Дело было в Педженте - Внутренний Предиктор СССР (ВП СССР) Предиктор (библиотека книг бесплатно без регистрации txt) 📗
3 января 1998 г. — 3 декабря 2000 г.
Послесловие
Конечно, можно сказать, что всё изложенное выше — бред сивой кобылы, всё притянуто за уши и т.п. Но всё же и такая оценка не освобождает от необходимости дать ответ на вопрос:
Для чего, с какой целью В.Ежов и Р.Ибрагимбеков назвали некий город Педжентом, если «ПЕДЖЕНТ» (англ. pagent, от лат. pagina — пластина, плита) — передвижная сцена в средневековом театре, применявшаяся при постановке мистерий, а «мистерия» в переводе с греческого — тайна?
Если же вы не желаете задаться подобными вопросами, сталкиваясь с теми или иными произведениями искусства, то вам полезно узнать, как с вами намереваются управиться большие специалисты по манипулированию обществами и индивидами. В конце октября 2000 года в Москве, в рамках Федеральной программы мероприятий по встрече третьего тысячелетия состоялся международный симпозиум «Рефлексивное управление». Мы приводим фрагменты выступления одного из основоположников этого направления Владимира Лефевра:
«Рефлексивное управление — это информационное воздействие на объекты, для описания которых необходимо употреблять такие понятия, как сознание и воля. Такими объектами являются отдельные люди и объединения людей: семья, группа, страна, нация, общество, цивилизация. Термин „рефлексивное управление“ может пониматься в двух смыслах. Во-первых, как искусство манипуляции людьми и объединениями людей. Во-вторых, как специфический метод социального контроля.
Как вид искусства рефлексивное управление имеет тысячелетнюю историю. Наиболее ярко оно проявило себя в военном деле. Можно привести огромное количество примеров, когда информационное воздействие на противника позволяло выиграть сражение малыми силами.
Как метод социального контроля рефлексивное управление появилось лишь вначале 60-х годов, в период когда начала формироваться концепция информационной войны.
Специфика этого метода заключается в том, что генерация информационных воздействий опирается не столько на естественную человеческую интуицию, сколько на особую модель управляемого субъекта. Следует иметь ввиду, что рефлексивное управление не связано органически ни с ложью, ни с дезинформацией. Например, чтобы жители страны поверили в истинность необычного, но правдивого правительственного сообщения, оно должно быть специально подготовлено.
Успех рефлексивного управления в значительной мере зависит от качества той модели субъекта, которая используется при его поведении. (…) Дело в том, что модель субъекта должна отражать не только область его поведения, но также и его способность осознавать самого себя и других субъектов, включая и тех, которые пытаются установить контроль над его поведением, то есть модель должна быть рефлексивной. Традиционные модели таким качеством не обладали.
Первые реально работающие модели появились в конце 70-х годов. Их создание было активно поддержано военными и дипломатами. Однако экономисты встретили их достаточно холодно. Интерес военных и дипломатов стимулировался способностью рефлексивных моделей представлять сложные военно-политические коллизии, ранее находившиеся вне сферы научного рассмотрения. Реакции экономистов требуют специального пояснения.
В основе экономических моделей (экономических моделей запада: наше пояснение), лежит представление о человеке как о рациональном существе, стремящемся максимизировать свою выгоду. Такой взгляд на человека уходит своими корнями в политическую экономию XVIII века (политическую экономию, выросшую из библейской культуры: наше пояснение). Рефлексивные модели внесли в научное представление о человеке новое измерение, связанное с такими категориями как мораль, совесть и чувство справедливости (в других культурах, отличных от библейской, эти категории всегда были связаны с понятием — человек: наше пояснение). Они позволяют отражать ситуации, в которых люди не только стремятся получить материальный доход, но имеют и неутилитарные цели, совершают жертвенные поступки, стремятся выглядеть достойно и в своих собственных глазах, и в глазах других людей (но все-таки сначала в собственных глазах: наше замечание).
Чтобы проиллюстрировать, как чувство собственного достоинства может влиять на макроэкономические характеристики социальной системы, рассмотрим пример. Представим себе широкую дорогу, по которой идут машины. Естественно считать, что каждый водитель стремится побыстрее достичь пункта, в который он направляется. Также естественно предположить, что двигаясь, водители мешают друг другу и потому вступают в постоянные конфликты. Представим себе теперь, что есть две дороги. Водители на первой дороге поднимаются в собственных глазах и в глазах других водителей, если уступают дорогу друг другу (в предположении, что все ездят на “Мерседесах” или, по крайней мере, на машинах равной мощности. Посмотреть бы как всё это будет выглядеть при конкуренции “Мерседесов” и “запорожцев”: наше замечание). А водители машин на второй дороге теряют своё лицо, когда уступают. Ясно, что скорость движения на первой дороге будет выше, чем на второй (совсем неясно: простая ситуация на перекрёстке, когда все водители уступают друг другу дорогу, позабыв о правилах движения, и движение останавливается совсем наше замечание). Попытка большого числа водителей сохранить своё индивидуальное достоинство (за счёт подавления достоинства других водителей) оказывают существенное влияние на весь макропроцесс. Они порождают турбулентность в потоке машин, которая и вызывает замедление движения.
Мы видим, что такой, казалось бы, далёкий от схем традиционной экономики фактор, как стремление сохранить достоинство, может приводить к серьёзным макроэффектам. На первый взгляд кажется, что решить проблему достаточно просто: нужно увеличить число полицейских и строго наказывать водителей, вступающих в конфликты (в конфликты вступают, как правило, две стороны, причём зачинщика конфликта далеко не всегда удаётся установить: наше замечание). Они перестанут конфликтовать, но скорость движения может упасть еще больше, ибо возникает массовая моральная депрессия.
В начале 80-х годов было показано (кем и где?), что могут существовать культуры двух типов. В культуре первого типа достоинство людей возрастает, когда они устанавливают отношения компромисса друг с другом, а в культурах второго типа, когда они бескомпромиссны друг к другу (сохранен стиль автора статьи). В силу таких особенностей в культурах первого типа легко возникает процедура саморазрешения конфликтов, в то время как в культурах второго типа такая процедура сама по себе не появляется. Эти идеи были подробно изложены в моей книге «Алгебра совести», вышедшей в 1982 году. Кроме того, в этой же книге показано, что официальная культура Советского Союза (а что Лефевр знает о неофициальной культуре, через которую проявляется объективный и потенциальный вектор целей управления, скрываемый официальной культурой: наше замечание) принадлежала ко второму типу, что приводит к отсутствию процедуры саморазрешения конфликтов: они либо заканчиваются победой одной из сторон, либо ликвидируются вышестоящей инстанцией. (Интересно будет посмотреть, как в свете высказанных здесь постулатов “рефлексивного управления”, придут к компромиссу Гор и Буш, получившие примерно равные шансы стать президентами Соединённых Штатов, которые Лефевр безусловно считает приверженными к первому типу культуры. Что-то в сложившейся ситуации не просматривается “процедуры саморазрешения конфликта”, который похоже по всем признакам “либо закончится победой одной из сторон, либо ликвидируется вышестоящей инстанцией — Глобальным Предиктором, — если он конечно не им же и спровоцирован. Но в этом случае “официальная культура” США безусловно, по определению Лефевра, принадлежит к культуре второго типа. И такую дурь обсуждают на Международном симпозиуме.) Этот факт представляется мне исключительно важным, поскольку он позволял предсказать характер трудностей, с которыми должно было столкнуться советское общество при попытках перехода к рыночной экономике и резкой демократизации.