, но только когда оказался уже в Нюрнберге и явно ощутил на шее веревку.

Существо непомерного, патологического тщеславия, он даже в те трагические для него дни не мог скрыть своего удовлетворения, когда обвинитель Джексон, обращаясь к нему, сказал:

— Возможно, вы осознаете, что вы единственный оставшийся в живых, кто может полностью рассказать нам о действительных целях нацистской партии и о работе руководства внутри партии?

— Да, я это ясно осознаю, — самодовольно отозвался Геринг.

А дальше между обвинителем и подсудимым № 1 произошел такой диалог:

Джексон. Вы с самого начала намеревались свергнуть и затем действительно свергли Веймарскую республику?

Геринг. Что касается меня лично, то это было моим твердым решением.

Джексон. А придя к власти, вы немедленно уничтожили парламентарное правительство в Германии?

Геринг. Оно нам больше не нужно было.

Герману Герингу не нужно было и многое другое.

Он с легкостью обошелся бы без Гинденбурга. Если бы не рейхсвер, Геринг не постеснялся арестовать престарелого президента.

Ему претили жалкие представители национального лагеря — все эти папены, шлейхеры, гугенберги. Геринга долго тошнило от «честного слова» Гитлера, данного Гинденбургу в том, что он, фюрер, никогда не расстанется с ними.

Но конечно, прежде всего надо было разделаться с коммунистами. Требовался сильный удар, способный уничтожить всех, кто оказался на пути установления полного единовластия нацизма. Изощренный в провокациях мозг Германа Геринга работает в этом направлении денно и нощно, Геринг завидовал своему кумиру Бонапарту: у того на службе находился гениальный полицейский ум Жозефа Фуше, а тут требовалось придумывать все самому.

И Герман Геринг придумал. Придумал нечто такое, что заставило его дважды давать объяснения на судебных процессах: один раз в качестве свидетеля в Лейпциге, другой — в качестве обвиняемого в Нюрнберге.

Читателю уже хорошо известен этот зловещий эпизод мировой истории. В ночь на 27 февраля 1933 года, озаренный пламенем пожара, Геринг стоял вместе с Гитлером на балконе и наблюдал, как горит рейхстаг, символ Веймарской республики. Красные языки пламени бросали свое отражение в темное небо Берлина.

В Нюрнберге Германа Геринга попросили вспомнить некоторые детали того странного пожара.

Может встать вопрос, нужно ли было заниматься этим делом международному суду, если даже на Лейпцигском процессе Димитров и его друзья коммунисты были оправданы? Да, они были оправданы, но кто же все-таки поджег рейхстаг? Лейпцигский суд ответил: Ван дер Люббе. В своем приговоре он был далек от того, чтобы бросить тень на нацистских заправил. Нашел Фауста, и достаточно. А кто же все-таки Мефистофель?

Как мы уже знаем, много лет спустя после второй мировой войны западногерманский журнал «Шпигель» сообщит, будто на основании новейших изысканий стало ясно, что Герман Геринг здесь ни при чем. Неужто так-таки и «ни при чем»?

Американский обвинитель Джексон допрашивает Геринга:

— Вы и фюрер встретились во время пожара, не так ли?

— Да.

— И здесь же на месте решили арестовать всех коммунистов, которые значились в составленных заранее списках?

Геринг юлит. Он еще не знает, какими лично против него доказательствами располагает обвинение.

— Мне не имело никакого смысла поджигать рейхстаг... Впрочем, я не сожалел, что это здание было сожжено, так как с художественной точки зрения оно не представляло ценности...

И дальше, обнаруживая уже откровенный политический цинизм, он заявляет:

— Но я очень сожалею, что вынужден был искать новый зал для заседаний рейхстага. И так как не нашел ничего другого, я должен был использовать здание королевской оперы. Между тем мне всегда казалось, что опера значительно важнее, чем рейхстаг.

Геринг полагал, что он легко обойдется подобного рода циническими сентенциями: ведь прошло много лет, и не только от рейхстага, но и от самого Берлина почти ничего не осталось. И тем не менее кое-что все-таки сохранилось. «Кое-что» вполне достаточное, чтобы уличить Геринга!

Обвинитель спрашивает Геринга: известны ли ему Карл Эрнст, Хельдорф и Хейнес? Геринг признает, что это его люди из штурмовых отрядов. Тогда Джексон ссылается на заявление Карла Эрнста о том, что они все трое поджигали рейхстаг по заданию Геринга.

За этим первым ударом следует другой: обвинитель предъявляет показания бывшего начальника нацистского генерального штаба генерала Гальдера, который утверждает, что в день рождения Гитлера в присутствии всех гостей Геринг рассказывал, как он организовал поджог рейхстага.

Потом следует допрос Гизевиуса — видного гестаповского чиновника. Уж он-то знал подробности. Гизевиус показывает:

— Десять благонадежных штурмовиков были подготовлены для производства поджога. Геринга после этого проинформировали о всех деталях плана, так что он в тот вечер «случайно» не выступал с предвыборной речью, а до очень позднего времени сидел за своим столом в министерстве внутренних дел в Берлине... По указанию Геринга с самого начала было решено все свалить на головы коммунистов...