С человеком на борту - Галлай Марк Лазаревич (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗
Да, ИСЗ стал символом!
А символ должен соответствующим образом смотреться, должен быть эстетичным. Требования к его внешнему виду далеко не исчерпываются соображениями технического характера (хотя, без сомнения, Королев, принимая решение, учитывал также и их)… Невозможно сейчас утверждать, что СП все это с самого начала представлял себе во вполне законченном, логически обоснованном виде, но что он это ощущал интуитивно — нет сомнений! Отсюда и это его на первый взгляд несколько туманное, но, как оказалось впоследствии, глубоко мудрое: «Потому что не круглый…»
…Интересно сочетался в этом человеке размах творческого мышления — на многие годы вперёд и миллионы километров вдаль — с умением вникнуть в любую техническую частность; более того, я бы сказал, со вкусом к таким инженерным и инженерно-организационным мелочам, от которых в сумме зависит, наверное, не меньше, чем от так называемых великих озарений.
Однажды я оказался случайным свидетелем того, как он ворчал по поводу отсутствия в номенклатуре изделий, выпускаемых у нас серийно, какого-то клапана нужных габаритов и веса.
— Не все ли вам, Сергей Павлович, равно: выпускается эта штука серийно или нет, — удивился один из присутствовавших. — Дайте заказ, и уж по вашей-то просьбе, для космоса, будьте спокойны, любой завод сделает. Как говорится, за честь почтёт.
— Сделает, сделает, — хмуро ответил Королев. — Сделает штучно. Уникальную вещь. А мне уникальности не нужны. Нам надо такой клапан поставить, чтобы тысячи таких же где-то уже давно работали: в авиации или, ещё лучше, на автомобилях… Апробированные, доведённые. Тогда он будет надёжный.
Когда несколько лет спустя обстоятельства заставили меня вплотную соприкоснуться с проблемами надёжности, я вспомнил слова Королева. Зависимость надёжности от стандартизации, от масштаба производства он ощущал, как мы видим, очень точно. И значение этому придавал первостепенное.
В другой раз инженерный здравый смысл, присущий Главному конструктору, проявился в плане не чисто техническом, а, я сказал бы, скорее технико-дипломатическом.
Шло совещание технического руководства пуском очередного космического корабля. Кто-то из присутствовавших поднял вопрос о том, что, мол, напрасно исключена из комплекта оборудования корабля установка, выдававшая при спуске оперативную информацию об исправном срабатывании некоторых действующих на посадке систем. Излишне говорить, какой вздох облегчения на пункте руководства полётом вызывали сообщения, источником которых была эта установка.
И вот такое симпатичное устройство было снято с борта корабля. Почему? Я думаю, объяснять это нет необходимости: вес, вес и ещё раз вес! Снова он!..
О том, что в заданный вес надо укладываться, никаких дискуссий, конечно, быть не могло: тут все определялось располагаемыми энергетическими ресурсами ракеты-носителя, выше которых, как говорится, не прыгнешь. Споры — и весьма горячие — разгорались каждый раз о другом: что именно снимать. Каждый готов был галантно уступить место в перечне остающегося за бортом оборудования произведению соседа. Против снятия сигнальной аппаратуры, как и следовало ожидать, железно восстали прежде всего её конструкторы.
— Помните, — говорили они, — как мы все в прошлый раз психовали, когда время вышло, а сообщение, что наши сигналы прослушиваются, почему-то задержалось? Что ж, вы хотите, чтобы теперь на каждом пуске так дрожать?
Ничто, казалось бы, не заставляло Королева тут же, на месте, решать возникший спор. Он прекрасно мог поручить это одному из своих заместителей и быть уверенным, что будет принято разумное решение и что предельный суммарный вес корабля не окажется превышен.
Но Королев усмотрел в обрисовавшейся постановке вопроса некий принципиальный момент и решил самолично довести дело до конца.
— Нет уж, извините, нам важнее максимальная гарантия благополучного спуска, чем подтверждение этого благополучия на четверть часа раньше или позже.
Часть присутствовавших, представлявших так называемые внешние организации, не сдавалась:
— Сергей Павлович, нельзя эту штуку выбрасывать! Такого же мнения придерживается… — и тут было названо имя руководителя достаточно высокого, даже по масштабам Королева, ранга.
Но оперировать таким доводом можно было, лишь плохо зная собеседника. Ссылка на имена только подлила масла в огонь.
— Что значит — придерживается! — повысил голос Королев. — Вы же сами ему это мнение подсунули: доложили безответственно, сформировали его точку зрения, а сейчас ею же и прикрываетесь.
И после небольшой паузы добавил безжалостно:
— Теперь сами и передокладывайте. А не желаете, так я ему позвоню, объясню, какие у него помощнички. Хотите?..
Нет, этого они не хотели — и вопрос был решён.
…Порой, наблюдая, как Королев вдруг неожиданно цеплялся к какой-нибудь мелочи и устраивал вокруг неё целую сцену, я не мог отделаться от мысли: каприз, в чистом виде каприз!
Перед одним из пусков кто-то из работников космодрома заметил на заседании Госкомиссии, что, мол, в прошлый раз на стартовой площадке были лишние люди и что сейчас надо бы почистить списки стартового расписания на предмет удаления всех, без кого там можно — а значит, нужно — обойтись.
Я уже рассказывал о существовавшем на площадке строгом порядке контроля за каждым человеком, который должен был, согласно стартовому расписанию, находиться там в последние предстартовые часы. Просочиться сквозь эту достаточно жёсткую систему было практически невозможно.
И, в сущности, трудно было усмотреть какой-то криминал в предложении лишний раз прочесать стартовое расписание. Но тем не менее Королев неожиданно для меня категорически заявил, что ни единого лишнего человека на старте никогда не было, нет и не будет, решительно отказался согласовывать с кем-либо списки стартового расписания, кого-то попутно обругал, кому-то из авторов злополучного предложения припомнил его стародавние, казалось бы, давно забытые прегрешения. Словом, забушевал… Поднявшие вопрос уж и сами не рады были, что выпустили этого если не злого, то, во всяком случае, весьма буйного джинна из бутылки.
— Чего он так взъелся? — тихо спросил я одного из старожилов космодрома. — Дело-то ерундовое, да и вреда от этого так или иначе не получится.
— Ты не понимаешь, — ответил мой просвещённый сосед. — Расписание-то кто утверждает? Сам СП. Ни в жисть он не скажет, что подписал что-то, чего не надо.
— Так мелочь же.
— Тем более!
Излишне говорить, что стартовое расписание осталось в неприкосновенности. И, между прочим, лишних людей на стартовой площадке в день пуска я, как ни старался (а я старался), обнаружить не сумел. Главный оказался прав и по существу дела.
Вообще не раз то, что в поведении Королева на первый взгляд могло показаться капризом, проявлением мелочной обидчивости или ведомственной ревности, в действительности имело под собой реальную, вполне деловую базу. Однажды Королев, инструктируя руководителей групп поиска и эвакуации космонавтов с места посадки, очень энергично, даже с некоторой угрозой в голосе подчеркнул, что эти группы должны докладывать об обнаружении космонавта, его состоянии и вообще обо всем, что касается выполнения их задачи, прежде всего сюда — в оперативную группу руководства полётом на космодроме. После этого — на здоровье — дублируйте доклад сколько угодно и кому угодно, но первая передача — сюда и только сюда!
Кое-кто из слышавших этот, как принято называть подобные внушения, профилактический втык, иронически переглянулись, усмотрев в нем прежде всего реакцию на события, случившиеся после завершения одного из предыдущих космических полётов. Оперативная группа на космодроме узнала тогда все подробности посадки и получила подтверждение хорошего состояния космонавта… из Москвы. Правда, буквально через минуту поступили и непосредственные сообщения поисковых групп, но докладывать об этом далее было уже некому: в Москве все всё знали.
Причина такой перемены мест слагаемых (в результате которой, вопреки правилам арифметики, сумма несколько изменилась) заключалась в том, что в состав поисковых групп входили специалисты из разных ведомств. Едва ли не каждый из них получил от своего постоянного начальства, обуреваемого трепетной жаждой «доложить первым», соответствующие инструкции: «Прежде всего — мне! А потом уж техническому руководству… или как там оно…» Когда же инструкции постоянного начальства, которое, как говорится, зарплату платит, сталкиваются с инструкциями начальства сугубо временного, судьба последних, как легко догадаться, всегда незавидна.
