Балтийская трагедия: Агония - Бунич Игорь Львович (читать полную версию книги txt, fb2) 📗
«Как интересно,— подумал Пергамент,— у острова Найссаар стоит транспорт «Найссаар».
16:45
Капитан Калью имел приказ принять на борт своего парохода «Найссаар» гарнизон острова с одноименным названием. Сначала из-за путаницы в приказах к острову подошел транспорт «Тобол», но его вскоре куда-то отозвали и соответствующий приказ был отдан «Найссаару». Видимо в штабе КБФ у кого-то было сильно развито чувство символики.
Пароход «Найссаар» грузоподъемностью 1892 БрТ был построен в Англии в 1911 году и назван «Форт Кастл». Под английским флагом судно участвовало в Первой мировой войне, обеспечивая действия британского флота в Дарданелльской операции и Адриатическом море. В 1933 году пароход был куплен Эстонией и получил свое нынешнее название.
Национализированный Советским Союзом после аннексии Эстонии, «Найссаар» с началом войны был мобилизован, перекрашен и получил бортовой номер 584 (ВТ-584).
Пароход совершил несколько рейсов из Таллинна в Ленинград, вывозя из Прибалтики запасы продовольствия, доставлял пополнение на Ханко и острова архипелага, избегая, как и в прошлую войну, мин и торпед с подводных лодок и катеров противника.
Стоя у причала, капитан Калью терпеливо ждал. Часть гарнизона острова грузилась на борт, часть — ещё вела бой. Оглушительно гремели орудия береговых батарей. С ними сливался рокот взрывов от подрываемых на острове зданий, построек и складов. С разных сторон острова в свинцовое небо поднимались клубы дыма.
С мостика «Найссаара» был хорошо виден маневрировавший неподалеку крейсер «Киров», чьи орудия каждые двадцать секунд гремели залпами, посылая снаряд за снарядом в сторону агонизирующего города.
17:05
Главстаршина Глеб Веретенников, обеспечив со своей бригадой песни и пляски погрузку театрального имущества на ледокол «Суур-Тылл», пытался добраться до Минной гавани на «пикапе», полученном от Александра Пергамента.
Но машину вскоре пришлось бросить. Дороги были забиты колоннами войск, автомашинами, повозками и даже тракторами. Веретенников со своей группой решил дальше пробираться пешком, что тоже было в такой толчее совсем нелегко. В гавани же артисты никак не могли отыскать «Виронию», а когда нашли, то ужаснулись от количества людей, набившихся на пароход. Все помещения уже были забиты битком. Люди, чуть ли не впритык друг к другу стояли и сидели на верхней палубе, на надстройке и даже в спасательных шлюпках.
Кое-как нашли место на верхней палубе. Хлестал холодный дождь, штормовой северо-восточный ветер приносил на пароход дым и гарь пожарищ.
Неожиданно громкоговоритель корабельной трансляции проревел металлическим голосом: «Главстаршине Веретенникову подняться на мостик! Повторяю: главстаршине Веретенникову подняться на мостик!»
Не поверив сначала своим ушам, но потом поняв, что речь идет именно о нём, главстаршина поднялся на мостик, где его встретил командир «Виронии» капитан 3-го ранга Ростик.
— Выделите из своей бригады трёх краснофлотцев, — приказал Ростик, — для выполнения особого задания в распоряжение батальонного комиссара Бусыгина. Он ждет людей у главной конторы порта.
Батальонный комиссар Бусыгин «курировал» от Политуправления КБФ всю культурно-просветительную деятельность на флоте: театры, ансамбли и, конечно, печать.
Взяв двоих певцов из своей бригады, Веретенников побежал к конторе порта. Здание горело, но у его входа стоял батальонный комиссар Бусыгин. Главстаршина доложил о прибытии и услышал в ответ:
— Давай-ка назад, Веретенников. И пришли шофёра! Позарез нужен!
Веретенников побежал обратно на «Виронию». Шофёр Михаил Ткачёв страшно обрадовался. Он почему-то решил, что батальонный комиссар Бусыгин будет прорываться из Таллинна на автомашине. А это значит, что не придется идти морем: Ткачёв очень сильно укачивался.
Промокшие и продрогшие артисты ансамбля устроились под вентиляционным раструбом у дымовой трубы, посадив в середину балерин: Машу Григорьеву и Таню Дандрэ.
С высоты надстройки открылся вид оставляемого Таллинна. Дым пожаров поднимался к Вышгороду, к небу, стлался над городом. По рейду сновали эсминцы, на ходу стреляя из орудий по берегу. Глухо бухал главный калибр крейсера «Киров». На рейде тут и там поднимались белые султаны разрывов.
17:10
Уставший, перепачканный грязью и кирпичной трухой военный корреспондент Михайловский возвращался на «Виронию» вместе с корреспондентом «Комсомольской правды» Тарасенковым и поэтом Инге. Попав под огонь партизанского пулемёта у здания типографии газеты «Красный Балтийский флот», писатели во главе с Всеволодом Вишневским какими-то дворами перебрались на соседнюю улицу, потом на какую-то другую, где попали в руки блокпоста НКВД, развернутого у импровизированной баррикады.
Журналисты надеялись, что присутствие среди них столь известной личности как Всеволод Вишневский, избавит их от всех проверок и подозрений, естественных в городе, находящемся на осадном положении. Однако старшему поста — приземистому человеку с раскосыми азиатскими глазами и тремя кубиками на синих петлицах НКВД — фамилия Вишневского не говорила ровным счетом ничего. А уж остальных — тем более.
Он потребовал у задержанных и документы, и предписания и долго изучал их, натужно шевеля губами. Как выяснилось, командир поста оказался казахом и по-русски читал с трудом. Михайловский нервничал. Недалеко от блокпоста лежали три трупа в форме красноармейцев. Возможно, они погибли от случайного снаряда, а возможно потому, что командир поста имел очень широкие полномочия. Вишневский, столкнувшись с подобным обращением, сразу сник и приуныл.
Наконец, командир поста прочёл всё, что ему предъявили, приложил руку к будёновке и сказал: «Проходите!»
В Минной гавани царил ещё больший хаос и суматоха, чем несколько часов назад. Видимо, штаб КБФ имел только приблизительное представление о количестве войск, державших столь продолжительное время оборону города. Войска прибывали и прибывали. И конца им не было видно. Помимо солдат и матросов по гавани метались какие-то группы гражданских лиц, женщины с детьми на руках, громко кричащие в поисках кого-то. Груды каких-то узлов и чемоданов. На всех лицах испуг и отчаяние. Ужас внушают и тёмно-серые громады транспортов. Многие военные и гражданские, видимо, вообще никогда не были на кораблях, а если и надеялись познакомиться с морем в своем первом плавании, то уж, конечно, не при подобных обстоятельствах. Горящие здания, взрывы падающих близко снарядов, гром канонады, крики тысяч людей — всё это создавало атмосферу какой-то ещё небывалой катастрофы...
Всеволод Вишневский, удручённый тем, что казах из НКВД ничего о нём не слышал, отправился искать катер, который бы доставил его на лидер «Ленинград». Михайловский с остальными стал пробираться через толпу к «Виронии».
Неожиданно, к своему большому удивлению, он столкнулся на причале с председателем Совнаркома Эстонии Иоганнесом Лауристином. Глава правительства Эстонской ССР был одет в синий плащ и лыжную шапочку с длинным козырьком. За плечами у него был набитый вещами рюкзак. Он и сопровождающие его несколько человек — не то телохранителей, не то работников его аппарата — выглядели несколько растерянными. Михайловский знал Лауристина, а потому остановился и стал выяснять что случилось.
— Мне рекомендовали в штабе флота ,— сказал Лауристин, — идти на ледоколе «Суур-Тылл». Мы пришли как нам было сказано, но ледокол уже ушёл.
В голосе главы эстонского правительства звучала обида и досада.
— А почему вы не хотите пойти на «Кирове»? — спросил Михайловский.
Он сам пытался получить место на «Кирове», но ничего из этого не вышло. Но одно дело корреспондент, пусть даже известный, другое дело — глава правительства, пусть даже марионеточного.
Лауристин замялся, но выражение его лица показывало, что как раз на «Кирове» он идти не хочет. Не хотел он и искать катер, который бы мог его доставить на «Суур-Тылл».
