Новая опричнина, или Модернизация по-русски - Фурсов Андрей Ильич (книги онлайн полные .txt) 📗
Если мы хотим понять свой социум, его место в мире, нам нужна наука, методологически и понятийно адекватная нашему социуму, а не вталкивающая его в прокрустово ложе западных схем. Аналогичным образом нужны «свои» обществоведения, а точнее – социальные системологии для каждой крупной исторической системы. Последних не так много – шесть-семь, в зависимости от угла зрения. Для каждой системы должен быть свой понятийный аппарат, свой набор дисциплин, свой язык. Так, например, социология и политическая наука могут быть лишь элементами науки о буржуазном обществе (буржуазоведение, буржуалогия), которая, в свою очередь, не может быть ничем иным, как элементом оксидентализма – науки о Западе. Показательно, что Запад создал ориентализм – науку, точнее форму власти-знания о Востоке, но не создал таковой о самом себе; наша задача создать такую науку, основой которой будет холодный и спокойный – sine iro e studio – критический анализ западного социума, его успехов, неудач, уязвимых мест и начинающейся трансформации в постзападное (и уже постхристианское, со сломанным «библейским проектом») общество.
Кто-то скажет: слишком много научных языков, где же универсализм? Отвечаю. Во-первых, кто сказал, что нынешний (просвещенческий) «универсализм» реален, не является симулякром? Полагаю: то, что уже два столетия выдается за универсализм, по сути является англосаксонским уникализмом, возведенным по принципу «нового платья короля» в ранг универсализма и навязываемым в качестве такового всем остальным. Универсализм не может быть монологом-диктатом, meum и verum одной цивилизации.
Он может быть только диалогом; реальный – диалогический – универсализм еще только предстоит создать.
Во-вторых, кто сказал, что все многоцветие исторической цивилизационной реальности можно выразить на одном языке? «Мир слишком богат, чтобы быть выраженным на одном-единственном языке, – писал нобелевский лауреат Илья Пригожин. – Мы должны использовать ряд описаний, несводимых друг к другу (подч. мной. – А. Ф.), хотя и связанных между собой тем, что технически именуется трансформациями».
Именно работами над такими трансформациями на основе предварительного создания «системного языка» – понятийного аппарата и дисциплины, сконструированных для анализа данной системы, – можно превратить гуманитарную технологию «обществоведение» в реальную науку о (том или ином) обществе.
Итак, нам нужны принципиально новые науки о России, Западе и других социальных системах и научная дисциплина-«трансформатор», «универсализующая» – насколько это возможно – эти науки. Необходимо создать реальную социальную науку и использовать ее в качестве оружия в борьбе с чужими гуманитарными технологиями. В ближайшие десятилетия такое оружие нам понадобится, поскольку, на мой взгляд, именно гуманитарные технологии станут главными в психоисторических войнах XXI века за посткапиталистическое будущее.
III
Сегодня заканчивается не только эпоха Просвещения. Разгорается глобальный смутокризис – «кризис-матрешка»: вместе с эпохой Просвещения уходят Модерн, капитализм, Библейский проект, который был средством управления большими массами в течение двух тысяч лет. Похоже, сжимается Lebensraum белой расы. Демографически Запад вырастил на своей периферии такую массу населения, которую в свое время Рим вырастил на своей – со всеми вытекающими последствиями. Я уже не говорю о «периферийном анклаве» на самом Западе. Уже сейчас исследователи предсказывают новый тур религиозных, но на этот раз не протестантско-католических, а мусульманско-христианских войн в самой Европе.
Далее. Заканчивается эпоха, которая началась неолитической революцией и символом которой являются (по крайней мере, для меня) Пирамиды и особенно Сфинкс.
С 1970-х годов мы постепенно, но с ускорением, словно по принципу festina lente вползаем в кризис, которому аналогов в истории не было. XXI век – век великого перелома, «вывихнутый» век. Шанс пройти это узкое горлышко имеет только тот, кто выкует новое знание – двуручный меч социальной науки и гуманитарной технологии и научится виртуозно владеть им, что, в свою очередь, требует создания принципиально нового организационного оружия – новых структур рационального знания, принципиально новых исследовательских и образовательных институтов.
Россия и мировой кризис: прогнозы и сценарии
В конце августа 2009 года в Институте динамического консерватизма прошел круглый стол «Будущее Российской Федерации в условиях мирового кризиса: прогнозы и сценарии».
Обмен мнениями получился крайне откровенным и нетривиальным. Дискуссия шла вокруг двух вопросов: во-первых, что мы наблюдаем сейчас – «дно» глобального кризиса или всего лишь затишье перед новым ударом бури? Во-вторых, что может произойти в Российской Федерации в ближайшее будущее?
Увы, пока события идут по сценарию «Горбачев-2»…
Как заявил глава ИДК Виталий Аверьянов, практически все приглашенные эксперты не чужды прогностике.
– Для нас важно, что в такой непростой исторической ситуации, в которой находятся и весь мир, и наша страна, мы можем сложить наши интеллектуальные усилия и попробовать нарисовать объемную картину будущего. Многие из либеральных экономистов любят приводить цитату (правда, не ссылаясь на ее автора): «Научный прогноз отличается от гадания на кофейной гуще тем, что последнее иногда сбывается». Это сказал основоположник советского экономического прогнозирования академик Александр Анчишкин.
Это так – если «продавливается» лишь один вариант будущего, продавливается и утверждается какой-то один сценарий. Но совершено не так, если рассматриваются некоторые «поля возможностей», когда мы получаем некую сетку из нескольких смоделированных вариантов будущего, куда улавливаем реальность и откуда она не может выскользнуть. Тогда мы обретаем возможность воздействовать на будущее.
Поэтому считаю, что прогнозирование далеко от кликушества, хотя оно связано с архетипами пророчества. Люди, которые разбираются в религиозных традициях, знают, что пророки – это не те, кто просто знал будущее, угадывал что-то или кому что-то ниспосылалось. Нет, то были люди, которые очень интенсивно и долго думали в одном направлении и за это им приходило озарение. То есть в этом смысле, пророки близки к прогнозистам в научном смысле слова, это близкие парадигмы.
Итак, тема у нас двусоставная. С одной стороны – нас интересует ход самого кризиса. Как он будет развиваться? А с другой стороны – каковы последствия кризиса? Очевидно, что последствия – тема более широкая, не только экономическая, но и политическая, и социальная, и культурная. Поэтому все свободны говорить, так как считаете нужным, те аспекты затрагивать, которые считаете важными. Если разговор зайдет об экономике, то хотелось бы, чтобы вы акцентировали внимание на ряде вопросов. Например, имеет ли смысл в ходе самого кризиса инвестировать в инновации, можно ли открывать новые производства и нужно ли государству внедрять новые технологии? Или же, как считают некоторые, надо подождать, пока кризис стихнет, потом уже заниматься строительством нового. А для тех, кто будет говорить о политике, просьба: попробуйте ответить на вопрос – какие институты нашего общества могли бы стать ведущими в плане построения модели выхода из кризиса и дальнейшего развития? Это только лишь государственная машина или это научно-экспертное сообщество в значительной степени? Или это, может быть, церковь? Может быть, это политические партии, может быть, это бизнес? А может быть, это какие-то институты, которые вообще еще не созданы, которые еще придется создать, для того, чтобы решить эту задачу? Вот такой круг вопросов нам представляется важным. Каждый волен интерпретировать и комбинировать проблематику по-своему…
У нас – два кризиса
По мнению писателя и футуролога Максима Калашникова, нынешние словеса о «конце мирового кризиса» – всего лишь сеансы психотерапии, шаманские заклинания. То, что мы наблюдаем сегодня, – не пресловутое «дно» падения, а только плато, «площадка» с небольшим подъемом, на краю коей – новый обрыв. Кризис не кончился, потому что мы имеем дело не с экономическим кризисом, а кризисом перехода – от умирающего капитализма к чему-то новому. А это – очень больно и достаточно долго. Кризис наверняка продолжится.
